Андрей Александрович, в весеннюю сессию Госдума приняла рекордное количество законов - 259, это почти в два раза больше, чем годом раньше - 144. Почему это происходит и как вы к этому относитесь?
Андрей Клишас: Количество принимаемых законов ни коим образом не отражает качество работы парламента в целом. Я считаю, проблема в другом, у нас в стране, к сожалению, абсолютно не развито делегированное законодательство. То, что мы принимаем в виде законов, в большинстве стран давно принимается актами органов исполнительной власти. Если проанализировать огромный массив того, что проходит через наш комитет, львиная доля - до 30 законов в сессию - касается поправок в Кодекс об административных правонарушениях. Мы также продолжаем непрерывно править налоговое законодательство. Практически каждое заседание Совета Федерации вносим поправки в две эти отрасли права. При этом я, как юрист, не могу уловить логику правительства, когда мы правим, например, налоговое законодательство. Все заключения, которые получаем, по отдельности выглядят грамотными и логичными. Но если проанализировать эти же заключения за полгода, складывается ощущение, что мы движемся совершенно в различных направлениях в зависимости от потребностей то ли каких-то государственных корпораций, то ли каких-то людей, то ли каких-то поручений, которые вдруг рождаются по итогам тех или иных совещаний, еще каких-то мероприятий. И в основном этот хаос затрагивает именно налоговое законодательство и административное право. Чтобы не множить количество законов, очень многое из всего этого можно было бы решать: а) вообще на уровне субъектов Федерации, б) делать это актами правительственных ведомств. Я думаю, это то, что нам в ближайшее время предстоит серьезно обсуждать.
Насчет субъектов Федерации я вынужден с вами не согласиться, не может быть законности калужской или пензенской. А вот с тем, что исполнительная власть должна оперативнее решать вопросы нормотворчества, полностью соглашусь. Потому что если перевести в человеко-часы, работу чиновников всех заинтересованных ведомств, следует признать, что экономия доходов бюджета от изменения налогового законодательства уже израсходована на стадии принятия его изменений.
Андрей Клишас: Кроме того, существует еще такое понятие, как девальвация ценности и значимости самого закона. Когда говорят о 259 законах, у людей складывается впечатление, что над ними реально никто не работал, но мы же знаем, что это не так. Над ними тщательно работают и ведомства, и аппарат правительства, и Главное правовое управление администрации президента, и аппараты палат Федерального Cобрания, и комитеты, т.е. огромное количество людей, просто очень часто этот маховик проворачивается вхолостую. Но он должен провернуться, так устроена государственная система. Поэтому еще происходит девальвация законов.
А к закону должно быть уважение, как к процедуре его принятия, так и к исполнению. Но начинается уважение с того, что законы должны приниматься только по действительно значимым вопросам. И, конечно, тем, кто их принимает, следует тщательно соблюдать процедуру. Нужно уважать закон уже тогда, когда мы только начинаем его разрабатывать, тогда можно рассчитывать, что и правоприменитель к нему будет так же относиться, и суды.
В конце сентября на Совете законодателей вы говорили о, цитирую, "проблемах в тексте Конституции, которая использует совершенно разные термины и понятия для обозначения законодательных органов субъектов". Не считаете ли вы в этой связи, что текст основного закона не грех и подправить там, где это очевидно необходимо?
Андрей Клишас: Да, считаю. 20 лет - это очень большой срок. Тем более если мы говорим о последних годах развития России, это целая эпоха. Уже сейчас очевидно, что текст Конституции нужно дорабатывать. То же объединение высших судебных инстанций должно привести к поправке в Конституцию. У нас на федеральном уровне, и уж тем более на уровне субъектов Федерации, серьезно недооценивается представительный характер законодательной власти. Она у нас фактически лишена представительства. Когда поступают предложения об изменении порядка выборов, возвращении к одномандатным округам или, внесенные мной, о снижении обязательного уровня партийного представительства в законодательном собрании субъекта, все воспринимают это как некие политические манипуляции. На самом деле это абсолютно нормальный процесс работы над тем, чтобы законодательная власть носила представительный характер. Ведь у нас избранные депутаты муниципалитетов, законодательных собраний субъектов зачастую не представляют реальные интересы населения. Потому что избирательная система направлена только на то, чтобы заполнить определенное количество депутатских мест. Изменения избирательных правил, на мой взгляд, абсолютно естественны, потому что меняется политическая ситуация. И наша задача - обеспечить представитель-ный характер законодательной власти.
Вы говорите абсолютно разумные вещи, я бы сказал, прогрессивные, а законы принимаются несколько другие. Что происходит, кто хозяин в доме?
Андрей Клишас: Давайте обсуждать конкретные законы. Что принимается не так в последнее время? Какие законы воспринимаются в обществе как плохие?
Например, закон об НКО, против которого у меня нет принципиальных возражений. Но только маленькая просьба: определите, пожалуйста, дефиницию "политическая деятельность". А так - все крутится вокруг политической деятельности, а дефиниция таковой отсутствует. Как можно принимать закон, который регулирует что-то в области, которая юридически не определена?
Андрей Клишас: Можно. Потому что очень многие понятия определить невозможно. Я такой пример приведу. Много было споров вокруг законов, которые устанавливают правила поведения, связанные с отправлением религиозных культов. Например, в английском праве есть понятие "непристойное поведение", оно нигде не определяется, но все понимают, что это такое, и под это подпадает очень многое. Но я согласен, надо определить, что такое "политическая деятельность", раз возникла проблема.
Тогда почему при принятии закона вы не внесли это? Почему не работаете на опережение?
Андрей Клишас: Потому что многие дефиниции, когда мы их пытаемся сформулировать абстрактно, получаются очень выхолощенными. Например, правозащитная деятельность по определению не является политической. Но если оценить функционирование многих правозащитных организаций в нашей стране, по сути своей их деятельность, конечно, является политической. В зависимости от цели любые фонды и даже экологические организации могут заниматься политической деятельностью, и именно в этом проблема.
Тогда пускай суд устанавливает, есть политическая деятельность или нет.
Андрей Клишас: Это и лежит в основе нашей позиции. Я бы предпочел, чтобы в результате правоприменения, в частности судебной практики, вырабатывались определенные подходы. В идеале эти подходы должны быть закреплены в постановлениях пленума Верховного суда, а если кто-то это обжалует - в позиции Конституционного суда по тем или иным вопросам. Если этого недостаточно, можно вводить такую общую дефиницию. Но даже введя ее, эту проблему до конца не решить, потому что все равно нужен будет весь массив правоприменения, для того чтобы определить границы этого понятия.
Вы выступаете против ужесточения ответственности за нарушения в сфере избирательного законодательства. Почему? Вы не хотите, чтобы люди беспрепятственно выбирали своих представителей в органах власти?
Андрей Клишас: Я хочу, чтобы люди, которые работают в избирательных комиссиях, не превращались заведомо в преступников, как сделано в очень многих сферах нашей общественной жизни. У нас, к сожалению, очень многие законы написаны так, что человек вольно или невольно не может не нарушить какие-то положения. Достаточно вспомнить ситуации, связанные с функционированием социальных учреждений и правилами противопожарной безопасности. Поэтому я выступаю против того, чтобы мерами повышения репрессий добиваться целей, которые лежат совершенно в другой плоскости. Нам необходимо добиться нормального течения политического процесса, а выборы - это его важнейший элемент. И для того чтобы совершенствовать процедуру выборов, необходимо много и тщательно работать: с правилами предвыборной агитации, с тем, как будут составляться избирательные бюллетени, с квалификацией людей, которые работают в избирательных комиссиях, определять количество партий, которые могут потенциально участвовать, вырабатывать формы общественного наблюдения за выборами и т.д. Вместо всего этого предлагается просто за некие нарушения сажать людей на 15-20 лет. А ведь это может просто парализовать работу избирательных комиссий. Потому что если где-то кто-то найдет какое-то формальное нарушение, то любого члена избирательной комиссии можно будет потом затаскать по судам. Я против этого. Вместе с тем мы всегда поддерживаем любые инициативы, касающиеся повышения прозрачности выборов и общественного контроля.