Поделиться
Как человек, который, не спрашивая ни у кого разрешения, расписывал стены домов и автобусные остановки, наклеивал постеры на временные строительные ограждения, превращая их в "обезьянник" - в буквальном смысле слова, устраивал световые инсталляции в проходных дворах и проекции на пар из колодцев теплотрасс, он не жаждал узнаваемости на каждом шагу каждым встречным. В конце концов первый встречный, который может оказаться "человеком с ружьем", вовсе не обязан разбираться в качестве искусства "человека с балончиком с краской". Нет, он решительно не жаждал паблисити.
Местом встречи со зрителем, которое изменить нельзя, для Паши 183, чье имя - Павел Пухов - многие, в том числе я, узнали только после его смерти в апреле 2013, всегда был не музей, не галерея, - город. В большом городе почти все друг для друга - незнакомцы. Безымянность встречных, будь то прохожие на улице, или покупатели в супермаркете, который вовсе не супер, или попутчики в маршрутках, или отрешенно погруженные в ipad'ы, "читалки" и игры в телефонах соседи по вагону метро, - данность жизни. Художник, вступающий на тропу стрит-арта, к анонимности мегаполиса привычен. Собственно, многие и берут балончик с краской, чтобы из этого безымянного множества вырваться, прокричать о себе, оставив даже не имя - отпечаток, след на плитке, бетоне, железной двери... Новые "петроглифы" - речь сегодняшней "улицы безъязыкой", той, чей голос не слышен за рекламными паузами, тех, кто оказался лишними на консьюмеристском празднике жизни, или тех, кто разочарован не потому, что не нашел нужный фасон штанов. Но отнюдь не каждому "человеку с балончиком" удается превратить трафаретный рисунок в узнаваемый авторский знак. Паше 183 удалось.
На выставке "Наше дело подвиг!" понимаешь почему. Представление о деле стрит-артиста как о героическом было основным для художника. Дело даже не в том, что это занятие не было для Паши 183 хобби, способом провести свободное время. Оно не было и работой, за которую платят. Оно было жизнью, способом если не найти смысл, то, как минимум, прокричать о невозможности жить без него. Собственно, лучшие его работы вносили в приземленное пространство города напоминание об ином измерении. Будь то нарисованный падший ангел, поставивший около себя картонку "Подайте на билет домой", или огромная оправа очков во дворе дома, где вместо дужки - уличный фонарь... Очки, потерянные Гулливером в стране лилипутов, или бомж, он же бывший ангел или и.о. Икара, свалившийся с небес на грешную землю, задавали другой масштаб видения. Соотносимый не только со взглядом с высоты пятнадцатого, скажем, этажа, но прежде всего со взглядом поэтическим. Паша 183 занимался, в сущности, тем, что возвращал прозаическую "ничейную" территорию города в пространство мифологическое, почти сказочное.
С пространством, как и с мифом, он работал изобретательно, просто виртуозно. Одна из самых впечатляющих фотографий (а от большинства работ остались только фотографии и видео) - остатки каких-то бетонных свай на фоне промышленного пейзажа с дымом из полосатой трубы вдали. В этих брутальных "декорациях" Паша 183 поставил сюжет "Сказки о потерянном времени", который он обыгрывал во многих работах. Унылое пространство между свай художник превращает в ... пробел, позволяя воображению зрителя дорисовать намеченный на бетонных столбах портрет ребенка и циферблат. В другом случае наспех сколоченный строителями проход, отгороженный от улицы железной сеткой, художник превращал в зоопарк, оклеив стену постерами с обезьянами и подвесив бананы на сетке. Образ "джунглей большого города" получился вполне законченным. В третьей работе неприветливый проходной двор становится местом встречи с ... улыбкой Чеширского кота. Она появлялась на стене дома в тот момент, когда в арку кто-то входил.
Все эти превращения дворов-переулков-переходов, само собой, ставили прохожего в ситуацию зрителя, свидетеля, а то и участника загадочного действа. По крайней мере, без шагов в подворотне проекция морды довольного кота тоже не высвечивалась. Человек оказывался перед загадкой, которая подразумевала выход за рамки расколдованного мира, переход, как минимум, к логике художественной. Паша 183 эту ситуацию загадки создавал сознательно: "Сейчас, чтобы человек что-то запомнил, нужен конфликт. Не будет конфликта - человек не остановится и не станет вдумыватьcя. Каким мог бы быть конфликт? Например, когда обыденная для человека внезапно меняется, он спрашивает себя: "Что там такое? Что этим хотели сказать?". В сущности, эта деятельность близка режиссерской, только сценой выступал весь город.
Именно поэтому кураторам выставки на Гоголевском - Кириллу Лебедеву, Полине Борисовой и архитектору Сергею Ситару понадобился не менее театральный ход. Они превратили московский особняк 1830 года с классической анфиладой комнат в территорию современной улицы. Опутали вход ограждающей полосатой лентой. Втащили (отдельный трюк из серии "очевидное - невероятное") "Газель" в старинную залу. Благо один из самых сюрреалистических перформансов Паши 183 был как раз связан с идеей аккуратно нарезать "буханку" "Газели" (рама "УАЗика" оказалась слишком крепкая) и положить куски в "тостер". Установили стеклянную нишу автобусной остановки с нарисованными двумя крыльями над железной скамьей. Закольцевали авторские фотографии троллейбусного парка и железнодорожных путей в круговые панорамы. Пустили видео с записью работы художника. Сделали макет мастерской Паши 183. Именно тут понимаешь, сколько технической изобретательности, упорства и вполне серьезного физического труда потребовали от художника поэтическое умение "привлечь к себе любовь пространства".
Фантастическая выставка. Брутальная и лирическая. Отчаянно романтическая - в духе рок-музыки - и жестко сконструированная. Нон-конформистская и по-музейному обстоятельная.
На одной из стен - восстановленная по эcкизу Паши 183 роспись. Мальчик сидит рядом с бумажным корабликом. Сверху надпись: "Любое течение высохнет, но искусство останется". Кто бы мог подумать, что мальчик окажется прав?