01.09.2014 23:16
    Поделиться

    "Наш запах" вызвал ажиотаж на Венецианском кинофестивале

    "Наш запах", показанный в программе "Венецианские дни", вызвал ажиотаж: учтивые итальянцы сидели в проходах и собачились из-за мест. Волнение фестивальных масс понятно: это фильм Ларри Кларка, а его постоянно обвиняют в подростковом порно.

    Кларку 71 год, и он стал известен как фотограф-наблюдатель скрытой от посторонних глаз жизни подростков и их субкультуры - панков, любителей скейтборда, потребителей наркоты. Его шокировавшие мир фото составили альбомы "Совершенное детство" и "Подростковая похоть". Скандал разгорелся с новой силой, когда Канн показал его дебютный фильм "Детки": фотографический по природе, он вырос из этих альбомов; снимались реальные подростки-наркоманы, к выходу картины многих уже не было в живых.

    Скандалами сопровождались премьеры всех последующих фильмов "Садист", "Кен Парк", "Запрещено к показу", "Троглодиты", "Невинная жестокость". Сейчас Кларк считается выдающимся бытописателем молодежной жизни двух веков. В 2012 году он получил в Риме Золотого Марка Аврелия за "Девушку из Марфы" - снова о наркотиках, рок-н-ролле, садизме и насилии. И теперь в Венеции "Наш запах" - правда, не заслуживший места в главном конкурсе, но все-таки фестивальный.

    В аннотации Кларк декларирует свою любовь к юности и сочувствие ее трудной судьбе: эти подростки живут в виртуальном мире интернета и гаджетов, где все ориентиры потеряны, и они одиноки. Его заинтересовали скейтбордисты у парижского Музея современного искусства, и он применил свою обычную тактику: стал для них своим, попросил завсегдатая молодежных тусовок поэта Мэттью Ландэ по прозвищу Скрайб написать сценарий, - впрочем, его, как и стоило ожидать, в фильме не оказалось. Вышел бесформенный, застрявший на одной ноте слюнявого старческого умиления этюд, где камера долго ласкает тела подростков, всматриваясь и внюхиваясь в детали. Камера ручная и юркая, планы сверхкрупные, монтаж то сверхкороткий, то монотонно длинный. Неаппетитное, но все же порно присутствует в доброй трети эпизодов, остальные, еще более неподвижные, сопровождены рок-клипами. Подростки гоняют на скейтах, жгут машины, нюхают порошки и друг друга и торгуют своим непорочным телом, ублажая состоятельных стариков. На подростков покушаются даже их старухи-матери, испытывающие к ним порочную страсть. Нежданно сентиментальную ноту вносит безответная любовь простоватого Джей Пи к ангелоподобному Мату и его патетически поставленное самоубийство. При всей куцеватости, это единственная история, которая хоть как-то развивается, и я не знаю, что больше распугало уходивших зрителей, - физиологическая невыносимость подробностей или нарастающая скука. А главное - обещанным исследованием этой жизни и этой субкультуры в фильме не пахнет: как и "В подвале" Ульриха Зайдля, он лишь тешит любопытство толпы, т.е. исполняет обязанности желтой прессы.

    Самым сильным из увиденных фильмов для меня пока остается "The Cut" Фатиха Акина. У нас название перевели как "Шрам", но правильнее - "Резня": речь идет о геноциде армян в Турции, случившейся ровно век назад; резали глотки только за то, что - армяне, люди другой веры. Эта тема в Турции табуирована до сих пор. Акин, сын турецких эмигрантов в Германии, взял ее, завершив свою трилогию "о любви, смерти и дьяволе" (первые две части - "Головой о стену" и "На краю рая").

    Картина эпична и по жанру многослойна: социальная трагедия становится "дорожным кино", обретает динамику приключенческой ленты, обрастает приметами вестерна и заканчивается мелодрамой в духе чаплинского "Малыша", кадры которого цитируются в одной из самых программных сцен фильма. Уже это не даст заскучать, несмотря на чрезмерный 138-минутный метраж. Каждый из жанров реализован с полной выкладкой и с обезоруживающей искренностью: и тема и судьба героя волнуют режиссера лично, и эта пристрастность передается в зал.

    Назарет Манугян, молодой отец счастливого семейства, ночью взят полицией и вместе с другими армянами отправлен на каторжные работы. Ему предстоит пережить все кошмары геноцида, и ему тоже перережет глотку один из вероотступников, но он чудом уцелеет, лишившись способности говорить, и пустится в бега, голодный волк-одиночка во враждебном мире иноверцев, голых скал и безводных пустынь, где от зноя плавится песок, а в пересохших колодцах гниют трупы. Он отречется от химеры бога, которая не примиряет, а стравливает народы, и теперь для него одна цель - найти дочерей. Путь пройдет из Месопотамии через Атлантику на Кубу, затем в прерии Северной Дакоты. За это время ты в зале обнаружишь, что абсолютно сроднился с героем и следишь за перипетиями его судьбы так, словно от исхода зависит и твоя судьба тоже. Тема братоубийственных войн, взятая режиссером как дань скорбному прошлому, вдруг снова стала злободневной.

    В роли Назарета 33-летний француз турецкого происхождения Тахар Рахим (он получил мировое признание после взрывной роли в фильме Жака Одиара "Пророк"). Актерски задача очень трудна: нужно пережить в этой истории десять лет тягот, лишившись важнейшего актерского инструмента - речи. Харизматичность Рахима, скупая, но мучительная выразительность его мимики и впрямь могли бы прекрасно работать в условиях бессловесного кино. Добавим к этому эйзенштейновскую трагическую мощь панорам народного бедствия и тягучий, как туго натянутый канат, саундтрек Александра Хаке - все это наследует традициям кино всех времен и переводит картину в ранг тех редких образцов, которые можно назвать и массовыми и артхаусными. Не случайно Акин в своем фильме не раз вспомнит Чаплина с его способностью, хулиганя и сочувствуя, дарить людям счастье.

    Надеюсь, по-своему совершенная романная форма картины и ее симфоническое звучание не дадут главе нынешнего жюри композитору Александру Депла пройти мимо одного из сильнейших, на мой взгляд, претендентов на призы.

    Поделиться