Это не только богатейшее и разнообразное собрание, но еще одно из древнейших. Правители княжества, расположенного между Австрией и Швейцарией, собирают произведения искусства с конца XVI века. Тогда князь Карл I Лихтенштейнский (1569-1627) явно перенял страсть к собирательству и изящным искусствам от своего патрона - императора Рудольфа II. Того самого, который устроил в своей резиденции в Праге "новые Афины" (правда, с неведомой древним грекам кунсткамерой). Его сын Карл Эвсебий, знаток живописи и страстный любитель лошадей, своих скакунов обменивал на картины. Рассказывают, что "Портрет Клары Серенс Рубенс" он именно так и заполучил.
Почти пять веков спустя традиция собирательства княжеского дома по-прежнему жива. На выставке, например, можно увидеть эскиз Рубенса к картине "Марс и Рея Сильвия", купленный в 1977 на аукционе Сhristie’s, плюс шпалеру на ту же тему, сделанную еще при жизни Рубенса в 1620 году и приобретенную нынешнем правителем Лихтенштейна князем Хансом-Адамом II в 2005 году. Все три работы: эскиз, картину и шпалеру - можно увидеть на Волхонке. Они позволяют представить не только этапы работы художника, но и, выражаясь современным языком, жизнь произведения в разных медиа. В идеале не хватает только гравюры по этой картине, которая бы завершила бы цепочку и могла бы перекинуть мостик от роскоши княжеского двора к более скромной повседневности.
Кстати, о повседневном бытовании искусства во Фландрии времен католической Контрреформации. Некоторое представление о нем можно получить благодаря вошедшим тогда же в моду картинам, представлявшим интерьер кунсткамеры. Благо как раз в то время свои коллекции могли себе позволить и аристократы, и богатые купцы Антверпена. На выставке можно, в частности, увидеть замечательную работу Корнелиса I де Бальёра (Байё) этого жанра в небольшом, так называемом "кабинетном" формате. Относительно скромный размер полотна не может скрыть роскоши особняка, стены которого до потолка - в четыре ряда - украшены портретами, натюрмортами, жанровыми сценами и пейзажами. Сбору, на огромном столе - книги и роскошная посуда. Но на первом плане, по-видимому, хозяин коллекции, который демонстрирует своим гостям огромное полотно на мольберте. С сюжетом вполне назидательным - фигуры представляют аллегорию земной суеты. Надо ли упоминать, что портреты и хозяина, и благородной компании выписаны тщательнейшим образом? Трудно отделаться от мысли, что в этом жанре "три в одном", соединившем камерный вроде бы интерьер, портрет, назидательную аллегорию, можно почувствовать всю странную противоречивость "золотого века". Аллегория о суете сует подается как роскошное блюдо, своего рода интеллектуальный аттракцион для гостей. Искусство, которое, как всегда, вечно, в отличие от своих создателей и владельцев, становится способом преодоления границ земного времени, но одновременно - символом статуса и власти.
Центральные герои нынешней экспозиции - утонченный интеллектуал Питер Пауль Рубенс, его ученик Антонис Ван Дейк и Жак Йорданс. В Белом зале ГМИИ им. А.С.Пушкина можно увидеть 19 шедевров кисти Рубенса: от известнейшего "Портрета Клары Серены Рубенс", старшей дочери художника, умершей в 12 лет, до раритета раннего "римского" периода - "Обращение Савла" (1602). Среди 17 картин Антониса Ван Дейка, прибывших в Москву, - "Святой Иероним", написанный 16-летним художником, и утонченные портреты Марии де Тассис и ее отца - 1630, 1634 годов… Жан Йорданс, ставший после смерти Рубенса художником номер один в Антверпене, представлен несколькими работами. В том числе шедевром раннего периода "Поклонением волхвов" (1615) и огромным полотном "Дары моря".
Впрочем, "золотой век" фламандской живописи потому и был золотым, что и в мастерах, и в заказчиках недостатка не было. Спрос и жесткая конкуренция привели к специализации: художники предпочитали работать в тех жанрах, что удавались лучше всего. Неудивительно, что порой им приходилось объединять свои усилия, как, например, Жаку Йордансу и Франсу Снейдерсу в работе над "Дарами моры" (1640/50). За морскую живность отвечал Снейдерс - мастер монументального изображения изобилия рыбных рынков. А Нептуна с наядами взял на себя Жак Йорданс. В результате получилось удивительное смешение жанров. Натюрморт выглядит эпицентром страстей. А мифологический сюжет обретает витальность неожиданного рода. Обнаженная наяда в центре протягивает рыбину так, словно предлагает ее покупателю, а монументальный старец Нептун похож на хозяина рыбного рынка. В общем, "Дары моря" - равно гимн Нептуну и Меркурию, исполненный двумя виртуозами Фландрии.
Нынешняя выставка приурочена к двадцатилетию установления дипломатических отношений между Россией и княжеством Лихтенштейн. Очевидно изящество замысла в том, что в этой "дипмиссии" участвуют работы Питера Пауля Рубенса. Знаток античности, писавший свои исследования на латыни, а письма - по-итальянски, он выступал не единожды как посредник в сложных переговорах о мире между Испанией и Англией, например. Так, одна из жемчужин привезенной в Москву выставки - "Вознесение Психеи на Олимп" (1621) - была написана в связи с переговорами между Мадридом и Лондоном по поводу бракосочетания будущего Карла I с испанской инфантой Марией. Брак расстроился из-за религиозных разногласий, но работа Рубенса осталась "свидетельством о намерениях".
Сегодня язык аллегорий может показаться кому-то "темным" или велеречивым. Но для фламандских мастеров XVII века истории из овидиевых "Метаморфоз" служили общей канвой, на основе которой они создавали собственные живописные сюжеты. В них символы обретали чувственность плоти. В них видение Святого Франциска перед распятием оборачивалось реальной встречей со Спасителем на Голгофе, а вознесение Психеи предвосхищало парение в невесомости. Из монументального охотничьего "эпоса" с участием богов и смертных со временем вырастали пейзажи, где главной тайной становились леса, а охотники превращались в крохотные фигурки, едва заметные среди зарослей. Но уж совершенно предвосхищением будущего смотрится "Пейзаж с металлоплавильней" (1535), написанный Херри Мет де Блесом (Чиветтой). Среди привычной иерархии мира: небо, горы, замок, пристань, море - возникает на первом плане прапрапрадедушка металлургических заводов.
Фактически перед нами мир, в котором среди сложносочиненных аллегорий, античных сюжетов и рыцарских романов, "золотой век" переплавляется в век железный.