Владимир Ленин. "Упаси боже от врачей-большевиков"
Владимир Ильич и врачи - так можно было бы охарактеризовать весь отрезок времени, когда Ульянов-Ленин находился во главе Советского государства. Не обладая изначально крепким здоровьем (отец его Илья Николаевич умер от инсульта нестарым человеком), Ленин еще и подорвал его ссылками в Сибири до революции и напряженной, по 12-16 часов в сутки, работой после революции. Примечательно, что, разрушив всю царскую систему управления страной и обещая поставить управлять государством кухарку, свое здоровье и сам Ленин, и другие руководители Советской республики не доверяли классово надежным медикам с партбилетами, а обращались за помощью к специалистам дореволюционной закалки, а то и просто к лекарям-иностранцам.
"Известие о том, что вас лечит новым способом "большевик", хотя и бывший, меня, ей-ей, обеспокоило, - писал Ленин Максиму Горькому. - Упаси боже от врачей-товарищей вообще, врачей-большевиков в частности! Право же, в 99 случаях из 100 врачи-товарищи "ослы", как мне раз сказал хороший врач. Уверяю вас, что лечиться (кроме мелочных случаев) надо только у первоклассных знаменитостей. Пробовать на себе изобретение большевика - это ужасно!"
Самого Ленина лечил целый штат врачей - звезды европейской медицины Ферстер и Клемперер, Штрюмпель и Геншен, Минковский, Бумке и Нонне, отечественные светила - Кожевников и Крамер, Елистратов и Бехтерев, специалисты по болезням головного мозга и по спастическим параличам, невропатологи и терапевты-диабетологи. Но, несмотря на создание при ЦК Лечсанупра и сонм приглашенных за валюту иностранных специалистов, вождь мировой революции медленно, но верно угасал.
От чего же лечили врачи Ленина? По воспоминаниям наркома здравоохранения Николая Семашко, специально собранный консилиум врачей поочередно поставил Владимиру Ильичу три неверных диагноза: неврастению (переутомление), хроническое отравление свинцом и сифилис мозга. Соответственно, и методика лечения выбиралась ошибочно. Сначала, в 1921 году, то есть еще за три года до смерти, медики диагностировали у Ленина сильнейшее переутомление с целым "букетом" сопутствующих болячек.
"У него появились три такие штуки: головная боль, при этом иногда и по утрам головная боль, чего у него раньше не было. Потом бессонница, но бессонница бывала у него и раньше. Потом нежелание работать. Это на него было совсем не похоже, - отмечал в воспоминаниях брат Ленина Дмитрий Ульянов. - Бессонница у него всегда бывала, а вот такая вещь, как нежелание работать, - это было новым. С марта 1922 года начались такие явления, которые привлекли внимание окружающих - частые припадки, заключавшиеся в кратковременной потере сознания с онемением правой стороны тела. Эти припадки повторялись часто, до двух раз в неделю, но не были слишком продолжительными - от 20 минут до двух часов".
Больному был прописан отдых и покой, проживание в Горках, но спасти его врачи уже не могли. Примечательно, что от переутомления тогда страдали все члены ЦК партии и правительства, одного лишь главу правительства СССР Николая Рыкова медики признавали более или менее здоровым, прописывая всем от хронической усталости то усиленное питание и строгий режим дня, то опий, а то и вовсе экспериментальное средство "гравидан" - очищенную мочу беременных женщин. Как отмечал сторонник этого метода врач-экспериментатор Алексей Замков (муж скульптора Веры Мухиной), "стойкие результаты лечения были зафиксированы у десятков наркоманов и алкоголиков". А вот вождям революции гравидан не помог.
Следующий диагноз, поставленный Ленину в 1922 году - "хроническое отравление свинцом от двух пуль", оставшихся в мягких тканях после покушения Фанни Каплан в 1918 году. Одну из пуль после сложной операции удалось извлечь, но облегчения больному это не принесло. Глава государства чувствовал себя всё хуже, работал всё меньше. И тогда был предложен третий диагноз, по понятным причинам широко по стране не афишировавшийся - сифилитическое воспаление внутренней оболочки артерий. Ленину прописали полагающиеся в этом случае инъекции препаратов мышьяка и йодистых соединений, но спустя годы один из членов консилиума Георг Клемперер вдруг изменил свое мнение. "Возможность венерического заболевания была исключена", отметил он в своих мемуарах.
Так или иначе, но вождя мирового пролетариата подвел его мозг, при посмертном вскрытии было обнаружено "тяжелое поражение мозговых сосудов, особенно системы левой сонной артерии". Сам больной угадал, отчего умирает: "Говорят, что я страдаю прогрессивным параличом, но если это и не так, то, во всяком случае, параличом, который неуклонно прогрессирует, - рассказал однажды Ленин своему лечащему врачу Отфриду Фёрстеру. - Будет, наверное, кондрашка. Мне это предсказал еще давным-давно один мужичок. У тебя, говорит, шея короткая. Да и мой отец умер примерно в эти же годы от удара".
Примечательно, что для медиков, не сумевших спасти вождя, никаких печальных последствий не наступило. Гонения на врачей-вредителей начались при следующем советском лидере.
Иосиф Сталин и "вредители в белых халатах"
Медицинская карта "друга физкультурников" Сталина - одна из самых интересных среди всех советских вождей и до сих пор - самых закрытых. Подозрительный Иосиф Виссарионович не мог пожаловаться о своем нездоровье ни медикам, ни близким. Многое о состоянии здоровья вождя народов узнали лишь из посмертного вскрытия на кафедре биохимии МОЛМИ.
"Инфаркта обнаружено не было, но вся слизистая желудка и кишок была усеяна также мелкими геморрагиями, - писал позже по итогам вскрытия академик Академии медицинских наук Советского Союза Александр Мясников в своей книге "Я лечил Сталина". - Очаг кровоизлияния в области подкорковых узлов левого полушария был величиной со сливу. Эти процессы явились следствием гипертонической болезни. Артерии головного мозга были сильно поражены атеросклерозом; просвет их был очень резко сужен".
Обнаруженный атеросклероз мозговых артерий, по мнению врачей, мог "утрировать утрату адекватности в оценке людей и событий, крайнее упрямство, подозрительность и боязнь врагов". "Управлял государством, в сущности, больной человек, - констатировал Мясников. - Он таил свою болезнь, избегал медицины, боялся ее разоблачений".
Единственным авторитетом в медицине, по воспоминаниям дочери генсека Светланы Аллилуевой, был для Сталина академик В. Н. Виноградов, который раз-два в год смотрел его.
"21 декабря 1952 года я видела отца в последний раз. Он плохо выглядел. По-видимому, чувствовал признаки болезни, - писала потом Аллилуева. - Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял и никого не подпускал к себе близко".
Отчасти, этой подозрительностью и объясняют историки знаменитое "дело врачей", в рамках которого в 1952 году осудили девять крупнейших медиков СССР - профессоров Вовси, Егорова, Фельдмана, Этингера, Гринштейна, Майорова, Когана М., Когана Б. и Виноградова. Примечательно, что двое последних считались личными врачами Сталина, но тут, как говорится, "ничего личного". "Убийц в белых халатах" обвинили в "организации сионистского заговора" и стремление "при лечении сократить жизни руководителей Партии и Правительства".
Чтобы добиться от задержанных показаний, по словам главы МГБ Семена Игнатьева "к Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия, для чего подобраны… два работника, могущие выполнять специальные задания в отношении особо важных и опасных преступников". От неминуемых в таких случаях смертных приговоров спасла врачей лишь смерть Сталина в марте 1953 года.
Как знать, доверяй Сталин медикам - сколько бы он прожил и каким был бы СССР и мир вообще.
Никита Хрущев. Недисциплинированый пациент
Интересно, что отправленный в отставку с формулировкой "в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья" Никита Сергеевич на здоровье практически не жаловался. Став "пенсионером союзного значения" в 70 лет, он, не терпевший бездеятельности, возился в огороде, выезжал, с разрешения кураторов, на сельскохозяйственные выставки. В руки врачей он попадал всего несколько раз, в первый раз - с инфарктом миокарда.
"Поначалу я удивлялась, почему его положили в неврологическое отделение, а не в терапевтическое? - вспоминала затем бывший хирург Кремлевской больницы в Сокольниках Прасковья Мошенцева. - Ведь диагноз был очевидным: инфаркт миокарда. Видимо, Хрущева хотели изолировать от внешнего мира. Причем отделение было предварительно освобождено от всех больных и охранялось самым строжайшим образом, как при входе, так и при выходе".
Бывший генсек, грозивший показать всему миру "кузькину мать", оказался абсолютно адекватным пациентом, хотя и не совсем дисциплинированным.
"Приоткрыв дверь в палату, я бодро направилась к постели больного. Хрущев читал газету "Правда" и чему-то улыбался. Я решила не мешать. Извинилась, пообещав зайти позже. Но Никита Сергеевич отложил газету.
- Нет-нет, Прасковья Николаевна, не уходите, - проговорил он. - Я вас жду.
- Не хочу вам мешать, - сказала я. - Вы же читаете "Правду".
- Кто же ее читает? - улыбнулся Хрущев. - Я лично только просматриваю ее. Здесь же пишется только про социализм. В общем, одна вода".
Потерявший влияние и страдавший от образовавшегося вокруг него человеческого вакуума - сразу исчезли т. н. "друзья, соратники и единомышленники" - бывший первый секретарь внимательную и доброжелательную аудиторию нашел среди врачей и медсестер.
"Посреди комнаты в кресле, обложенный подушками, восседает Никита Сергеевич. Вокруг него - медицинские сестры, старшая сестра стоит у двери на посту. Увидев меня, все застыли с виноватыми лицами. Понимали, что серьезно нарушили больничные правила, позволив лежачему больному покинуть палату. Хрущев рассмеялся.
- Ах, уважаемая Прасковья Николаевна, - сказал он. - Очень прошу никого не наказывать: это я им приказал. Учтите: это последнее мое распоряжение. Теперь ведь я - никто. Знаете, я всегда любил беседовать с простыми людьми. Академики, члены ЦК КПСС и вообще ответственные работники - они какие? Осторожные в высказываниях, любят все усложнять. Прежде чем сказать что-то дельное, все перевернут с ног на голову…
Никита Сергеевич говорил о пятиэтажках, об освоении целины, о нашем черноземе: как во время войны немцы вывозили его из страны целыми составами, о многом другом. После окончания речи я попросила медсестер отвести своевольного больного обратно в палату".
Таким же запомнил отставного первого секретаря академик РАН и РАМН Евгений Чазов, лечивший Брежнева.
"Хрущев находился в больнице на улице Грановского в связи с инфарктом миокарда, - писал Чазов в своей книге "Здоровье и власть. Воспоминания "кремлевского врача". - Как-то поздно вечером я был в отделении и мне потребовалась медицинская сестра. Заглянув в комнату медперсонала, я увидел странную картину: дежурные сестры и санитарки сидели вокруг старичка-больного, закутанного в больничный халат, который им что-то громко доказывал и с пристрастием расспрашивал: "Ну что, вам при Брежневе лучше живется?"
"Дорогой Леонид Брежнев" и гонки на катафалках
Следующие после отставки Хрущева два десятилетия как никогда ранее сблизили в СССР политику и медицину, вождей страны и медиков, поддерживавших в вождях силы и здоровье. Три подряд главы государства - Брежнев, Андропов, Черненко - не отличались хорошим самочувствием и руководили страной, как шутили тогда в народе, "под капельницей".
Необходимо помнить, что тогда постепенно нарастало противостояние с Западом и в этой где-то явной, где-то подспудной борьбе лидер такой супердержавы, как СССР, обязан был если не быть, то хотя бы выглядеть сильным, здоровым и способным к адекватному восприятию ситуации в мире. А с каждым годом это было все труднее.
Уже в начале 1970-х состояние здоровья "дорогого Леонида Ильича" внушало справедливые опасения. Однажды, по воспоминаниям Чазова, Брежнев потерял контроль над собой в ходе важных переговоров в ГДР.
"Косыгин сидел рядом с Брежневым и видел, как тот постепенно начал утрачивать нить разговора. "Язык у него начал заплетаться, - говорил Косыгин, - и вдруг рука, которой он подпирал голову, стала падать. Надо бы его в больницу. Не случилось бы чего-нибудь страшного". Мы постарались успокоить Косыгина, заявив, что ничего страшного нет, речь идет лишь о переутомлении, и что скоро Брежнев сможет продолжить переговоры. Проспав три часа, Брежнев вышел как ни в чем не бывало и продолжал участвовать во встрече".
По мнению академика Чазова, наблюдавшего здоровье генсека долгие годы, "теряя способность аналитического мышления, быстроту реакции, Брежнев все чаще и чаще не выдерживал рабочих нагрузок, сложных ситуаций. Происходили срывы, которые скрывать было уже невозможно. Их пытались объяснять по-разному: нарушением мозгового кровообращения, сердечными приступами, нередко им придавали политический оттенок".
Но даже стремительно слабеющего и стареющего лидера не отпускали на заслуженный отдых "друзья и соратники" из Политбюро. Сменить его у руля государства могли лишь столь же больные кандидаты - Юрий Андропов и Константин Черненко, правившие в итоге страной в сумме около трех лет. Поэтому оставалось лишь надеяться на то, что Леонид Ильич продержится еще год, еще два...
Нездоровье пожилого генсека стало темой сотен анекдотов и пересудов в народе, но сама жизнь была анекдотичнее любой придуманной байки. Вот какой случай по этому поводу вспоминает Чазов: "В связи со снижением критического восприятия у Брежнева случались и казусы. Один из них связан с телесериалом "Семнадцать мгновений весны", который Брежнев смотрел в больнице. Дежурившая у него медсестра при обсуждении картины передала как очевидное слухи, ходившие среди определенного круга лиц, о том, что прототипом главного героя Штирлица является полковник Исаев, который живет всеми забытый, и его подвиг достойно не отмечен. Возбужденный Брежнев тут же позвонил Андропову и серьезно начал выговаривать, что у нас еще не ценят заслуги людей, спасших страну от фашизма. Он просил разыскать Исаева, "работа которого в тылу немцев достойна высшей награды". Когда Андропов начал резонно говорить, что он точно знает, что это вымысел автора, что за Штирлицем не скрывается реальное лицо, Брежнев этому не поверил и просил еще раз все выяснить и доложить. Исаева, конечно, не нашли, но награды были все-таки вручены. Они были вручены исполнителям ролей в этом фильме, так понравившемся Генеральному секретарю".
За малейшим изменением состояния здоровья советского лидера пристально следили не только врачи и близкие, но и ближайшее политическое окружение и разведки множества стран мира. "Внимание этому вопросу уделяли секретные службы различных стран, которых интересовал вопрос стабильности нового руководства,- вспоминал Чазов. - Андропов говорил мне, что с этой целью пытаются использовать любые сведения - от официальных фотографий и киносъемок до рассказов встречающихся с ним лиц о его речи, походке, внешнем виде". Поэтому на публике Брежнев, как и сменившие его затем Андропов и Черненко, изо всех сил старались выглядеть здоровыми и полными сил.
"Мнение о том, что лидеру необходимо периодически показываться, независимо от того, как он себя чувствует, которое впоследствии касалось не только Брежнева, но и многих других руководителей партии и государства, стало почти официальным и носило, по моему мнению, не только лицемерный, но и садистский характер, - рассказывал Чазов. - Садистским по отношению к этим несчастным, обуреваемым политическими амбициями и жаждой власти и пытающимися пересилить свою немощь, свои болезни, чтобы казаться здоровыми и работоспособными в глазах народа. И вот уже разрабатывается система телевизионного освещения заседаний и встреч с участием Брежнева, а потом и Андропова, где режиссер и оператор точно знают ракурс и точки, с которых они должны вести передачу. В новом помещении для пленумов ЦК КПСС в Кремле устанавливаются специальные перила для выхода руководителей на трибуну. Разрабатываются специальные трапы для подъема в самолет и на Мавзолей Ленина на Красной площади. Кстати, если мне память не изменяет, создателей трапа удостаивают Государственной премии".
Смерти Брежнева и двух следующих за ним генсеков, метко названные в народе "гонкой на лафетах", поставили точку в долгой эпопее "лидеры СССР и их врачи". Эпоха вождей закончилась, и их отношения с медициной перестали быть предметом важнейшей государственной тайны.