Юрий Исаакович, ваша последняя постановка "Не только любовь" была по-настоящему триумфальной. Это признал и автор оперы Родион Щедрин, побывавший на премьере. Ставить произведения современника сложнее, чем композитора, жившего пару веков назад?
Юрий Александров: А для меня любой композитор, даже умерший двести лет назад, - все равно как живой. Если ты не воспринимаешь его как современника, ничего не поделать. Я легко могу себе представить, что вот сейчас откроется дверь, войдет Доницетти и скажет: "Ну? Что мы с тобой будем дальше делать?".
Это, конечно, здорово, когда тебе никто не мешает. Но в то же время хочется общаться с человеком. Дело в том, что, начиная работу, режиссер всегда находится в одиночестве. Постановка спектакля - это неизбежно потеря иллюзий. Ты отдаешь свои идеи людям, которые их разворуют. Один из моих педагогов Эмиль Пасынков говорил: "Спектакль надо поставить на триста процентов. Чтобы у тебя по потолку бегали слоны. В результате потолок превратится в пол, слоны - в мух". Потому что исполнитель, осветитель, костюмер, оркестр, дирижер - каждый у тебя что-то оттянет.
Вот, например, был у меня спектакль "Тоска" в одном из российских городов. Главный дирижер очень хороший, его возлюбленная должна была петь Тоску. Но что-то там произошло - и она слетела с премьеры. Он так переживал, что плохо дирижировал. А я-то тут причем? Вот видите, даже когда уже все готово, судьба может забраться к тебе в карман и украсть часть твоего спектакля.
Что касается живых композиторов, то с ними работать интересно, только они часто бывают глупенькими. Чем моложе, тем амбизиознее. Им почему-то кажется, что режиссер должен перед ними пасть ниц. Другое дело - человек такого уровня как Щедрин. Он очень уважительно относится к людям, которые занимаются его партитурой. С первой же встречи он перешел на такую доверительную интонацию, что я был просто поражен. Никакого апломба. Сразу же доложил: "С "Не только любовью" я везде провалился, эта опера неудачная, странно, что вы хотите ее делать". Я его спросил: "А как вы думаете, почему она провалились?" Он ответил: "Потому что все ставили про "не только", а у меня написано про любовь. Я был молодой, тридцатилетний, полный сил, посвятил оперу Майе Плисецкой, на которой незадолго до этого женился"…
И это убедило меня в том, что я должен сделать оперу про людей, а не про деревню.
…Поэтому вы изрядно сократили либретто.
Юрий Александров: Я?! Ничего подобного!
Ну как же? Сам Щедрин хвалил вас за то, что вы убрали длинные производственные диалоги, и опера от этого выиграла.
Юрий Александров: Уверяю, я не вырезал ни одной ноты, ни одного слова! Просто раньше эти диалоги так ставили, что они казались длинными и скучными. А у нас разговоры о том, что "надо перекрыть сарай", обусловлены драматургией, поэтому совершенно не утомляют.
В рецензиях на постановку все написали: "В опере подверглась сокращению производственная тема, и на первый план вышла лирика". Да нет же! Нет-нет-нет! И еще раз нет.
А помните, как в антракте к Щедрину подлетела женщина и стала возмущаться: "Как вы могли опорочить колхозников?"
Юрий Александров: Это было гениально! Я в ужасе смотрю на Родиона Константиновича - а он… расцветает! Майя Михайловна тоже улыбается. Они как будто вернулись в молодость. Щедрин меня потом спрашивал: "Юра, это вы ее подготовили?". "Нет, - говорю, - что вы!". "Я был уверен, что вы. Это же такой отличный ход! Здесь она одна, а в 1961 году во время премьеры в Большом театре все были такими. Как меня тогда освистали! Как чижика! Несмотря на то, что за дирижерским пультом стоял Евгений Светланов, а оформлял спектакль Александр Тышлер. Светланов потом упрекал: "Родя, меня освистали первый раз в жизни на твоей опере"…
Кстати, после премьеры у нас с Щедриным был довольно долгий разговор, он высказывал мне замечания. Например: "Вот эту кадриль я хочу в два раза медленнее, это же не танец, а особенное состояние. Мне пиано не хватает и очень медленных темпов". Я его понимаю.
Какой спектакль будете ставить следующим?
Юрий Александров: Жизнь сама дает темы и требует от нас ответов на какие-то вопросы. Поэтому мы сейчас начинаем работу над спектаклем "Крым". Основой послужит часть оперы Мариана Коваля "Севастопольцы".
Композитор дал мне повод для серьезного высказывания о том, что сейчас происходит в Крыму. У Коваля хорошая, настоящая музыка. Но от партитуры ничего не осталось - я ее всю изменил. Потому спектакль и называется "Крым" - никаких "Севастопольцев", "Последнего катера", никаких любовных историй. Тема любви одна - любовь к Родине. Персонажи превращаются в образы. Есть музыка, скомпонованная таким образом, что она рождает последовательное осмысление борьбы за Крым. Я историю переклеил, пустил в машину для нарезки бумаги, склеил заново и оставил только тематический материал: осталось пятнадцать номеров из четырех актов. Будет номер "Урок любви к Родине": две учительницы - одна татарская, другая русская - общаются с детьми. Появится драматический артист, который делает связки времен: мы начинаем действие с русско-турецкой войны, потом Великая Отечественная и потом - Майдан.
Кульминацией оперы станет хор "Возьмите нас с собой, не оставляйте нас". С этого начинается тема Майдана: беженцы просят, чтобы Россия не оставила их. И таких мест, которые сопрягаются с действительностью, достаточно много. Это новый жанр, которого по существу еще не было. Это опера-митинг, в которой будут задействованы исторически-военные клубы, много детей - мне нужна детская тема, будут дополнительные хоры. И будут активно задействованы зрители: в одной из драматических сцен будут задаваться вопросы и требоваться ответы из зала.
Я не хочу думать, что кто-то из артистов не будет занят в спектакле по личным мотивам, все-таки люди искусства - они бесстрашные. И я немного наплевательски отношусь к советам мудрых людей, которые говорят "Поостерегись, не высовывайся, может быть, не надо". Я привык высовываться.
Надеюсь, первые зрители увидят спектакль во второй половине июня.
Говорят, вы еще собрались ставить "Сельскую честь" Пьетро Масканьи…
Юрий Александров: Это потом. Я решил ее отодвинуть, потому что сельская тема у нас уже как бы отработанна "Не только любовью". Я задумал "Севильского цирюльника" - очень яркий, ориентальный спектакль. Хочется, знаете ли, красоты! Надеюсь поставить в декабре. Если не получится - тогда к 8 марта.
Еще мы затеяли интересный проект для детей примерно от 6 до 12 лет, чего раньше никогда не делали. Мы придумали программу по типу "От А до Я", где в доступной форме рассказываем об опере. Одну букву уже представляли: "Ансамбль, Алябьев, Альбинони, альт…". Прошло замечательно: зал заполнен, публика довольна, и, конечно, это разнообразит жизнь театра. Такие короткие - минут на 50 - программы станут постоянными. Я даже думаю, что когда буквы закончатся, мы начнем заново, но по-другому. Ведь об опере можно говорить бесконечно.
Справка "РГ"
Опера Марьяна Коваля изначально носила название "Последний катер" и ее первая редакция не была поставлена. Под названием "Севастопольцы" (вторая редакция) опера была впервые была представлена в переложении для фортепиано в Москве 31 мая 1945 года. Первая сценическая постановка состоялась в 1946 году в Перми, затем последовали постановки 1947 года в Новосибирске, Одессе и Харькове. Хронологически последний раз опера ставилась (уже в третьей редакции, концертном исполнении и опять под названием "Последний катер") в Москве в 1964 году совместно музыкантами Большого театра и театра имени Станиславского и Немировича-Данченко.
В основу либретто лег фронтовой очерк писателя Матвея Тевелева. Главные герои - жители рыбацкого поселка, находящегося под Севастополем, Наташа и Андрей, которые вместе со своими друзьями участвуют в обороне родного города. Им пришлось сменить мирные профессии на военные: Наташа стала снайпером, а Андрей - партизаном. Герои решают остаться в севастопольских каменоломнях, уступая место в последнем отходящем катере женщинам и детям.