Отдел, в котором он работал, назывался отделом Новостей, но по сути это был Отдел происшествий. Теракт на Рижской, взрыв у гостиницы Националь, взрыв на Автозаводской, убийство Пола Хлебникова, Беслан, пожар в Манеже... аварии, ЧП, катастрофы, пресс-конференции правоохранителей, суды над киллерами и террористами.
А между ними - ежедневный "Вопрос дня" и даже "Прогноз погоды на неделю" для "РГ-Недели" - текст, в котором надо складно изложить таблицы с градусами температуры и скоростью ветра. "Ветер задует в могилу философа Канта со скоростью 8 метров в секунду"... помню, как читали со смехом вслух эту фразу, которой Андрей охарактеризовал погоду в Калининграде.
В минуты, когда тексты в номер сданы, а до следующего подписания есть время, Андрей слушал музыку. Классику. Кому-то это казалось странным. Такие молодые обычно слушают рок.
Меня всегда поражало, как он одевается. Студент, живущий в общаге, экономивший на еде, питавшийся самодельной шаурмой и дешевой газировкой, но при этом всегда не по-репортерски опрятен, в свежайшей отглаженной рубашке. Со временем, выезжая на горящие торфяники и пожары в городе он стал менять облик - все чаще надевая удобные брюки с множеством карманов и надежные ботинки. Он был репортером, работающим ногами. Тогда же стал приглядываться к работе фотокоров.
В годы, когда Андрей работал в "РГ", в стране начала зарождаться мультимедийная журналистика. Наталья Лосева писала об "универсальных солдатах", пишущих, снимающих фото и видео. Мы тоже загорелись. Но в газету это никак не поставишь. А работать "на сайт" тогда казалось не очень перспективно. Масштаб не тот. Но всегда оставались заметки, которые "не влезли" в номер. А сайт брал все. Без сокращений. С любыми, пусть даже очень случайными фотографиями и видео.
Андрей "загорелся", стал одним из первых репортеров, взявших в руки камеру. Наши попытки были наивны. Мы с ним выбирали в сети подержанный фотоаппарат - недорогую мыльницу, с которой можно было бы ездить на репортажи. Помню, как всерьез обсуждали - как проверить, нет ли битых пикселей на матрице. У камеры за 100 долларов.
Была у него одна привычка. Разобраться во всем самому, до мельчайших деталей. Из книг, из разговоров, из интернета - собрать по крупицам информацию. Еще вчера равнодушный к фотографии, через некоторое время Андрей рассказывал о размерах матрицы и линзах в объективах, пикселях и диафрагме.
В 2005 году отдел новостей перестал существовать. Андрей ушел. Работал на сайте Акадо. Очень радовался, когда попал в Газету.ру. Мы изредка переписывались, встречались на разных мероприятиях. Иногда пробегали навстречу друг другу в метро. На съемку, с митинга, в командировку. С рюкзаком аппаратуры.
В августе 2008 года во Владикавказе была развернута выездная редакция "РГ" - издавали газету для беженцев из Южной Осетии, для тех, кто ищет своих близких, бежавших от войны, нуждается в помощи, живет в лагерях беженцев.
Когда боевые действия уже закончились, во Владикавказ приехало очень много российских и иностранных журналистов. Снимали последствия войны, быт беженцев, возвращение семей в разрушенные войной дома, миротворцев, спасателей. Для западной прессы устраивались "пресс-туры на броне" по Цхинвалу и окрестностям. Если было место - брали и нас - российских журналистов.
Из гостиницы во Владикавказе везли на автобусе. В Цхинвале, у полевого лагеря МЧС, пересаживали в кузов военного "Урала". В день нашей "экскурсии" бригада МЧС вывозила из Цхинвала грузинских стариков, которые не хотели оставаться в становящейся независимой Южной Осетии и просили вывезти их в Грузию. Грузинская сторона согласилась принять эту колонну.
Грузовик едва тронулся, как в него запрыгнул парень в клетчатой рубашке. Не сразу его узнала - когда-то черные вьющиеся волосы - наполовину седые, лицо возмужавшее, щетина. На шее - профессиональная камера. За спиной рюкзак с аппаратурой.
Андрей рассказал, что был в Осетии в командировке в июле, когда ситуация накалялась.
В начале августа вернулся в Москву. В редакции сказали, что денег на командировки нет. Когда "все началось", он сходил на митинг к посольству Грузии, собрался и поехал сам.
Приютили ребята из МЧС. Мотался сам, со спасателями, военными и с разными съемочными группами по Цхинвалу и окрестностям. Рвался туда, где "постреливали".
Мальчишка, подумала тогда я. Рядом сидел коллега и герой Володя Ладный, который в Буденовске "отмечал командировку" у Басаева и сам пошел в заложники в обмен на мирных жителей, которых захватили террористы. С такими спутниками легко было отвечать на вопросы жителей Цхинвала, не страшно ли мне в их городе.
В тот день мы долго петляли по горным дорогам, пропуская стада коров, глядя на брошенную военную технику, пустующие футбольные площадки в небольших селах и древние сигнальные башни в горных ущельях. Андрей, на правах старожила, рассказывал - чья это техника, куда и откуда идут люди, как поступают с мародерами. Изредка он доставал камеру и снимал. Держать технику все время наготове было нельзя - электричество для зарядки батарей было только в лагере, свое место у розетки от генератора надо сторожить чуть ли не всю ночь.
Через несколько часов тряски по пыльным горным дорогам солнце уже клонилось к закату, а мы, чуть опередив колонну МЧС, въехали в Гори. Нас встретили женщины и старики, все молодые и здоровые, уехали из Гори кто куда, спасая детей. Коллеги рассредоточились и занялись своим делом - Андрей убежал снимать, мы спустились в пекарню брать интервью у женщин, пекущих хлеб и бесплатно раздающих его землякам. Когда скомандовали "по машинам", и мы снова оказались в кузове грузовика, Андрей тихо пробурчал о непорядочности иностранных репортеров, которые нагло перевирали услышанные ими слова, поворачивая с ног на голову. Тогда мы поняли, что такое "информационная война".
Потом мы оказались на центральной площади Гори. Снимали, как автобусы МЧС въезжают в город с белыми флагами с красным крестом. Володя побежал в местный "Белый дом" и стал единственным журналистом, взявшим интервью у тогдашнего мэра Гори. Андрей помогал старикам выбраться из автобуса, таскал их вещи, слушал истории бабушек, которые приехали "умирать на родную землю". Утешал их как мог.
А потом бежал поделиться с коллегами, что за детским садом, куда временно размещали стариков, нашел настоящую бомбу. Мальчишка. Он все время исчезал из вида. И снова появлялся. Принес несколько стаканчиков мороженого. Говорит, дали в магазине. Смеялся, что пришлось взять бесплатно, так как лари и долларов у него нет, а рубли там не принимают.
На обратном пути, после очередной остановки Андрей и еще несколько фотографов исчезли. Коллеги рассказали, что они пошли снимать миротворцев. Наших российских солдат, молодых парней, прибывших с миротворческой миссией и оказавшихся в самом пекле.
Вернувшись в Москву, рассказала коллеге, с которым Андрей тогда снимал квартиру, что с ним все нормально. "Он даже не сказал, куда едет. Собрал вещи и пропал. Телефон не отвечает", - посетовал коллега. Оказалось, экономил деньги, опасаясь остаться без связи.
Тогда, в кузове армейского грузовика, он сказал, что "завязывает" писать. Будет только снимать. Я пыталась отговорить его, так как складывать слова ему удавалось гораздо лучше, чем многим. Но он был неумолим. Променяв клавиатуру на камеру, прошел суровую школу фриланса. Снимал всевозможные митинги и суды "для себя", потом бегал по редакциям, предлагая свои снимки. Попадал в громкие истории - на митинге задержали, приняв за протестующего. Снимки публиковались на лентах РИА Новости, в Коммерсанте, у нас в "РГ". Стал настоящим профи в фотографии.
Потом была премия "Искра", потом война. Он всегда рвался на передний край. Так и пошла череда. Война - премия - война - "Серебряная камера". Между ними обрывочные рассказы, записи коллег про то, что их где-то задержали, где то-не пустили с техникой и бронежилетами. Посты-рассказы Дмитрия Стешина, в которых Стенин такой, каким мы его знали. Репортер-одиночка с классической музыкой в наушниках, способный выжить в любых условиях. Но не под шквалом огня по мирным жителям в братоубийственной войне.
Коллеги из "Российской газеты" приносят соболезнования родителям и близким Андрея.