Поделиться
В этом году фестиваль в Николо-Ленивце не то, чтобы обрел новое дыхание - до этого, пожалуй, далеко. Но кураторы нашли тот формат, который способен трансформировать оpen-air для горожан, жаждущих совместить культурный досуг, охоту к перемене мест с радостями сельской свободы, во внятно структурированный фестиваль.
Идея пришла вместе с французом Ричардом Кастелли, куратором основной программы. Наряду с основной программой, появились еще спецпроекты, стратегический проект - "Облачная кухня" и лекционная программа. Все, как полагается на "больших" международных фестивалях. Кастелли, который известен больше театралам как соратник и сопродюсер спектаклей Робера Лепажа, показанных во время Чеховского фестиваля в Москве, сделал элегантный ход. Он предложил сделать акцент не только на архитектурные объекты и даже не только на прекрасные места, где они построены, но и на … время. При этом Кастелли сделал акцент не на время историческое или мифологическое: отсылок такого рода в Николо-Ленивце много и без него. В сущности, большинство объектов Николая Полисского, с которых и началось путешествие "АрхСтояния" в мир, это попытки (весьма удачные, надо сказать) осмыслить-обмозговать встречу архаического, мифологического и, если угодно, сельскохозяйственного замкнутого времени со стрелой прогресса и технократической цивилизации. Смешение этих двух типов времен на просторах у реки Угры, осмысление этого места как границы двух миров, отмеченной дивными рукотворными объектами (вместо хай-тека - свои, "домашние" технологии) и сделало Николо-Ленивец притягательным для людей по обе стороны "границы". Откуда бы ты не пришел, хоть из Голландии, хоть из Калуги, ты не чувствовал себя "чужим" в "пограничье".
Так вот, куратору Ричарду Кастелли, разумеется, не было никакого смысла идти по уже протоптанной тропинке. Время, которое его интересует, это скорее "чистое" время. В этом смысле понятно, почему фирменной "заставкой" нынешнего фестиваля, тема которого звучит как "Здесь и сейчас", стала работа Марка Форманека "Ленивецкие часы". Более того, тот факт, что эта работа была показана в Амстердаме и Берлине, приобретает дополнительный смысл. Перед нами протяженность времени, понимаемого как смена минут на цифровом табло. Числовой ряд, открытый в бесконечность. Тот, факт, что художник предпочел круглому циферблату со стрелками "цифровые" технологии, тоже значимо. Стрелки, бегущие по кругу, все же "помнят" о цикличности природного времени. Цифры, сменяющие друг друга, нет. Это уже виртуальная (или, точнее, математическая) реальность. Так вот, Форманек эту "виртуальную" реальность превращает во время конкретной человеческой жизни. И в Амстердаме, и в Берлине, и в Николо-Ленивце деревянные доски, складывающиеся в огромные, 4 метра высотой, цифры, составляли рабочие. 32 часа подряд, без перерыва на обед, каждую минуту на наших глазах меняется цифровая "картинка". Нам рассказывали, что в Берлине в перформансе участвовали 70 человек, на нашем поле подсолнухов работали пять каскадеров из Калуги. Пять человек в зеленых комбинезонах и желтых касках, умудряясь еще и приплясывать и танцевать, "играючи" меняли минуты. Вели счет времени. Абстрактные минуты становились временем физического усилия, реальной жизни и предметом экономического договора.
Движение в сторону перформанса французский куратор продолжил работой японки Сашико Абе в строении "Удаленного офиса". На подходе к "офису" выстроилась очередь. Пускали внутрь по два человека, просили соблюдать тишину и не фотографировать. Внутри сидела прелестная девушка в белом платье, в облаках из паутинок тонко нарезанной белой бумаги. Звук ножниц благодаря динамикам звучал, будто топор гильотины. Восточная красавица явно напоминала образ античной Парки. Но Парки, во-первых, занятой офисной, "бумажной" работой. Время мифа переводится в расписание рабочего дня. Во-вторых, у античных богинь было разделение труда: одни пряли нити жизни, другая их обрезала. Здесь явная рационализация: девушка режет белоснежные листы на тонкие полоски, и тем самым создает "пряжу". Античный миф, романтический образ "невесты", траурный образ смерти оказываются "в одном флаконе". Но самое интересное, конечно, гротескный сюжет, который в итоге вырисовывается: "удаленный офис" оказывается местом, куда все хотят попасть, при этом очень туманно понимая, а чем же там люди занимаются. То ли просто чистые бумажки режут, то ли священнодействуют. Перед нами театр абсурда, замаскированный под романтический миф.
Наконец, третья работа, включенная в основной проект, - это "Купель" Александра Алефа Вайсамана, которую показывали в строении под названием "Функциональное мычание". Попадавший внутрь зритель (разумеется, отстояв в очереди) попадал в пространство меж двух бесконечностей, уходящих вверх и вниз. Как сказала коллега, словно в лифте. Только себя тут не увидишь в настенном зеркале. Если учесть, что в своей лекции Ричард Кастелли весьма иронично прошелся по поводу лени и завороженности интерфейсом концептуального искусства, то нельзя не заметить, что "место действия", то бишь сарай "Функциональное мычание", оказывается ироническим комментом куратора к сверхсерьезным поискам концептуального и высокотехнологического искусства. Словом, благодаря Ричарду Кастелли, основная программа обрела неожиданный драйв, французское изящество и остроумие.
Ну, а как насчет традиционных радостей? К традиционным радостям "АрхСтояния", как то: гуляние по полю, фотографирование всего, что попадает в поле зрения, исследование архитектурных объектов вдоль и поперек и сверху донизу, добавилось новое - очереди. Очередь стояла даже, чтобы залезть на свежепостроенный "Ленивый зиккурат" высотой 18 метров (проект Владимира Кузьмина и Николая Калошина из группы "Поле-Дизайн). Ленивый он, разумеется, потому, что рядом с Николо-Ленивцем. Ну, и возможно, потому, что в основу модели положена детская игра в кубики. Кубик на кубик - получаем зиккурат. Высотой 18 метров и из тяжелых бревен, врубленных одно в другое. А так он очень даже не ленивый: на него собирали деньги с помощью краудшифтинга, все равно что для "Геракла". С интернета по нитке - зиккурату на бревно. "Ленивый зиккурат" также, помимо основных эстетических функций, готов исполнить и роль экологического манифеста. Бревна для него делались из деревьев, поеденных жуком-короедом. Так что зиккурат еще и ответ жукам-короедам и тем, кто не разрешает поврежденные вредителем деревья рубить. Но вообще-то, экологический месседж фестиваля требует отдельного разговора. Он возникает в разных проектах, но не сказать, что он звучит столь же ярко, как основная программа, сформированная Кастелли.
Ричард Кастелли, куратор основной программы фестиваля "АрхСтояние 2014", предложил рассмотреть архитектуру не как искусство, работающее с пространством и в пространстве, а как … искусство, работающее со временем.
Означает ли это, что вы решили пересечь границу и двинуться на территорию сопредельных искусств - театра, музыки, кино? Обычно же именно их относят к искусствам, работающим со временем.
Ричард Кастелли: Сразу скажу, любое искусство работает со временем. Как минимум, потому, что меняются поколения зрителей. Если вы видели скульптуры Праксителя, то заметили, что многие скульптуры богинь и героев, созданных им, со временем понесли потери. Где-то мы не можем видеть руку, где-то - плечо. Но эти утраты тоже часть истории искусства, а значит - часть произведения. Кроме того, нужно иметь в виду не только время жизни самой работы, но и восприятие зрителя. Оно же тоже не в одну секунду происходит. Вы подходите к картине, рассматриваете детали, приближаетесь, чтобы увидеть фактуру мазка… Я уж не говорю о том, что восприятие одной и той же работы может меняться с возрастом зрителя. Время - часть любой работы. Просто оно "невидимая" часть, а в фильме или видео перед нами движущееся изображение. И это очевидно всем.
Словом, вы не нарушитель границ?
Ричард Кастелли: Нет-нет, я поклонник традиций. Кстати, если искать традиции, то в какой-то степени скульптуры и рельефы с выбитыми надписями о победах фараона Рамзеса II можно считать своего рода рассказом в "картинках" о его военных походах. А любой рассказ предполагает последовательность событий, то есть он разворачивается во времени. Чем не разновидность кино - за несколько тысячелетий до нас? Словом, все искусства связаны со временем. Этот коктейль не я изобрел. Я лишь им воспользовался.
Скульптуры Рамзеса II, конечно, замечательный пример. Но все-таки пирамиды не совсем обычный род жилища. Они больше для потусторонней жизни предназначались. А обычные здания - здесь и сейчас, для нас, смертных, строятся.
Ричард Кастелли: Я бы сказал, что "здесь" и есть "сейчас". "Здесь" любого здания отсылает к конкретному моменту встречи с ним зрителя. А моменты эти разные. Одно дело вы, если вы смотрите на "золотые мозги" на здании президиума РАН утром или днем, другое - ночью. Время суток, погода, освещение - все меняет наше восприятие. Я уж не говорю про то, что в архитектуру любого здания закладывается драматургия.
В каком смысле?
Ричард Кастелли: В прямом. Скажем, когда Альберт Шпеер строил новое здание рейхсканцелярии по заказу Гитлера, он сделал его в виде каре. И кабинет Гитлера был напротив входа. Но чтобы попасть в этот кабинет, посетитель должен был по длинным коридорам пройти путь по периметру всего здания. Иначе говоря, долгий путь к главе III рейха был заложен в архитектуру. Он подчеркивал важность персоны, создавал определенное настроение у посетителя. Эта стратегия архитектора, в сущности, абсолютно театральной природы. Архитектор режиссировал церемониал приближения. Конечно, это не его изобретение. Храмы античности демонстрируют то же смешение стратегий театральных и архитектурных.
Поэтому вы не удивились, что вас пригласили курировать фестиваль в основе своей архитектурный? В России вы больше известны как сопродюсер постановок Робера Лепажа, которые были показаны на Чеховском театральном фестивале.
Ричард Кастелли: Я не удивился, но и не ожидал этого. Что касается моих театральных работ, то кураторы этого "АрхСтояния" познакомились с ними уже после встречи со мной. Но они знали меня как куратора выставок. Подошли с другого бока…
Это к вопросу о границах искусств… На своей лекции на "АрхСтоянии" вы сказали, что одним из вдохновляющих факторов была не столько природа, сколько контекст Николо-Ленивца и работы Николая Полисского и его бригады. Что вы имели в виду?
Ричард Кастелли: Природа здесь красивая, но в принципе в моем саду под Парижем тоже есть деревья, трава, птицы поют. Но там нет работ, которые в Николо-Ленивце произвели на меня огромное впечатление, будь то "Бобур" или "Вселенский разум". Они там и не могли появиться. Само решение Полисского отказаться от прежней жизни и приехать сюда, в деревню далеко от Москвы, - сильный выбор. Этот выбор послужил основой для возникновения объектов в Николо-Ленивце.
Это если говорить о месте. Если же говорить о времени, точнее, о "здесь и сейчас", то не менее существенна последовательность событий. Вслед за объектами Николая Полисского сюда пришел архитектурный фестиваль, затем - появились музыкальные события. Это процесс, который ищет свои формы, он изменчив. Он здесь на месте. И он включен в достойную "раму". На мой взгляд, очень важно, что допускается изменение природный среды. Тут нет консервации старого. Наоборот, фактически фестиваль способствует возвращению сюда природы. Насколько я знаю, здесь были колхозные поля. Теперь возникает молодой подлесок, с которым работают. Здесь проложены "аллеи", но в то же время тут нет жесткости регулярного парка, существующего столетиями. Художник тут более свободен. Возможность изменений - один из важных плюсов "АрхСтояния".
Справка
Ричард Кастелли - один из известных французских кураторов, режиссеров, продюсеров. Он разрабатывал культурную программу "Лилль - культурная столица Европы" (1999-2007). Курировал выставки в Берлине, в Шанхае, в Риме, в Стамбуле и США… Как продюсер, участвовал в создании интерактивных 360 ° интерактивных инсталляций и стереофильмов Жана Мишеля Бруйе, Робера Лепажа, Джеффри Шоу и Сары Кендердайн, Широ Такатани и Сабуро Тешигавары, Ду Жень Юнь. Фильмы, которые он режиссировал, получили награды на нескольких фестивалях, включая Золотой приз фестиваля музыкальных фильмов в Рио-де-Жанейро и первую премию фестиваля в Эставар.