Слухи о постановке "Трубадура" в Мариинском театре появились больше пяти лет назад, но в афише эта опера Верди появилась только прошлым летом, на фестивале "Звезды белых ночей", причем, в концерном исполнении. Главные партии тогда исполнили: сопрано Татьяна Сержан (Леонора), меццо-сопрано Екатерина Семенчук (цыганка Азучена), баритон Алексей Марков (граф ди Луна), тенор Оганес Айвазян (Манрико). Почти все эти солисты оказались фигурантами и нынешней премьеры в постановке Пьера Луиджи Пицци. По словам режиссера, предложение от Мариинского театра он получил в октябре, согласился и в кратчайшие сроки (от каких большинство уважающих себя зарубежных режиссеров вообще-то отказывается) что-то придумал. Тем более ставил "Трубадура" многократно. И хотя Пицци утверждает, что создавал оригинальную версию, исходя из условий Новой сцены Мариинского, "новизна" его интерпретации коснулась только дизайнерской стороны постановки, где режиссер выступил еще и в роли художника в союзе с Массимо Пицци Гаспароном.
В целом, сценическая интерпретация его "Трубадура" не выбивается из романтической парадигмы и оперных традиций середины прошлого века. Однако, если реализм в вердиевских "Травиате" или "Риголетто" - операх, написанных в одно время с "Трубадуром", - уместен, то в "Трубадуре" требуется соблюдение тонкой грани, чтобы не превратить мрачную, полную абсурдных поворотов сюжета мелодраму в набор штампов. И чтобы рассказать современному зрителю запутанную историю о том, что сын цыганки на самом деле не родной сын, а сама она до конца оперы мстит за мать, которую сожгли на костре за то, что она сглазила графского сына, а дух старой цыганки теперь пугает по ночам, а Леонора уходит в монастырь из-за…ну, и так далее, требуется не просто холодный ум, но и бездна вкуса.
Пицци, вероятно, из-за нехватки времени решил, что достаточно модернизировать ракурс, разместив героев в китчево-графическом пространстве и нарядив их в условно исторические костюмы, отсылающие к далекому XV веку. Вот кровать - на ней лежит Леонора, вот три черных, будто выгоревших дерева, вот белый портик - знаки сценической реальности, пропитанной черным и красным цветами, обозначающими условную Испанию. Но спектакль оставил ощущение абсолютного симулякра. Сначала рыцари вдруг пустились в дикий пляс испуганных с пыльными накидками, отгонявшими ночных призраков, спустя какое-то время они же принялись сражаться на мечах, высекая настоящие искры, но жизни и смысла в этом не было никакого, серьезности их намерений не верилось ни на секунду. Потом вдруг на заднике загорелось видеопламя, куда принялись скидывать бутафорские трупы. Эклектичность периодически бросалась в глаза, предательски выдавая процесс создания премьеры в экстремальных условиях. Да, Пьер Луиджи совершил подвиг, отважившись спасать положение, но либо пан, либо пропал. Высокий градус спектаклю придали певцы, напоминая о комментарии знаменитого Энрико Карузо, который говорил, что для успешной постановки "Трубадура" требуется совсем немного - всего лишь четыре первоклассных солиста. На премьере ими были Анна Нетребко, Екатерина Семенчук, Оганес Айвазян и Владислав Сулимский. Анна Нетребко вновь ярко проявила свои способности драматической актрисы и чувство стиля. В вердиевской мелодраме она плавала, как рыба в воде, натуралистично вздыхая, стеная и рыдая в паузах. К этой партии, в которой в ноябре дебютировала в берлинской Штаатсопер, певица готовилась с особым тщанием, называя ее одной из самых партий лирико-драматического сопрано. В ней на протяжении большого диапазона сконцентрировано максимальное количество технических сложностей, выражающих гамму чувств, раздирающих героиню - от покорности до принесения себя в жертву ради любимого Манрико. В августе Нетребко дебютирует в этой партии на Зальцбургском фестивале в постановке Алвиса Херманиса.
Екатерина Семенчук в партии Азучены виртуозно справилась с опасными виражами этой коварной партии, балансирующей над бездной безумия. Пышной шевелюрой, убеленной сединой, она не могла не напомнить образ, созданный ее великой предшественницей Ириной Архиповой, с которой, к слову, в свое время в этой опере работал режиссер этой постановки. Хотя динамика звука и интенсивность транслируемых страстей выдавали в солистке представителя нового поколения. Лирическому тенору Оганеса Айвазяна немного не хватало волевого начала, зато можно было любоваться красотой его тембра. Баритон Владислав Сулимский взял очередную вердиевскую вершину в партии графа ди Луна, вновь заявив о себе как о ярчайшем носителе настоящей итальянской традиции. Оркестр под управлением Гергиева был красочен, по преимуществу спонтанен, не успевая рефлексировать, прожигая бессмертную партитуру Верди как пламя костра, плещущее в воспаленном мозгу цыганки Азучены.