Поделиться
Искусство находится в невероятно сложных соотношениях с реальностью. Но при всем том даже авангард ХХ века, который на первый взгляд разрушил представление о творчестве как об отображении жизни в формах жизни, был движим идеей выразить глубинные смыслы бытия. Тот исторический переворот, который произошел на рубеже ХIХ и ХХ веков и предопределил развитие новейшего искусства, совпадает с великой эпохой новейшей научной мысли. Наука и искусство оказались взаимодополнительными, - и ускользающими от обывательского сознания. Скорость и непредсказуемость цивилизационных изменений повлияла на художественную практику, равно как и художественные открытия предопределили многие научные идеи. Изменение представлений о пространстве и времени, о материи и психофизиологической жизни человека, произошедшие в последние сто лет, взорвали соотношения искусства и реальности. При всем величии Леонардо да Винчи или Ильи Репина они вряд ли могли задуматься о том, что такое бозон Хиггса. И какое искусство может быть созвучно процессу расшифровки генома человека. Не случайно Гегель в своей знаменитой лекции о взаимодействии наук и искусств пришел к выводу об их глубинной связи, которая лишь укрепляется в историческом времени. Наука и искусство всегда работают на опережение привычного восприятия мира, - они разрушают любые нормативы, опирающиеся на предшествующее знание.
Сила науки и искусства выражается и в том, что они - в конечном счете - сами формируют собственную повестку дня, отвергая навязанные извне регламенты. И прежде всего потому, что научное и художественное творчество по сути своей работают в сфере неведомого. Их предназначение состоит в том, чтобы расширять границы наших представлений о мире и человеке, разгадывать не разгаданное, обнаруживать еще нераскрытое. При всем искушении заняться опровержением этой мысли, вспомнив о том, как политические и государственные решения в разные эпохи заставляли науки и искусства развиваться в качестве идеологических или практических инструментов, используемых властями для достижения своих целей, - боюсь, что не преуспею в этом. Проницательность власть предержащих, как раз состояла в том, что они улавливали важнейшие тенденции научной и художественной мысли, - и пытались использовать их в своих целях. Когда власть не угадывала новейших научных тенденций, - как в случае с кибернетикой и генетикой в СССР, - образовывались невосполнимые провалы, в конце концов, оборачивающиеся серьезными национальными проблемами. Сфера искусства всегда казалась куда как менее защищенной от воли власти, чем наука. Собственно, как и вся сфера идеологических отношений государства и гражданина. Но все амбициозные претензии на создание "нового человека", либо освобожденного от химеры совести, либо подчиненного в своей жизнедеятельности "единственно научному учению", - заканчивались историческими катастрофами. У распада СССР было множество причин - гео- и просто политических, экономических, социальных. Но, ни в коей мере не отказываясь от методов социально-исторического анализа, а может быть и благодаря им, вынужден обратить внимание на один из важнейших факторов этой исторической катастрофы, - на усталость человеческого материала. На нежелание продолжать игру по искусственным, лишенным реального понимания жизни правилам. Советские идеологи не учли сопротивляемость человека предлагаемым обстоятельствам. Можно было по-прежнему создавать "правильную" идеологию, "правильные" литературу и искусство, тратить на это огромные деньги, но поскольку они не имели никакого отношения к реальной жизни, вся конструкция была обречена на поражение. По существу сегодняшняя идеологическая ситуация связана вовсе не с "лихими 90-ми". И последнее десятилетие минувшего века, и первые десятилетия века нынешнего в своих духовных проблемах и противоречиях, - это результат поражения советской идеологии, разошедшейся с реальностью жизненных устремлений трехсот миллионов моих соотечественников из исчезнувшей страны.
Можно, конечно, тешить себя иллюзиями, что конструирование современного "патриотического реализма" будет эффективнее сотворения реализма социалистического. Но уверен, что у него та же историческая судьба. И менее славная. Хотя бы потому, что под знаменами советской культуры было немало великих творцов, искренне верящих в великий гуманизм революционных идей. Не говоря уже о том, что нет ни необходимых материальных и репрессивных ресурсов, ни по-настоящему великих захватывающих идей, ни идеологов, сопоставимых с пламенными революционерами начала ХХ века.
Сто с лишним лет назад В. О. Ключевский сделал весьма существенное замечание: "Искусство любят люди, которым не удалась жизнь". Сегодняшнее российское бытие - при всех его сложностях и проблемах - открывает неведомые еще четверть века назад возможности для творческого жизнестроительства, - и тем бросает серьезный вызов искусству. В отличие от советских времен сегодня жить не менее интересно, чем читать. В соревновании искусства и жизни, искусство далеко не всегда оказывается в выигрыше. Обо всем этом не стоит забывать, создавая современную концепцию культуры России, которая не может быть абстрактным идеологическим документом, оторванным от нынешней российской действительности.