Поделиться
Конечно же, в ту пору мы и знать не знали, что КВНом этот телевизор был назван по первым буквам фамилий его разработчиков - Кенигсон, Варшавский, Николаевский. А одноименная популярная программа появилась много лет позднее.
С Алешиными мы жили на одной лестничной площадке, в старом кирпичном доме, построенном пленными немцами. Последнее обстоятельство, впрочем, не играло никакой роли в том, что последовало за появлением первого телевизора в этом доме. А последовало вот что. Уже на второй день маленькая гостиная в двухкомнатной квартире Алешиных превратилась в кинозал. Перед этим новым чудом - ящиком с мутным маленьким экранчиком поставили три ряда стульев, принесенных соседями, появились и расселись сами соседи, усадившие своих детей (то есть нас) на коленях. Тетя Лида - мама Кольки - включила телевизор, он долго нагревался и, наконец, экран засветился серо-голубым светом, что-то там на нем возникло, заговорило женским голосом, дернулось вправо, влево, покосилось и пропало. Взрослые остались сидеть, ожидая возвращения этого "нечто", а мы сорвались с их колен и отправились во двор гонять кирзовый мяч. КВН не произвел на нас никакого впечатления. Было нам в ту пору по пять лет и, как показала жизнь, до телевизора мы недоросли. От того первого телесеанса у меня лично осталось предчувствие чего-то необыкновенного, что должно возникнуть в этом светящемся окошке.
Честно говоря, с этим предчувствием я продолжал существовать некоторое время спустя, когда до телевизора дорос. И, надобно вам сказать, в ту пору предчувствие чаще всего не обманывало меня. Наш клавишный "Рубин", стоявший на столике в углу гостиной, был пятым, самым маленьким окошком родительской квартиры. Но в отличие от первых четырех смотреть в него было интересно. Конечно, у нас был всего один канал, но зато по этому каналу в нашу квартиру приходил Ираклий Андроников со своими блистательными литературными рассказами, каждую субботу зажигался "Голубой огонек" с популярными артистами, любимую мной "Кинопанораму" вел не кто-нибудь, а сам Алексей Каплер, а Юлий Гусман в ту пору искрился на этом канале в качестве капитана бакинской команды КВН. Ну, и конечно, незабываемые репортажи Юрия Фокина о космических стартах...
Когда за четырьмя окнами нашей квартиры темнело, родители и я с младшим братишкой подсаживались к пятому светящемуся окошку. Первым отправляли спать младшего брата, потом уходили в свою спальню родители, а я оставался один на один с этим удивительным миром в светящемся окошке среди полной темноты. Там, в этом окошке был очень далекий от нашего города радостный, волшебный свет грёз, праздника, недосягаемо красивой жизни. Далеко за полночь (у нас с Москвой была разница в два часа) я нехотя выключал телевизор и глядел в окно: в нашем заснеженном дворе окна соседних домов мерцали тихим призрачным светом - все в моем городе сидели перед телевизорами.
Сегодня, много лет спустя, я понимаю, что этому светящемуся в полной темноте ящику в наших домах с одним каналом передач удалось взрастить в нас единый, общий контекст, позволявший понимать друг друга с полуслова, с полужеста. Оттого, возможно, наш юмор той поры был непонятен и непереводим для приезжих: иностранцы были вне нашего общего контекста. Зато когда начальник после совещания говорил: "А вас, Сидоров, я попрошу остаться!", Сидоров, вместо того чтобы трепетать, расплывался в улыбке. Общий контекст! И наоборот: в 1964-м году я, преданный телеэкрану комсомолец, ни сном, ни духом не ведал о том, что поэт Иосиф Бродский осужден на ссылку за "тунеядство", что он уже тогда знал о нашей жизни то, что я узнаю только через двадцать лет. Все, что касалось Бродского (да разве только Бродского!) было вне общего контекста, воспитанного телевизором.
Теперь этого общего контекста нет. Все мы думаем по-разному, и телеканалов у нас сотни, и программ тысячи, и телевидение давно уже цветное, и спутниковые тарелки повсюду, и сигнал цифровой, и помех нет в помине, дистанционные пульты управления у каждого в руках, да и сами плоские ЖКХ-панели не чета бывшим черно-белым ящикам. Только вот почему-то смотреть в окно на улицу или во двор мне теперь интереснее, чем на экран телевизора.