Поделиться
Своими именами
От райцентра Черняховска до Калужского - около 30 километров. По калининградским меркам - не ближний свет.
За окном мелькали деревни, золотая осень сглаживала изъяны старых строений. Пасторальный вид им придавали стена леса на горизонте, приусадебные яблоневые сады, поля, местами зеленеющие всходами озимых, местами чернеющие свежей вспашкой, но большей частью заросшие бурьяном.
Вот пошли описанные Викарий селенья: "Привольное, успешно переименованное посредством стирания части букв на вывеске в Прикольное", Низменое (с одной "н"), "особенно раздражавшее местную учительницу", которая "писала жалобы в администрацию, требуя переименовать поселок", мотивируя это тем, что здесь "могли жить только люди с низменными чувствами".
Именно за эту конкретику - подлинные названия как мест, так и имен, прозвищ, профессий их обитателей - на создательницу деревенской саги ополчились ее герои.
- А я думала, что вы журналисты, поэтому хотела закрыть магазин, - призналась нам продавец сельмага, пенсионного возраста женщина, когда мы попросили у нее бутылку воды и шоколад. - Столько их тут наехало, когда Викарий понаписала про нас всяких небылиц. Фотографировали пьяниц, а хороших хозяев проигнорировали.
Потом, подобрев, все же согласилась поговорить. Галина десять лет назад переехала сюда с дочками и мужем из Казахстана. Свой выбор они остановили на Калужском, потому что здесь было чище, чем во многих других окрестных поселках.
Как ни странно, те же аргументы приводит и Светлана Викарий. Все, что видела главная героиня ее автобиографичной повести, "приводило в ужас - убогие поселки, с единственным магазином, с запущенными домами, покосившимися, готовыми обрушиться на голову нищего хозяина сараями, прогнившие штакетники, унылые огороды". На этом фоне "Калужское показалось ей вполне приемлемым".
Правда, сейчас мусор, по словам Галины, не вывозится месяцами, вонища, поселок зарос грязью, потому что не было хорошего руководителя. Недавно выбрали нового главу, может, он наведет порядок.
"Викарий всех оклеветала"
Встретившаяся у магазина Надя, худенькая, стройная, похожая на девочку, как оказалось, мать троих детей, поведала свою историю. Семья продала квартиру в Черняховске и, добавив материнский капитал, купила в Калужском дом с землей. Только успели обустроиться, перевезти мебель, как случился пожар.
- Сейчас восстанавливаемся. Люди здесь добрые, а Викарий всех оклеветала. Я только первую страницу ее повести прочитала, противно стало, дальше не стала, - заключила Надежда. При этом она старалась держаться от нас подальше, но запах спиртного все равно чувствовался.
В поселке около 100 дворов. Люди живут по-разному. Рядом с добротными особняками с коваными заборами и стрижеными лужайками, в которых обитают, как правило, переселенцы, соседствуют жилища старожилов - изношенные еще немецкой поры постройки и финские щитовые домики, обложенные кирпичом. У одного такого, где парень чинил проводку, мы остановились. Как выяснилось, Евгений с женой и пятилетней дочкой два месяца назад перебрался из Калининграда.
- Я родом из Черняховска. В Калининграде девять лет прожили на съемной квартире, надоело без своего угла, вот и купили недорого половину дома с землей, дочку в детсад определяем, - говорит Евгений, инженер по образованию. - В доме евроремонт, а снаружи еще много работы, как и на участке. Но мне только 27 лет, так что буду строить новую жизнь.
Со школой нехорошо вышло
Прямо напротив дома Евгения - заброшенное здание бывшей школы, облюбованное детворой для игр. Стайка мальчишек и девчонок с азартом носилась по развалинам, хлипкие стены которых того и гляди рухнут…
- Со школой нехорошо вышло. Когда ее закрыли, на баланс нам не передали, вот и раскурочили, - пояснила экономист Калужской сельской администрации Валентина Буданова.
В сельсовете, где, кроме нее, находились еще три сотрудницы, нас встретили настороженно.
- Алкоголиков и тунеядцев полно во всех деревнях, да и в городах их хватает, почему именно нас выставили на всеобщее обозрение? - возмущаются женщины. Обижаются они и на комплименты вроде "Галя в шляпочке", у которой глаз на мужчин все еще горит, "Шурочка - красивые ножки, красавица-вдова бальзаковского возраста". Но больше других раздосадована фельдшер Таня, которая, как следует из повести, "из-за излишнего веса постепенно превращается в маленький дирижабль".
- Что тут обидного, - недоумевает Викарий, - я сама превращаюсь в дирижабль. И писала я "деревню" не одними черными красками. В целом же, не скрою, получилось жестковато. Но такова реальная жизнь.
Что-то в поведении своих персонажей она смоделировала. И в одном случае, как говорит Светлана, "увидела смертельный исход". Как придумалось - так и написала.
"Наложившая на себя руки" Любаня, у который материнский капитал забрал зять, предъявила "писаке" претензию: "Зачем ты меня похоронила?"
- Зачем она ее похоронила? - вопрошал, перемежая речь матом, подвыпивший Саша, который представился бетонщиком с Балтийской АЭС.
Прощание с мечтой
В сельсовете считают, что все проблемы идут от безработицы. Вот пришел бы сюда "олигарх", возродил бы аграрное производство... Пока в поселке один фермер, он же работодатель. Бывшие колхозники, привыкшие работать в "команде", не то что не помышляют о собственном бизнесе, далеко не все держат на подворье коров, свиней или овец - хлопотно. Занимаются только птицей да огородами, а у некоторых земля "гуляет". Часть селян предпочитает ездить на заработки в город. А кто-то доживает свой век как придется.
А Светлана Викарий после окололитературного скандала распростилась со своей мечтой жить в деревне. Переехала в райцентр. И выставила на продажу дом в Калужском, который целый год обустраивала, чтобы жить здесь с шестнадцатилетним сыном Сашей и взятым из детдома под опеку десятилетним Димой с целым букетом болезней.
"Фельдшерица не употребляла медицинский спирт, и даже не продавала его односельчанам - это было ниже ее достоинства. Она была на своем месте и работу свою выполняла и с умом, и с душой. Работа, прямо сказать, собачья. Бегай по вызовам к старушонкам беспомощным, смотри на их убогость. А жалко людей. Отчетности много, возить ее надо в Черняховск в ЦРБ, куда был причислен ФАП. Нередко по ночам эти отчеты писала, а утром уколы, процедуры, вызова, справки. Она одна на весь поселок. В последний год стали приезжать медицинские лектора, надо было все бросать и ехать в Черняховск, слушать профессоров медицины. Ей было это интересно, но загруженность росла, как дрожжевая опара. Для отдыха время совсем не находилось. И это называется сельский покой!
Проблема у нее была одна: она тихо страдала от неразделенных когда-то чувств, не сложившейся женской судьбы и излишнего веса, который постепенно превращал ее в маленький дирижабль".
"Понаехали!" Этот тихий ропот раздавался в адрес приехавших переселенцев. С каждым годом их становилось все больше. Одни покупали дома умерших стариков, другие приобретали их по программе переселения. Наследники уезжали в города, дома, почти отжившие свои полвека годности, переходили к другим. И вместе с ними проблемы.
Время требовало перемен. Продвинутым казахстанцам и армянам нужны были ванны и туалеты, горячая вода. Комфорт, к которому они привыкли. А финские домики, когда-то построенные предшествующим поколением шабашников, обложенные кирпичом, а то и не обложенные, никаких удобств не имели. И не предполагали по плану построения. Поэтому коммуникации создавали сами, кто во что горазд. Основательных домов, построенных более 100 лет назад немецкими бюргерами, осталось в поселке немного. За время советской власти они поизносились без ухода и узнавались по красным черепичным крышам и характерному абрису конька на фоне серебристых туч, подгоняемых местными ветрами".
"Школу закрыли, бросили на произвол судьбы. И тут же стали растаскивать, сначала по ночам, потом совсем стыд потеряли - днем приходили семьями, столы, парты, шкафы тащили. Вскрывали полы. Одним нужны были батареи, другим двери. А третьим просто растопочка. В растопку все шло: глобусы, карты, учебники, чучела животных из кабинета биологии. И стояла школа, зияя плачущими черными дырами пустых окон. И только эхо металось по коридорам и бывшим классам. Вскоре школа стала пристанищем для ее же бывших учеников, только в свободное время. Там собирались подростки и подражающая им мелкота. Надо же им где-то собираться. Клуб уже не функционировал, кружки все позакрывались, осталась одна директорша Валентина за всех. Она и могла бы что-то замутить, да сверху приказали экономить электричество, а тепло совсем отключили.
Детей стали возить со всех поселков в базовую, привольнинскую. А в мороз, в метель, шутка ли сказать - пятнадцать, а для кого и двадцать километров. Сам подъем к школе был крут. Дети выходили из автобуса, и он истошно сопя, поднимался наверх. Обратный спуск - настоящие американские горки. В гололед автобус, спускаясь, вполне мог выскочить на трассу. Тормозами удержать его было только каскадеру подвластно".