В "РГ" прошло обсуждение нового фильма Митты "Шагал-Малевич"
Марк Шагал, сделавший Витебск центром художественной жизни 10-х годов ХХ века, создавший там свою школу, воспитавший десятки учеников, приглашает из Петербурга в качестве педагога Казимира Малевича. И тот увлекает молодежь идеями супрематизма. По фильму, студенты легко предают своего наставника и переходят к Малевичу - идет типичная для тех лет борьба "нового" со "старым", и в результате основатель школы оказывается в ней лишним.
Любой киносюжет спрямляет извивы жизненных судеб, обостряя конфликты, которые в реальности были не столь однозначными. Да и мало кому придет в голову по игровому фильму изучать историю художественной мысли начала прошлого века. Но то, что визуально насыщенный фильм привлечет внимание к мастерам, составившим гордость России, несомненно. И хотя Митта открещивается от популяризаторской роли кинематографа, его картина интересна уже тем, что открывает нам малоизвестные страницы собственной истории.
Перед премьерой в редакции "РГ" состоялся просмотр и обсуждение фильма с участием педагогов и студентов филфака МГУ.
Кому это нужно?
У "культурологического" кино теперь мало шансов пробиться к зрителям. "45 лет назад моя скромная картина про художников "Гори, гори, моя звезда" без всякой рекламы стала общественным событием - ее смотрели и обсуждали от Москвы до окраин. Сегодня эта функция у кино выбита. Кино отказалось от этой роли, его воспринимают только как "развлекалово", - констатировал Александр Митта. Поэтому ключевой вопрос: найдет ли картина место в сегодняшнем кинорепертуаре.
Пятикурсница филфака Наталья убеждена, что придет целевая аудитория - те, кого интересует грань между искусством и не-искусством. Новое всегда принимается в штыки, а на публику сегодня обрушивается гигантский поток фильмов, спектаклей, арт-проектов, и отделить художественное открытие от мистификации все труднее. Картина Митты предлагает урок вековой давности - тем более интересный, что Шагал и особенно Малевич долго были фигурами спорными, их отрицали, запрещали, над ними посмеивались.
- Фильм в тренде: сейчас модно быть умным, - считает Екатерина Дикова, тоже пятикурсница. - Об этом говорят огромные очереди у Пушкинского музея, как было в дни выставки Ван Гога. А раз "в тренде" - стало быть, он может быть успешным и у самой широкой публики.
Сложная задача: в двухчасовом фильме передать спор двух концепций в искусстве, - считает доцент МГУ Тарас Вархотов. И это в сценарии удалось - многие эпизоды заставляют вспомнить коллизии того времени, думать, ассоциировать события почти вековой давности с чем-то сегодняшним. Но в фильме есть еще один конфликт - между содержанием и кинематографической формой, в которую все отлилось. Картину интереснее анализировать, чем смотреть. Поэтому ее потенциальная аудитория - те, кого интересуют фигуры этих двух художников. Ну, а те, кто приходят просто смотреть кино, утонут в потоке новой для них информации и, скорее всего, будут разочарованы.
Разговор перерос в спор: должно ли кино идти на поводу у ленивого зрителя, ему угождать и перед ним заискивать? Нет ли здесь неуважения и к искусству, и к самому зрителю? Участники встречи оживились, реплики посыпались со всех сторон:
- Ну, знаете ли, как подашь, так и съедят. Если правильно подать картину правильной аудитории, то ее легко можно раскрутить как рассказ о суперхудожниках прошлого, либо даже как нечто оппозиционное, революционное.
- Это важный вопрос: кто добровольно пойдет смотреть такое кино? Зрители, приходящие в кинотеатр, никому и ничем не обязаны. Они ждут удовольствия и, возможно, пищи для размышлений. В данном случае на экране художники, которым удалось взорвать мозги своими идеями, - Малевич и Шагал. Они еще недавно были у нас под сомнением - а теперь, как выяснилось на Олимпиаде, Россия ими гордится. Уже интересно!
- А я боюсь, что Олимпиада в этом смысле не спасет Шагала с Малевичем: они никогда не будут предметом массового интереса. И сами по себе, и их творчество. И этим ничего поделать нельзя: история уже сказала свое слово.
- Есть личный конфликт двух художников. И есть конфликт двух тенденций в живописи, спор фигуративного и концептуального. Сегодня концептуальное искусство представлено очень широко и на самых массовых площадках. Но при этом намечается тенденция искать в нем какие-то новые, уже чисто фигуративные ходы и приемы - искать зрелищность. Пример тому - расцвет видео-арта. Конечно, его, в буквальном смысле, в фильме нет, но применялись компьютерные технологии - к примеру, в эпизодах летящих людей, где режиссер удачно воспроизводит символический стиль Шагала. Стилистика Малевича тоже имитирована с помощью компьютерной графики. То есть через технологии идет наращивание зрелищности - это все активнее чувствуется в современном концептуальном искусстве, и это учтено в фильме. Он весь состоит из конфликтов художественных направлений, настоящее поле битвы: импрессионизм, символизм, кубизм, Пикассо - вся парижская школа, с одной стороны. И Малевич, более однозначный, концептуальный и "антихудожественный" - с другой. Эти взаимоотношения двух трендов поданы очень интересно.
- Конфликт этот универсален и касается не только Малевича и Шагала. Любой художник - максималист, он увлечен своим искусством и плохо воспринимает все, что с ним не стыкуется. Так не только в живописи - в любом искусстве. В кинематографе, который здесь представляет Александр Наумович, многие его коллеги в советские времена "топили" друг друга просто потому, что субъективно не принимали другой стиль - и считали, что такое кино не имеет права на существование. В фильме Митты финал примиренческий: мол, время все поставило на свои места, оба течения существуют, оба в почете, все прекрасно. В жизни было не так - конфликты шли кровавые, жестокие, зубастые и хищные.
О вреде и пользе доброты
Фильм слишком добр - прозвучало и такое мнение. - Он пропитан добротой по отношению к персонажам и к самой истории. Даже самые лютые конфликты поданы с теплым юмором - как, например, замечательная сцена драки в бане и комментарий Малевича: мол, искусство и начинается с драки. В этом есть правда: любой, кто одержим идеей, нетерпим, и это касается искусства, политики - всего. Но мне в фильме не хватило исторического напряжения. Ведь события жизни Шагала и Малевича разворачиваются в очень драматическом контексте - а он выглядит облегченным, и зритель с трудом считывает его плотность.
Контекст существует - но как фон, а все внимание сосредоточено на главных героях и их концепциях. Их конфликт - это спор между художником сердца и художником разума, чистая искренность против чистой мысли. Будь плотнее исторический фон, все это выглядело бы существенно мощнее.
Действительно, занятно: в фильме расстреливают, убивают, жгут, но при этом он кажется добрым. В какой-то мере это комплимент фильму: он полемичен по отношению к жесткому сегодняшнему кино. И то, что фильм внесет эту струю в очень концентрированный раствор современных кинозрелищ, по-моему, хорошо. Кто-то свободно вздохнет: мы слишком мрачные стали.
И возникла новая тема: готово ли к фильмам добрым и конструктивным само кино?
- Да ведь у нас актеры разучились играть добрые роли! Посмотрите: в сцене в ЧК, когда один из персонажей предлагает расстрелять Малевича, уровень доверия к актеру резко возрастает: он дико убедителен в этой ситуации. А вот чистая, простая, наивная доброта выглядит уже не так убедительно, актеру трудно это изображать. У нас кино отвыкло от нормальных, не взвинченных и не агрессивных человеческих чувств.
Как считает Ольга Мягкова с кафедры эстетики филфака, эта доброта выглядит непривычно: между главными героями, Шагалом и Малевичем, нет открытого конфликта. Конфликт есть между их приверженцами - между школами, между жителями Витебска. А два художника, по сути, не спорят, они готовы поделить небо и землю. Может, поэтому фильм выглядит таким искренне наивным в своем желании предоставить обо всем судить зрителю. Сам же он не выносит своего суждения, допуская любые варианты. И зритель как бы выступает в роли жителя Витебска, который будет бороться за какую-то свою правду.
Мнение должно быть робким
Самую тактичную, но и самую и самую точную формулу наших взаимоотношений с искусством вывела в нашем разговоре первокурсница филфака Елена Щедрина: наше мнение должно быть робким.
- Гении редко бывали поняты своими современниками - и здорово, что картина об этом напомнила. Сегодня мы тоже имеем дело с современным искусством, восторгаемся или ругаем его, мы категоричны в суждениях. Точно так же Шагал с Малевичем были чьими-то современниками, и то, что сейчас стало классикой, очень многими столь же категорично не принималось. Наверное, это обычная участь новаторов в искусстве. Поэтому мы не должны говорить о произведениях искусства так, будто вещаем абсолютную истину. Мы можем только смотреть и пытаться найти в себе что-то созвучное увиденному. Наблюдать, чувствовать. Конечно, мы можем и должны выражать свое мнение - но это мнение должно быть робким. Мы должны пытаться понять, кто из этих новых художников - на самом деле гений нашего поколения и в этом качестве войдет в историю. Это трудная наука, и ей учит только опыт прошлого.
Завершил разговор автор фильма Александр Митта:
- Снять эту картину я хотел очень давно, и то, что это удалось, - редкая удача. Нужно ли было делать развлекательный фильм? Но тогда мы ровно ничего не скажем молодым зрителям о той культурной ценности, которую Россия дала миру. Шагал и Малевич сегодня представляют миру нашу страну, их глазами мир видит Россию. Поэтому от соблазна угождать зрителю я отказался сразу. Возможно, действительно не хватило энергии, чтобы сделать фильм более агрессивным, но его доброта - это была позиция. Шагал нес в мир поток доброты, и жизнь ему хорошо отплатила: он прожил 98 лет и оставил после себя много добра - в живописи, в графике, в церковных витражах, в панно на стенах лучших театров мира. Столько добра, думаю, никто в художественном мире не сделал. Да и Малевич был энергетическим зарядом для целого поколения сегодняшних мастеров. И мне стыдно, когда многие в России воспринимают его фигурой анекдотической - мол, "Черный квадрат" нарисует и ребенок. У нас нет уважения к явлениям искусства, но обедняет это только нас самих. Я не считаю просвещение уделом кинематографа, но кто же тогда им займется? Я не удержался, и, честно говоря, не жалею: свой долг я выполнил.
Бернард Шоу сказал: я такой, каким вы можете меня вместить. Я не Бернард Шоу, но это правда: если зритель готов - он в фильме увидит намного больше. Если картина впишется в культурную жизнь молодого поколения хоть краешком, я буду считать, что сделал нужную работу, будь она показана на большом киноэкране или в копии, скачанной из Интернета.