Поделиться
Революция должна завершаться подписанием нового общественного договора?
Лев Аннинский: Общественным договором должны завершаться не только революции. Он неизбежен по любому вопросу, который кажется нам неразрешимым.
Великая Октябрьская социалистическая революция поначалу так не называлась. Это появившиеся позднее кадры Эйзенштейна сделали ее частью общественного договора о нашей истории. "Великая", "социалистическая" - это все имена и эпитеты, присвоенные событию, под знаменем которого мы выиграли Вторую мировую войну.
Мы выиграли Великую Отечественную под знаменем революции?
Лев Аннинский: Мы вспоминали Кутузова, Суворова, но выиграли войну, конечно, под знаменем Великого Октября. Я понимаю, о чем говорю, я уже жил в это время. А мой отец уже погиб на войне. Мы выиграли войну, потому что нам БЫЛО ЗА ЧТО воевать. Не за Царскую Россию тогда сражались и умирали - за "новую". А новая была вся красная, революционная. В конце XX века сказали: это все были химеры. Да? Но мы этими "химерами" спаслись от гибели в 1942-м. Я по тогдашней германской доктрине должен был умереть. Не было бы "химер", не было бы моего разговора с вами.
Может ли быть основанием для согласия настоящее знание всех тонкостей истории?
Лев Аннинский: Главная тонкость октября 17-го заключалась в том, что моряки бежали с бомбами по верхним этажам защищаемого женским батальоном Зимнего и, прежде чем бросить их, кричали: "Осторожно, бомба!" Чтобы люди спрятались. Такая была "классовая ненависть". Вот такое знание тонкостей может объединить нас во взгляде на революцию. Или еще тонкость: через пару дней после взятия Зимнего какая-то газета написала: "Вчера хулиганы захватили дворец и надругались над памятниками культуры".
Это потом, когда красные окончательно взяли власть, стало ясно, что нужны "знамена", чтобы идти дальше. И вместо матросов с криками "осторожно, бомба!" появился "штурм Зимнего". Конечно, надо ЗНАТЬ реальность, вывернутую мифом наизнанку.
Но внятный смысл все это обретает не в спорах, что важнее, уличные бои или пьянка в подвалах Зимнего, а в том, что большевики предложили другой общественный договор.
И что он в себе содержал - радикальные тезисы "Земля - народу"?
Лев Аннинский: Да нет, это и другие повторяли в тех или иных вариантах. Предметом общественного договора тогда было, хотя, может, вслух и не произносилось: надо замириться, чтобы не быть уничтоженными. Я думаю, что мужики с фронтовым оружием, возвращавшиеся в свои деревни, нутром чувствовали приближение гигантской войны. А "люди верха" - думцы и пр. - несоизмеримо с этим предчувствием уповали на бумаги, пытались учредить какую-то конституцию.
Я думаю, что вся эта марксистская доктрина мировой революции и ее русские "изводы" были всего лишь замаскированным способом перехода от писания стихов к страшной войне. Люди думали, какую цель перед всеми повесить. И повесили цель - "коммунизм". Чтобы пройти через страшные 41-й, 42-й... И она помогла пройти.
Согласие по поводу революции и советского века задается и хорошей прагматикой. Ведь очень трудно - политически, социально, культурно, интеллектуально - наследовать опыту дореволюционной России. Почти чужое (из-за давности времени) сословное, домодерновое общество...
Лев Аннинский: Конечно, опыт советского века ни в коем случае нельзя выбрасывать! Задача для умников - придумать концепции, вокруг которых можно выстроить пусть воображаемый, но единый процесс русской истории и культуры.
И как договорятся о согласии Наталья Солженицына, как хранительница выстраданных идей своего мужа…
Лев Аннинский: Наталья Дмитриевна, с которой я дружил еще до ее знакомства с Солженицыным, и отцы наши дружили, "крайняя" последовательница идей своего мужа, потому что она их "хранительница". Но не будем забывать, что ее великий муж в своих идеях и мыслях, как обустроить Россию, пытался все-таки найти "среднюю линию". То, по поводу чего возможно согласие.
Но как ее привести к согласию с Геннадием Зюгановым, например?
Лев Аннинский: Знаете, русские все равно будут ругаться. Мы - огромная пестрая страна, народ, составленный из противоположных этносов. Но именно на этой сложной почве выросла русская культура, русская душевность и духовность. Вообще-то могла остаться Орда, а осталась Русь, унаследовавшая от Орды государственное мышление. И мы должны думать о наследовании государственного мышления. И у Царской России, и у Советской державы. Мы должны унаследовать ощущение общей страны и общей культуры. А крайности - это лишь самоутверждение "края" внутри нашего многообразия. Пусть утверждаются. Главное, чтобы на улицы не выходили с этим утверждением. Но даже и после побития голов камнями, как мы видим на опыте Украины, надо быть готовым сказать: садитесь и договаривайтесь.
Русское самосознание огромное, пестрое, не сводимое ни к чему простому. Мы сверхэтничны, мы - сверхнация. И при этом и нация тоже. Общественный договор нам абсолютно необходим. Даже если история идет параллельно нашим попыткам ею управлять, надо пытаться смягчить ход событий, замешанных на ненависти. Попытки общественного договора нужно продолжать.