1. Фейерверкер Конев
Конев родился 28 декабря 1897 года в деревне Лодейно в Вологодской губернии в семье крестьянина. Мать Евдокия Степановна умерла после родов дочери Марии, мальчика воспитывала тетка Клавдия Ивановна Мергасова. Уже после Великой Отечественной войны маршал Конев получил возможность ознакомиться с доносами, которые на него писали. В одном из них говорилось, что у него не то социальное происхождение, которое он указывает - что он не из крестьянской среды, а из семьи кулака. Дед маршала Иван Конев действительно был предприимчивым человеком, занимался извозом, имел небольшую лавочку с товарами, необходимыми жителям деревни и проезжим, у него был большой дом. В деревне его уважали - по его инициативе была построена школа.
В 1912 году Иван Степанович окончил Николо-Пушемское земское училище в соседнем селе Щеткино. В мае 1916 года он был досрочно призван в царскую армию, а через полгода в ополчение призвали его отца. Поскольку парнем он был крепким и сильным - с 15 лет работал на сезонных работах на лесных биржах, в Архангельском порту, - его отобрали во флот. Однако стать мореплавателем Коневу было не суждено: уже на вторые сутки его отправили в пехоту, в 212-й полк в город Моршанск. Там он, по его воспоминаниям, прошел свои армейские "университеты" - не только оружейные и строевые приемы, но и оплеухи и чистку сапог ефрейтора. Однако в пехоте он также не задержался надолго. В разговоре со своей женой Антониной Васильевной маршал вспоминал: "Однажды в часть, где я служил, наведались офицеры, чтобы отобрать людей в школу прапорщиков. Меня отобрали в артиллерию, определив во 2-ю запасную тяжелую артиллерийскую бригаду в Москву на Ходынку. Я получил специальность фейерверкера. Никаких поблажек во время службы нам не давали. Я должен был готовить все данные к стрельбе, делать расчеты. Пришлось взяться за учебу, хорошо освоить геометрию, тригонометрию."
2. Фото с Лениным
В 1918 году Конев вступил в партию, был уездным военным комиссаром в городе Никольске Вологодской губернии, затем воевал в Забайкалье и на Дальнем Востоке. И от дальневосточных армейских парторганизаций он был избран делегатом на X съезд партии. По словам дочери Ивана Степановича Наталии, в Москву он ехал в одном купе с комиссаром Александром Булыгой, который затем стал известен как писатель Александр Фадеев. Узнав о Кронштадтском мятеже, они оба вместе с другими добровольцами отправились в Петроград, чтобы принять участие в его подавлении. В Москву оставшиеся в живых вернулись лишь тогда, когда гарнизон Кронштадта сложил оружие. Именно тогда, в Свердловском зале Кремля, после сообщения В.И. Ленина о замене продразверстки продналогом, вернувшиеся из Кронштадта делегаты сфотографировались с вождем пролетариата. Наталия Ивановна вспоминала, что этот исторический снимок бережно хранился в архивах ее отца. Кстати, в семейном архиве Коневых хранится еще одна историческая фотография, сделанная в его следующую встречу с Александром Фадеевым, а также с Михаилом Шолоховым и Евгением Петровым в августе 1941 года, когда на командный пункт 19-й армии прибыла группа советских писателей и журналистов, чтобы посмотреть, как будут наносить контрудар по противнику, расположенному по западному берегу реки Вопь, севернее Ярцево.
3. Комиссар Вронский
Иван Степанович Конев был женат дважды. Первую жену - Анну Волошину - он встретил в 1920 году, будучи комиссаром бронепоезда на Дальнем Востоке. Она выхаживала его, когда в 1921 году он заболел тифом. Выздоровев, несмотря на то, что у Анны была семья, Конев попросил ее стать его женой. Она ответила согласием. Поэтому впоследствии она говорила об Иване Степановиче: "Он - мой Вронский". В 1923 году она родила Коневу дочь Майю, в 1928 - сына Гелия.
Уже в 1945 году, когда к историческому Параду Победы, на котором маршал Конев шагал во главе колонны своего I Украинского фронта, всем командующим сшили одинаковые узкие блестящие кожаные сапоги, влюбленный Гелий Конев решил позаимствовать их у отца на один вечер, чтобы произвести впечатление на свою избранницу. Он пригласил девушку на свидание - послушать пение соловьев в зарослях черемухи. По воспоминаниям близких, маршал был в ярости - после прогулки в черемуховом лесу это уже была не та обувь, в которой можно было бы чеканить шаг по Красной площади, и для Конева пришлось в срочном порядке шить новую пару. Зато Гелию Ивановичу удалось произвести на девушку впечатление - она согласилась стать его женой, и так в семью советского маршала вошла дочь "врага народа". Ирина была дочерью расстрелянного в 1937-м году князя Алексея Дмитриевича Чагодаева-Саканского, и коммунист Конев об этом знал, но любил ее, как родную дочь. Еще перед войной ей чудом удалось поступить в хореографическое училище Большого театра, окончив которое она поступила в Государственный ансамбль народного танца и с ним выступала перед бойцами и в госпиталях. Маршал говорил, что его невестка, впоследствии народная артистка РСФСР, лауреат Сталинской премии, с честью несет его фамилию по всему миру. В 1965 году Гелий и Ирина развелись, а в 1974-м она вышла замуж за руководителя ансамбля - Игоря Александровича Моисеева. И, будучи вдовой Моисеева, она до сих пор работает в ансамбле в качестве педагога-репетитора.
4. Командарм с пушкой против танков
Начало Великой отечественной войны застало Ивана Степановича в Ростове. Он сразу вылетел в свою 19-ю армию в составе Северо-Кавказского военного округа, которая затем была брошена на Западный фронт. 12 июля 1941 года командующий армией Конев докладывал начальнику штаба фронта генерал-лейтенанту Г.К. Маландину: "В течение всего этого времени не имею ни одного полнокровного и боевого соединения. Фронт держу за счет отдельных организованных подразделений. В течение четырех дней не имею поддержки нашей авиации. Войска дерутся крепко против наземных войск". О том, в каких условиях приходилось воевать, можно судить по записанному на пленку рассказу Конева, сохранившемуся у его дочери Наталии: "На шоссе, которое вело в Рудню, я увидел брошенную 45-миллиметровую пушку с несколькими снарядами, а рядом одинокого артиллериста. Я спросил солдата:
- Решил драться?
- Так точно, товарищ генерал!
- Так надо орудие поставить на более выгодную позицию.
- Одному несподручно.
- Давай поставим орудие вместе. Вытянем его прямо на шоссе. Если кто будет двигаться по шоссе, станем бить прямо в лоб.
Пока мы с солдатом устанавливали орудие, мой порученец вел наблюдение. Неожиданно он закричал:
- Товарищ командующий, из леса выходят фашистские танки!
- Не неси чепуху! Откуда здесь могут быть гитлеровские танки?
Взял бинокль. Смотрю - действительно колонна танков с черными крестами. Тогда я встал у орудия за первого номера. Ударили из пушки - и попали прямо по переднему танку. Облако дыма… У гитлеровцев замешательство. Однако они быстро пришли в себя. Танки развернулись и пошли на нас. Мы дали по ним еще несколько выстрелов. Вскоре снаряды закончились, стрелять было нечем. Я приказал шоферу: "Давай езжай прямо через кустарники на окраину деревни, так укроемся за домами". Кусты прикрывали, но когда мы выехали на поле, немцы открыли огонь из орудий и пулеметов, а наш автомобиль, как назло, застрял. Командую: "Бросаем машину! Бегом к деревне". От первого дома ко второму перебежали удачно, а когда перебегали от третьего к четвертому домику, начальник политотдела армии бригадный комиссар А. Шустин. который был с нами, крикнул: "Я ранен!" "Куда?" "В руку." "Давай беги! Иначе попадешь в плен!" Сам я удачно перемахнул через забор. Помогла армейская физическая закалка. Добежали до высотки, где стоял бензовоз. Смотрю, начальник политотдела, пересекая овражек, упал и дальше бежать не может, а адъютант и солдат бегут за мной. Вернулись за А. Шустиным. Вытащили его из-под огня. На наше счастье, по дороге на полном газу неслась легковая машина. Остановили ее. Вместе с шофером и адъютантом мы посадили начальника политотдела в эту машину. А я на бензовозе перевалил через высотку, нашел еще какую-то машину и к вечеру добрался в штаб армии в районе станции Кардымово. Приехал, а мне докладывают: "Мы вас считали уже убитым". "Откуда вы это взяли?" "Нам сообщил генерал Еременко. Он видел, как немецкие танки развернулись и пошли на командарма Конева". У неискушенного читателя может возникнуть вопрос: "Неужели такое могло быть?" Что было, то было".
5. Встреча с "ординарцем"
11 сентября 1941 года командарм был назначен командующим войсками Западного фронта в звании генерал-полковника. Командовать этим фронтом Конев успел чуть более месяца, но в это время Западный фронт потерпел одно из тяжелейших поражений за всю войну: прорыв немецкой группой армий "Центр" обороны советских войск и окружение под Вязьмой четырех армий впоследствии был назван Вяземской катастрофой. Впоследствии маршал Александр Михайлович Василевский вспоминал: "Вечером 9 октября во время очередного разговора с Верховным было принято решение объединить войска Западного и Резервного фронтов в Западный фронт. Все мы, в том числе и командующий войсками Западного фронта генерал-полковник И. С. Конев, согласились с предложением И. В. Сталина назначить командующим объединенным фронтом генерала армии Г. К. Жукова". Конев стал его заместителем, а через неделю получил новое назначение - на Калининский фронт. Именно тогда в его жизни произошло чудо. Под Калининым он встретил своего ординарца - так в шутку называл сам Иван Степанович свою будущую жену - юную санитарку Антонину Васильеву. По словам их дочери Наталии, Конев в этот момент - после катастрофы под Вязьмой - был в очень тяжелом состоянии. "Когда он возглавил Калининский фронт, который начинался с очень небольших сил, с того, что удалось собрать, ему было очень важно не только стабилизировать ситуацию на своем участке, но и самому не опустить руки. Вот в такой ситуации он встретил маму. Армия, в которой она служила, во время наступления немцев на Москву была разбита, и мама попала на Калининский фронт. Она работала в военторговской сети - они кормили бойцов на передовой. Туда приехал человек из штаба фронта и сказал, что командующему нужна помощь по хозяйству. Так мама оказалась в штабе у отца. Штаб - смешно сказать - это была простая хата. Она рассказывала, что когда вошла в его комнату, сразу увидела, что это очень мужское жилище. В комнате стояла железная кровать, накрытая солдатским одеялом, и под ней была сиротливо брошена пара тапок. Она стала наводить там порядок". Ситуация в октябре 41-го была напряженная, войска готовились к контрнаступлению, которое на Калининском фронте началось 5 декабря, и она один раз увидела командующего, когда он приехал с фронта. По воспоминаниям Наталии Ивановны, Конев поздоровался с девушкой за руку, внимательно посмотрел и сказал: "Будь хозяйкой". "Слова эти оказались вещими: спустя какое-то время и на долгие годы она стала хозяйкой. Но мама не говорила, что эта первая встреча вызвала у нее какое-то сильное чувство. Скорее ее поразило, каким измученным выглядит командующий, какой он худой, с кругами под глазами - отец в это время еще мучился язвой. А вот она ему, наверное, сразу понравилась. Но об этом родители не любили говорить - они были очень сдержанными в выражении своих чувств. В первое время они, конечно, не могли даже поговорить, приглядеться друг к другу. Уже позже, когда ситуация стала менее напряженной, он начал задавать вопросы, кто она, откуда, кто ее родители. Она была совсем девчонкой, незадолго до начала войны закончила школу и приехала в Москву на заработки, снимала комнату на Мещанской улице - это сейчас проспект Мира. Мама ушла на фронт добровольцем, когда ей еще не исполнилось 18 лет. Для нее отец был защитником. Папа видел в ее глазах, что никакой слабости он в этих отношениях допустить не может. Так они встретились и больше не расставались". Антонина Васильева помогла ему выжить на войне - у Конева была жестокая язва желудка, ему нужна была специальная пища и именно она об этом заботилась. Близкие подшучивали: "Ты, наверное, и в окопы с термосом пробиралась?" Иван Степанович и Антонина Васильевна прожили вместе 31 год.
6. Будите Сталина!
В июле 1943 года Конев был назначен командующим войсками Степного фронта. Название это было, в общем, нехарактерным для Великой Отечественной - обычно фронты называли по территориальному признаку. Родным Конев рассказывал о том, как оно появилось: когда его вызвали в Cтавку, Сталин сообщил, что он назначается командующим Резервным фронтом. Характеризуя положение этого фронта и его значение, Верховный Главнокомандующий несколько раз упоминал о том, что войска разбросаны на больших степных просторах. В конце концов, несколько раз повторив слово "в степях", Сталин сказал: "Так и назовем его - Степной фронт". Степной фронт внес большой вклад в разгром гитлеровских войск в ходе Курской битвы, его войска освободили Белгород, а 23 августа - Харьков. В своей книге "Записки командующего фронтом" Иван Степанович привел такой эпизод: "Прежде чем докладывать И. В. Сталину о положении дел на фронте и об освобождении Харькова, как и обычно, я позвонил Поскребышеву. Он ответил: "Товарищ Сталин отдыхает. Я его беспокоить не буду". Тогда я решил звонить сам. На первые звонки ответа не последовало. Я потребовал от телефонистки: "Звоните еще. За последствия отвечаю." Наконец, слышу знакомый хрипловатый голос. "Слушаю..." "Докладываю, товарищ Сталин, войска Степного фронта сегодня освободили город Харьков". Сталин не замедлил с ответом: "Поздравляю. Салютовать будем по первому разряду". Стоит заметить, что, работая ночью, Сталин обычно в это время отдыхал. Я знал об этом, но тем не менее взятие Харькова было таким важнейшим событием, что я не мог не доложить ему лично о завершении Харьковской операции. Вечером Москва вновь салютовала воинам Степного фронта, на этот раз за освобождение Харькова, 20 залпами из 224 орудий". Он вспоминал, что все оставшиеся в живых жители города вышли на улицы, Харьков ликовал.
7. Освенцим
С мая 1944-го года и до самого конца войны Конев командовал 1-м Украинским фронтом. 27 января 1945 года советские войска вошли в лагерь смерти Аушвиц-Биркенау. Но увидеть его своими глазами сам командующий фронтом не захотел. В своих воспоминаниях он объяснил, почему: "На второй день после освобождения этого страшного лагеря, ставшего теперь во всем мире символом фашистского варварства, я оказался сравнительно недалеко от него. Первые сведения о том, что представлял из себя этот лагерь, мне уже были доложены. Но увидеть лагерь смерти своими глазами я не то чтобы не захотел, а просто сознательно не разрешил себе. Боевые действия были в самом разгаре, и руководство ими требовало такого напряжения, что я считал не вправе отдавать собственным переживаниям душевные силы и время. Там, на войне, я не принадлежал себе". Дочери Наталии он говорил так: "Я боялся, что это зрелище заставит меня быть жестоким, что я начну мстить. Я не хотел ожесточиться". Наталия Ивановна рассказала, что советские солдаты освободили из лагеря, в том числе, и бывшего премьер-министра Франции Эррио. Его доставили к Коневу. "Папа рассказывал, что, когда он увидел этого измученного человека, ему захотелось сделать для него что-нибудь хорошее. Ему немедленно предоставили баню и чистую одежду. Эррио пришел в себя, они с отцом долго сидели и разговаривали. Он рассказывал папе об Освенциме". Во многих крупных городах Восточной Европы Иван Степанович оставил о себе добрую память - в частности, он заботился о том, чтобы сохранить культурные ценности польского Кракова, чешской Праги. "Для меня было очень важным добиться стремительности действий всех войск, участвовавших в наступлении на Краков. Только наша стремительность могла спасти Краков от разрушений. А мы хотели взять его неразрушенным", - вспоминал он. И еще: "Кстати сказать, мин в городе фашисты заложили более чем достаточно - под всеми основными сооружениями, под многими историческими зданиями. Но взорвать их уже не смогли. Не успели сработать и самовзрывающиеся мины замедленного действия. Первые сутки саперы - и армейские, и фронтовые - трудились буквально не покладая рук. В тот день, во время боя, я заехал только на северную окраину города, а на следующий день, ровно через сутки, я уже видел расчищенные маршруты с визитными карточками саперов: "Очищено от мин", "Мин нет", "Разминировано". "Говорят, будто солдатское сердце привыкает за долгую войну к виду разрушений. Но как бы оно ни привыкло, а смириться с руинами не может", - делился Конев. Удалось нашим войскам сохранить и польский город Ченстохова, где в Ясногорском монастыре находится знаменитая святыня - Икона Божией Матери. "Мне рассказывали, что местные ксендзы потом творили молитву за здравие командующего фронтом, - вспоминает Наталия Ивановна, - Это, кстати, был почерк отца - не разрушать города, которые оказывались на острие удара. Только в Берлине этого сделать не удалось, потому что немцы превратили практически каждый дом в крепость". Во время Берлинской операции именно войска 1-го Украинского фронта наступали и на дрезденском направлении. Как-то раз Коневу доложили, что в заминированных штольнях разведчики фронта обнаружили, по всей вероятности, сокровища Дрезденской галереи. Понятно, что полотна, в числе которых знаменитая "Сикстинская Мадонна" Рафаэля, хранились в не самых лучших условиях. Несмотря на разгар боевых действий, Конев отправился туда сам. Были вызваны специалисты, которые вывозили эти картины в летний дворец саксонских королей, из Москвы приехали реставраторы, которые должны были готовить шедевры к отправке в Советский Союз. "Отец предложил им перевезти некоторые полотна на его самолете. Искусствовед Наталья Соколова испугалась: "Да что вы, Иван Степанович, а вдруг с ним что-нибудь случится?" Отец возразил: "Да почему же? Я сам на нем летаю". "Ну, вы же маршал, а это Мадонна", - сказала Соколова. С тех пор, когда отцу предстояло сделать что-нибудь сложное, ему в шутку говорили: "Ну, вы же маршал, а не Мадонна", - рассказывает Наталия Ивановна.
8. Ход Конем
Победа застала Конева в Праге. Родным он рассказывал, что тогда - впервые за годы войны - он услышал тишину и пение птиц. "Все цвело, вокруг была сирень, которую папа обожал. И к нему вернулась способность чувствовать природу, которой в дни войны для него не существовало. Конечно, они выпили за победу, но для отца война еще не закончилась, потому что в Праге бои шли и после 9 Мая," - рассказывает Наталия Ивановна. После Победы маршал Конев был назначен главнокомандующим Центральной группой войск на территории Австрии и Верховным комиссаром по Австрии, причем столица страны Вена была разделена на четыре оккупационные зоны. В качестве главкома ему пришлось заниматься не только военными вопросами, но и гражданскими - создавать структуру управления территорией. Для решения спорных вопросов, которые в разделенном на зоны городе возникали постоянно, советскому главкому приходилось искать общий язык с представителями командования США, Великобритании, Франции. По словам дочери маршала Наталии, со временем его дипломатические усилия по налаживанию связей дали свои плоды. "Ради особых случаев, когда он должен был осуществлять функции дипломата, переговорщика, отец даже заказал себе фрак с крахмальной манишкой и галстуком-бабочкой у лучшего венского портного, но так ни разу его и не надел: в мундире ему было как-то привычнее. Тем не менее, искусству вести переговоры он учился на практике, и в этом деле преуспел." Возможно, именно после этого в верхах политические командировки Конева туда, где складывалась напряженная обстановка, стали называть "ход Конем". Кстати, в Вене у Ивана Степановича началось обострение язвы желудка - очевидно, из-за того, что напряжение военного времени спало, и он позволил себе расслабиться. Из Москвы приехали врачи, был собран консилиум, постановили немедленно делать операцию. Но Конев колебался. "Отец спросил, есть ли в Вене хорошие специалисты европейского уровня. Ему ответили: "Да, есть одно светило медицины, но он - сторонник фашистской партии". Отец решил все же проконсультироваться с австрийским медиком, не говоря ему, кто он. И этого врача привезли к отцу в ставку в курортный город Баден. Люди из отцовского окружения пытались скрыть должность пациента, но не догадались убрать маршальскую шинель с погонами, висевшую на вешалке в вестибюле. Когда врач вошел в комнату, где лежал отец, он щелкнул каблуками и обратился: "Здравствуйте, господин фельдмаршал!" Австрийский медик понял, что лечить надо не язву, а ее причину - состояние человека после войны. И прописал отцу нормально питаться, съездить на рыбалку, на охоту. Он оказался прав - отцу стало гораздо лучше, причем без всяких операций. Интересно, что потом отец пытался его найти, но узнал, что этот врач был осужден Нюрнбергским трибуналом как военный преступник, экспериментировавший на людях в концлагере".
Редакция благодарит Наталию и Елену Коневых за помощь в подготовке материала.