Поделиться
Сегодня на Волхонке можно увидеть этот карандашный рисунок Жана Кокто, в котором, как ни странно, почти ничего от эскиза. Больше - от конструкции. Образ Дягилева будто сложен из элементов: монокля, остро выписанного глаза, маленьких усиков, бабочки и воротника сорочки, дуги подбородка и нескольких штрихов, наметивших прическу. Казалось бы, проще некуда. Но странным образом этот четкий, как паззл, рисунок создает ощущение зыбкое, почти двойственное. Вроде бы легкая конструкция, возникающая из белизны листа, словно из воздуха, с другой стороны - впечатление монументальности, словно перед нами мраморный бюст. Вроде бы весь Дягилев - сама устойчивость, почти вальяжность, с другой стороны, монокль и свободно повисшая в пространстве листа цепочка вносят тревожную ассиметричность, энергичный сдвиг. Казалось бы, перед нами импрессарио - крупный, мягкий, уютный, и вдруг среди округлостей - острый угол глаза, напряжение взгляда, и монокль это напряжение удваивает, подчеркивает. Понятно, почему этот рисунок тогда, в зимнем Париже, заворожил 27-летнего танцовщика.
Впрочем, пароли "Дягилев", "русские сезоны", "балет" похожи на ключи ко всему собранию Барышникова. Среди почти ста работ, которые впервые приехали в Россию, рисунки репетиций балетов на сцене Михаила Ларионова (плюс его же лист 1910 года - "Аполлинер и Дягилев"), целая серия акварелей Александра Бенуа разных лет - с эскизами костюмов для постановок, эскизы театральных декораций и костюмов Бакста, Добужинского, Судейкина... Есть поразительный портрет Вацлава Нижинского в роли Призрака Розы в балете "Видение Розы", сделанный Валентиной Гросс...
Но эти "пароли" не единственные. Традиции русского балета и Дягилевских сезонов - лишь одна из тем, близких сердцу коллекционера. Другая связана с его работой в Нью-Йорке, куда он переехал из Торонто, где остался во время гастролей труппы Большого театра в 1974-м. В США он танцевал не только в партиях классического репертуара, но его интересовали эксперименты в области современного танца. Собрание хореографа позволяет увидеть связь между новыми балетами начала и конца ХХ столетия.
Среди работ, которые показываются в Отделе личных коллекций, есть поразительный рисунок Триши Браун, одной из знаменитых американских танцовщиц и хореографа, которая разрабатывала методику "контактной импровизации" в танце. Рисунок называется "Ступни танцовщицы". Те самые, невидимые опоры, на которых держится музыка танца, хореографической постановки и блеск премьер... Утомленные и бестелесные, натруженные и прекрасные - их невозможно описать. Рисунок и не "описывает". Он лишь дает линию - точную, прихотливо извивающуюся, оставляющую нетронутое пространство листа, словно покинутую сцену. А рядом - рисунок "Жуки и птицы" Мерса Каннингема, родоначальника "объективного танца", работавшего с Джоном Кейджем и с Уорхолом, Раушенбергом, Джаспером Джонсом...
Наконец, есть еще один сюжет выставки - поэтический, который определен долгой дружбой Михаила Барышникова и Иосифа Бродского. На Волхонке можно увидеть рисунок поэта "В увольнительной". История этого рисунка на выставке не раскрывается. Но может, и для нее придет время, как пришло для показа коллекции в России.