Поделиться
Антон Адасинский рассказал "РГ" о планах, связанных с Воронежем, и о самой группе DEREVO, которую часто описывают в весьма загадочном ключе. Все, мол, "лысые" и "полуголые" (дань традиции японского театра буто), на сцене молчат, питаются чуть ли не воздухом, тренируются по восемь часов в день, живут отшельниками…
Антон Адасинский: …Я не смотрю чужие постановки и концерты, не хожу ни к соседу по студии в Дрездене - Уильяму Форсайту, ни на балеты. Занимаюсь своими фантазиями, пишу сейчас сценарий для фильма… Мне никакие внешние вещи совершенно не нужны. Скорее я сам кого-то питаю постоянно - приходится. А лично мне излишняя информация не нужна - ни книжная, ни литературная, ни радио, ни телевидение. Много миров внутри меня, только успевай записывать и реализовывать - на сцене, в фильмах и музыке.
Вы говорили, что образы для спектаклей часто приходят из снов. Записываете их?
Антон Адасинский: Нет, просто хорошо помню. Если сны пересказывать словами, суть тут же исчезает. Все герои наших снов - на сцене.
Несмотря на стремление себя оградить от лишней информации, вы все же, наверное, смотрите, что о вас пишут в прессе, какие отклики зрители оставляют.
Антон Адасинский: Уже нет. Раньше это как-то волновало, мы считали, что раз мы работаем для людей, нужно знать, что они думают и переживают. Сейчас я понимаю: то, что я делаю на сцене, это одно, а что люди понимают - вообще другое. И так будет до конца моих дней, до конца театра. Особенно когда на сцене актеры не говорят. Я неадекватен в этом отношении, публика неадекватна - но мы живем в одном мире… Люди со спектакля выносят какие-то свои странные соображения, и когда начинают об этом писать или говорить, то теряется смысл всего происходящего. Поэтому я сбегаю от разговоров, сбегаю от анализа спектаклей и работы и стараюсь заткнуть рот тем, кто начинает об этом рассуждать. В слова не укладывается смысл. Слова - это мусор… Поэзия, может быть, не мусор… А литература - мусор, к сожалению. Я не про классику говорю, а про сегодняшнее. Про то, что сейчас произносится людьми. Лексикон мусорный, словарный запас очень маленький, неграмотность жуткая со всеми этими айфонами, айподами и эсэмэсами…
На ваших мастер-классах в Воронеже ребята тоже неграмотность проявляют?
Антон Адасинский: Ну, в некоторых записках с вопросами встречаются очень серьезные грамматические ошибки. Не имеет смысла писать правильно - тебя ведь и так поймут. Оставил ты в слове "вообще" из шести букв четыре - "ваще" - и ничего, смысл ясен…
Вы их ругали за это?
Антон Адасинский: Они все меньше и меньше общаются словами, текстами. Потому что DEREVO работает без слов, мы невербальный театр. Я только прошу записывать упражнения - коротко. Даже зарисовывать. А художественными текстами, пьесами, сценариями мы не общаемся. У нас их нет.
Для вас важно выступать именно в России или вы уже полностью "человек мира"?
Антон Адасинский: Важно, потому что в этой стране нас понимают очень сильно, все-таки наши корни абсурдистские, мышление, какой-то дадаизм внутренний - отсюда. Понимают везде, но в России - чуть глубже. Наше детство и юность прошли здесь, от общего языка никуда не деться - не на голландском же, на русском говорим. Конечно, здесь на нас больше ответственности за выступления лежит.
Вы часто бываете в России наездами. Как ощущаете изменение страны и людей?
Антон Адасинский: Я не открою Америку, если скажу, что лучше не стало. Бываю в Москве и Питере - факты не радуют. Начинают отнимать помещения у балетных коллективов, у студий хореографии, ребятам негде заниматься и работать. Места по-прежнему до фига вокруг, но все схвачено, никто тебя не пустит. И когда управляют городом и культурой некомпетентные люди - тоже плохо очень. Это то, что касается моей профессии. Уровень телевидения, которое люди смотрят каждый день, - преступно низкий. В советское время оно было дурацкое, но было понятно, что это клоунада, и мы к ней очень весело относились. А сейчас телевидение агрессивное. Наступательное, циничное, гадкое, порнушное, которое неглупыми способами занимает голову человека. Люди - и дети! - говорят на этом языке, обсуждают эти сериалы, уже не такие безобидные, как "Просто Мария". Человек, который делает и допускает такое телевидение, должен быть просто расстрелян на Красной площади. За то, что портит, уничтожает души миллионов людей. Я так ужасно говорю, потому что это стало влиять на меня. Растут мои дети. Мне нужно думать, что они будут смотреть и слушать, когда вырастут. Смогу ли я справиться с этим поганым потоком информации, если приеду сюда хотя бы на год, на полтора? Не запирать же их дома на ключ, не вырубать же эти кабеля, интернет и телевизор. Нет, конечно. У соседа увидят, в детском саду увидят. Вот кто эту гадость делает? Это институция. Система. И выбора нет. Ну "Дискавери" есть, хотя бы что-то… В Воронеже я включил телевизор впервые за 15 лет - хотел детям какой-нибудь мультик найти. Не нашел. Чего там только не было - у меня волосы дыбом встали. Настоящий душевный геноцид.
Извините, что я так много говорю про этот ужас. Понимаете, мы не справимся с ним. Сколько мы можем людям дарить сказку? Три раза в неделю, может быть. Для 500 человек в зале, ну для двух тысяч. Но не для миллионов. Нас всего пятеро. Нам не справиться. Не победить. Мы делаем свое дело - но кто-то делает противоположное…
До рождения малышей, им сейчас полтора года, мне было по фигу: я человек сложившийся. А эти-то - крохи. По улице идут - порнушная реклама то там, то тут. Боже мой, в лес их уводить, что ли?.. В Таиланд уезжать?.. Ведь можно сорвать руками эти плакаты, можно их не клеить, можно эту поганую рекламу не делать. Я не знаю, не знаю… Что происходит?
Да, трудный вопрос. Как информация портит людей сейчас! Про музыку даже и начинать не буду. Давайте дальше.
Россия может появиться в вашем спектакле?
Антон Адасинский: Изображать страну мне никак неинтересно. Просто обидно, сколько людей здесь живет талантливых и потенциально очень сильных - и что с ними делают. Надо делать свое дело и вытаскивать людей из этой ямы, дарить им счастье. Дарить спектакли, сказки, школы, факультеты… и молодец Бояков, что этим занимается, это наша небольшая борьба с убожеством. Я не хочу брать в качестве тем политические страсти, проблемы людей, социума, бизнеса, политики, секса - мне это совершенно неинтересно. На сцене должны быть другие вещи, сказочные - только!
Вы упоминали, что при всей жесткости дисциплины у артистов DEREVO сохраняется внутри некий "русский бардак".
Антон Адасинский: Ну, может быть, не русский бардак… должна быть степень какого-то рок-н-ролльного анархизма в любой компании. И в любом спектакле. Есть "железные" точки и по звуку, и по свету, а между ними - огромная степень свободы. Театр - очень серьезная машина и, с одной стороны, очень строго организованная. Чем богаче, гениальнее люди, тем жестче их должны организовывать, это очень правильно. Как вот едет поезд по рельсам, очень точно, никуда не свернет, а за ним болтаются на ремнях какие-то огромные вещи, зайцы, люди… то есть он тащит за собой тучу какого-то хлама странного, какой-то хаос - но хаос закреплен на поезде, который едет очень точно по рельсам и в любом случае доедет.
В вашем интервью "РГ" была такая фраза любопытная - что во всех спектаклях DEREVO есть "какая-то дьявольщинка, но в хорошем смысле"…
Антон Адасинский: Это не я, это Сокуров сказал. Что во всем, что Антон делает, есть какой-то оттенок вот этого самого черта-дьявола-вельзевула-Воланда, что в каждом из наших спектаклей есть такая красочка. Не знаю, почему он так сказал.
Вы сами себя так не определяете?
Антон Адасинский: Нет. Но знаю, что инфернальность какая-то есть в каждом персонаже.
Откуда она берется?
Антон Адасинский: Видимо, мы так сложены. Мы же ничего не пишем, ничего не берем из книжки, все изнутри. Отнеситесь к этому спокойно… После выхода фильма Сокурова "Фауст" все сказали, что мой персонаж там самый душевный.
Образ жизни артистов DEREVa, каким вы его описываете, выглядит монашеским: аскеза, духовные практики… Можно ли ваше отношение к творчеству описывать в религиозных категориях?
Антон Адасинский: Слово "религия" у всех нас в театре вызывает скрип зубов и нервный тик. Мы исходим из того, что необходимо для нашей работы. Тело должно быть худое и точное, хорошо размятое - значит, надо правильно есть, правильно заниматься физическими упражнениями. Нужно быть хорошим актером - значит, изучать разные практики актерские, разные школы, не только Станиславского. Чтобы передавать свои фантазии и знания публике - нужно обладать очень сильной энергетикой… И мы пробуем эти практики, которые, действительно, есть и в монастырях, и в школах, и выбираем из всего гигантского количества занятий и медитаций то, что необходимо нам. Если ты берешь упражнение из восточных единоборств и переносишь его на сцену, оно меняет свой смысл и направление. Такой естественный отбор шел годами, и в итоге сложилась некая очень странная система. Это и стало системой DEREVO. А аскеза - ну… кушают люди плохо сейчас, да. Немало и не качественно. Это, конечно, ужасно. В России люди еще не такие толстые, как в Америке или в Мексике. Французы нормально за собой следят, голландцы. А граждане с макдональдсами и бургерами - это кошмар, конечно. Девочки XXL… Если ты худеешь до 120, ты просто болен… Страшно смотреть. Но следить за собой надо всем, вне зависимости от творчества. За душевным состоянием тоже - не ждать визита психолога или передачи "Давайте поговорим об этом".
В больших проектах, каким был "Щелкунчик" в Мариинском театре, вы больше не участвуете?
Антон Адасинский: Из балета я ушел, потому что не могу уже танцевать с людьми, которых знать не знаю, с которыми мы не дружны. Это у них в театре такая практика, что может кто угодно быть заменен. Но мне это неинтересно. Я начинал это с Наташей Сологуб (Машей), с моим партнером Исломом Баймурадовым. А сейчас там какие-то неизвестные мне люди. Поэтому я ушел. Думаю, и без меня справятся. Да сейчас и не танцуют этот балет: Шемякин поссорился с Гергиевым… Мне достаточно одного опыта в балете. Надо свои дела делать.
Что вам этот опыт дал?
Антон Адасинский: Система DEREVO столкнулась с великой школой русского балета. Мы вышли на сцену с совершенно разными энергетическими задачами и системами движений - и прекрасно существовали вместе. Я мог даже позволить себе сделать так, что все смотрели только на меня. А весь балет, как бы высоко он там вокруг ни прыгал, терялся. Вопрос в энергетике, точности движения и работы тела, хорошем костюме - спасибо Михаилу Шемякину…
Вы много перепробовали - и в музыкальной группе играли, и кино снимали. Не возникало желания поставить в истории с театром точку и начать что-то вообще новое?
Антон Адасинский: DEREVO вмещает в себе все что угодно. Мы можем совершенно спокойно заняться велосипедным спортом, участвовать в гонке "Тур де Франс" - это все равно будет DEREVO. Мы и музыку пишем, и кино, и просто, бывает, ничего не делаем, и ходим на курсы поваров в кулинарию и делаем мастер-классы по таиландской еде. У нас очень много возможностей себя реализовать.
Один английский критик предположил, что DEREVO будет последним явлением в области физического театра. Раньше вы были с этим согласны, а теперь?
Антон Адасинский: И теперь соглашусь. Я просто не вижу никого, кто идет вслед за нами, наступает на пятки и делает это с тем же качеством, как мы. Ну дайте мне такую компанию! Есть похожие… "До-театр", "Театр нового фронта", "Черное Небо Белое" - они тоже молчат на сцене. Но такого позитива-то, как у нас, нету. Они темнее - мрачные фантазии. Полунин - это клоунада, скетчевое мышление, и там нет такого абсурда, как у нас. Очень много кто двигается на сцене, очень много кто занимается танцем, contemporary dance, чем-то еще - но нет такого слияния и точного смешения стилей, как в театре DEREVO. Такой работы со светом, со звуком - нету. Может, появится. Надеюсь. Может, студенты что-то сделают.
Вы даете мастер-классы, но, несмотря на это, назвать себя прямым учеником Адасинского тоже никто не может?
Антон Адасинский: Нет, они могут только сказать: работал с Антоном, выступал в спектаклях DEREVO. Сказать "ученик Адасинского" будет смело. Для этого я должен дать разрешение. Очень много людей ползет на сцену и преподавать. Худшие мои студенты, которые знать ничего не знают и уметь ничего не умеют, самые фиговые актеры и танцовщики. Просто торгуют знаниями, которые прихватили на моих мастер-классах. По Москве, по Питеру таких сумасшедших целый список. Даже фамилии называть не буду, они сами знают, да и остальные тоже. А учеников нет. Есть только DEREVO, это шесть человек: я, Алексей Меркушев, Татьяна Хабарова, Елена Яровая, Дмитрий Тюльпанов, Олег Жуковский. И прекрасные наши новые партнеры Махина Джураева и Павел Алехин. Остальные пока просто последователи, которые хотят узнать о нас больше. И надеюсь, что они будут находиться какое-то время в ученичестве, а потом станут делать что-то новое. Я вот не скажу, что я ученик Полунина. Я скажу, что я учился у Полунина. Учился у большого мастера и пошел своей дорогой. А быть учеником - значит идти по той же дороге, продолжать его дело. Не надо продолжать наше дело. С ним все в порядке. Надо искать свое.
Справка "РГ"
Антон Адасинский - актер, режиссер и хореограф. Начинал в мим-театре "Лицедеи" Славы Полунина, был участником известной в 1980-е годы рок-группы АвиА. В 1988 занялся самостоятельными поисками в области физического театра, которые привели в итоге к появлению оригинальной творческой системы и группы DEREVO (Дрезден - Санкт-Петербург). Работы этого театра пользуются успехом у публики разных национальностей и возрастов, часто получают награды престижных фестивалей. В 2011-м Адасинский снялся в роли Ростовщика фильме Александра Сокурова "Фауст" (картина получила "Золотого льва" на Венецианском кинофестивале, а Антон - "Нику-2013" за лучшую мужскую роль).