Поделиться
Булатов, художник, который классическую картину разъял, проверил на прочность, повертел, как кубик Рубика, и сложил - в новый безупречно точно выстроенный пазл, - тончайший график. Собственно, это и было задачей куратора Сергея Попова - открыть как terra incognita творчество 80-летнего мастера, знаковые работы которого, будь то "Слава КПСС", "Горизонт", "Советский космос", как и "Странник", стали давно уже визитной карточкой "неофициального искусства" в СССР. На тех знаковых работах красная орденская лента с золотыми линиями по краям пролегала поперек открыточного морского горизонта, к которому двигались дружной стайкой отдыхающие... Там над головой плакатного Брежнева восходил-сиял герб СССР в окружении флагов советских республик... Там красные буквы лозунга, который разве только из утюга не звучал, перегораживали небесную синь с облаками.
В новых работах вместо превращения тиражной продукции в монумент, демонстрировавший страшноватую тотальность, стертость, и фальшь идеологии, художник предпочитает открытый диалог с классической картиной. Собственно, этот диалог ведется им очень давно, как минимум, со времен работы "Лувр. Джоконда" (1997-1998), где зрители были отделены от легендарного шедевра дважды: цветом и пространством. Красные фигуры зрителей оказывались в плоскости картины (и сегодняшнего дня) на фоне "Джоконды", живущей в глубине музейного зала и помещенной где-то на линии воображаемого горизонта картины Булатова. Иначе говоря, "Джоконда" выглядела недосягаемой, как солнце над морем. Проходящие перед ней зрители казались тенями, реальность которых может утвердить лишь кисть художника. Фактически в вечный сюжет об отношениях плоскости и пространства картины Булатов вписывал рассказ о власти искусства над временем, о бренности и кроткой слабости земных созданий. Совсем по-другому выстраивает Булатов новую работу "Картина и зрители", где в центре - отношения полотна Александра Иванова "Явление Христа народу" со стоящими перед ним экскурсантами. Тут как раз граница между полотном и залом исчезает. Люди перед полотном словно оказываются частью толпы, обернувшейся к Иоанну Крестителю. Фактически Булатов достраивает еще один передний план, превращая пространство картины в анфиладу, в которую можно войти. А зрители уже работы Булатова в свою очередь оказываются "втянуты" в пространство картины. Словом, разворачивается совсем иной сюжет - картины как "портала", входа в пространство нездешнее, в "предел вневременной".
В одной из статей о своих учителях Владимире Фаворском и Роберте Фальке Булатов вспоминает об их диалоге по поводу "основы гармонии". Фаворский тогда заметил, что Фальку, наверное, очень трудно жить, поскольку он не знает, какова основа его гармонии, черная или белая. "Я этого действительно не знаю, - ответил Роберт Рафаилович, - но тяжести не чувствую, ведь я диалектик. - А я метафизик, - сказал Владимир Андреевич". Если задаться тем же вопросом в отношении работ Эрика Булатова, то можно заметить, что он по крайней мере в своих последних работ предпочитает белую "основу гармонии". Достаточно взглянуть на совсем недавнюю работу "Московское утро. 1 января 2013", нарисованную на белом холсте цветными карандашами, где графика на холсте выглядит тончайшей невесомой живописью. В общем, похоже, получается, что Эрик Булатов в споре между Фальком и Фаворском оказывается скорее на стороне последнего - типичным, если так можно выразиться, "метафизиком". Но насколько динамична, многогранна может быть "метафизика", демонстрируют как раз рисунки Булатова, в частности, подготовительные рисунки к работе "Картина и зрители".
И еще одно. Давно известно, что Эрик Владимирович - аналитический художник, который в своих статьях и недавней книге "Горизонт" пишет о картине и своей работе языком ясным и чистым, которому многие писатели могут позавидовать. Казалось бы, после таких объяснений его работы могут выглядеть своего рода решенной задачкой. Дескать, автор выступает в качестве спойлера.
Но ничуть не бывало. Именно на выставке, где можно увидеть, как художник превращает картину в род полифонического романа, совмещающего совсем разные пространства, стили, эпохи, вдруг обнаруживаешь, как увлекателен может быть путь поиска в пространстве, которое многие считали исхоженным вдоль и поперек, оставленным далеко позади. Но у Булатова старая знакомая картина опять оказывается перед нами, впереди, притягивая взгляды, задавая планку далекого подлинного горизонта.