В ДФО появятся территории опережающего развития
Максим Шерейкин, заместитель министра РФ по развитию Дальнего Востока
По этим территориям, или ТОСЭР, мы сегодня не только формулируем правовые рамки, но и ищем потенциальных партнеров среди девелоперских, инжиниринговых компаний, которые бы деньгами и компетенциями подключились к созданию этих территорий. Создавать там инфраструктуру "по старинке" не получится - если построить теплоэлектростанцию, то энергия для инвесторов будет дорогая.
Нам нужны инновационные, в первую очередь энергоэффективные решения для того, чтобы затраты инвесторов были конкурентоспособны (стоимость тепла, воды, эксплуатации зданий и т.д.). А для этого нужны партнеры - только государственных денег и компетенций не хватит. Бюджетные инвестиции будут на первом этапе, а следующие этапы мы готовы полностью отдать частным инвесторам, которые будут создавать центры коллективного пользования, здания с инфраструктурой, инжиниринговые центры и т.д.
Что касается китайцев, мы испытываем определенный дефицит общения с нашими партнерами из Поднебесной, и процесс общения с ними сложный. Нам важно показать им не только планы по созданию ТОСЭР, но и конкретные этапы реализации этих планов - вот подготовлен закон, вот он внесен в Госдуму, вот выбрано 14 территорий, вот мы начали планировать инфраструктуру и т.д. Тогда степень доверия возрастает.
- С какими еще странами министерство намерено сотрудничать?
Шерейкин: Из стран АТР нам интересны Южная Корея, Япония, Сингапур, в том числе как некий интерфейс общения с Китаем и Юго-Восточной Азией в целом, они ближе нам по духу, мы лучше друг друга понимаем. Первоначально в нашем списке приоритетных стран были США и Канада, пока мы здесь активность не проявляем, но мне кажется, что этот путь надо начать. Рано или поздно отношения будут нормализованы, а нарабатывать контакты с нуля в тот момент будет неправильно.
Смотрели мы и на Европу, насколько им интересен российский Дальний Восток - прежде всего на Германию и скандинавские страны. Есть такая гипотеза, что некоторые не очень крупные европейские компании видят для себя китайский рынок, но опасаются по ряду причин идти туда напрямую - в силу ментальных и языковых разрывов. Поэтому российский Дальний Восток может при определенных условиях стать интересной площадкой для проникновения на китайский рынок.
Еще раз повторю - это пока гипотеза, она подтверждается моими личными разговорами с компаниями.
Интерес к будущим территориям опережающего развития есть очень большой, но реализация этого интереса пока маленькая. Думаю, процесс пойдет, как только мы создадим эти территории. В первую очередь они будут ориентированы на логистику и переработку тех ресурсов, которые есть на Дальнем Востоке. Но это не исключает и инновационной составляющей. В министерстве создан отдел высокотехнологичных отраслей экономики. Т.е. мы не только на порты и железные дороги ориентированы, но и на то, что без инновационных бизнесов развивать российский Дальний Восток будет невозможно.
- Почему для Дальнего Востока понадобился новый формат - ТОСЭР?
Шерейкин: Это формат не уникальный, во всем мире он называется "специальные экономические зоны". Казалось бы, по наименованию и для России формат не уникальный, потому что и у нас уже существуют особые экономические зоны. Они успешно функционируют в ряде регионов Центральной России - можно назвать и Татарстан, и Липецк, и Томск, и Санкт-Петербург, и Дубну. Почему же на Дальнем Востоке этот формат не работает? Дело в том, что в те зоны, которые создавались на территории Центральной России, по факту пришли инвесторы, которые ориентированы на внутренний российский спрос. Те инвесторы, которые Россию уже "выбрали". Поэтому в международной конкуренции за инвесторов эти зоны не участвовали. Россия изначально была выбрана, и инвестор просто сидел и думал - чтобы мне получить доступ к нашему российскому рынку, где мне удобно сесть - в Татарстане, в Калуге или, может быть, в Томске. Соответственно, эти зоны включились в межрегиональную конкуренцию за инвесторов, нежели в конкуренцию России на мировом рынке прямых инвестиций. А у нас, на Дальнем Востоке, ситуация усугубляется двумя факторами: первый - внутренний рынок здесь очень маленький, по количеству жителей и по объему тех бизнесов, которые существуют, и по географической растянутости. Второй фактор - у нас прямая конкуренция со стороны Китая и Южной Кореи, которые находятся под боком. И там эти зоны развиваются активно - в Южной Корее так же, как и у нас, с 2004 года, но динамика развития абсолютно иная, а в Китае они развиваются с начала 1990-х годов, и там тоже абсолютно иная динамика и масштабы.
- Благодаря чему южнокорейские и китайские зоны сегодня выигрывают в конкуренции за инвестора?
Шерейкин: Если мы посмотрим на Южную Корею, там, по моим подсчетам, шесть типов свободных экономических зон совершенно разных вариаций. Причем не по отраслевому принципу. Есть отдельный тип условно универсальной зоны, отдельно - зоны с беспошлинным режимом в портах, еще один тип - это отдельная зона под конкретный инвестиционный проект, то есть какое-то предприятие - это и есть зона. Есть отдельные зоны для иностранных инвесторов - там оборот иностранной валюты, общение с администрацией на английском языке и т.д.
Казалось бы, зачем Южной Корее шесть типов таких зон, если она и так в рейтинге Всемирного банка Doing Business в двадцатку входит? А потому, что они откликаются на потребности инвесторов и понимают, что в особых экономических зонах могут провести те эксперименты - административные, в первую очередь, - которые позволят им всегда быть на острие вот этой конкуренции за инвесторов. Вопрос привлечения инвесторов - это вопрос выигрыша конкуренции, потому что те же самые наши российские дальневосточные инвесторы, и не только дальневосточные, вкладывают сегодня в Китай. И говорят нам - создайте на российском Дальнем Востоке условия, сопоставимые с Китаем или с Южной Кореей, так мы не у них вложим, а у вас.
- Как будет решаться эта задача?
Шерейкин: Было принято решение сформулировать инвесторам предложение, которое было бы конкурентоспособно по сравнению с нашими соседями. Причем это предложение и для российских инвесторов, и для иностранных. Конкурентоспособность заключается в том, чтобы мы могли предложить инвесторам скорость и безопасность реализации проекта на территории опережающего развития. Безопасность не в смысле физической или уголовной, а в смысле тех рисков, которые связаны с землей, с историей этого земельного участка, с риском: сможешь ты или нет подключиться к инфраструктуре, по какой цене.
Ясность и скорость, которые нужны инвестору - это, в общем, две такие взаимосвязанные вещи. Мало какой из субъектов РФ на Дальнем Востоке - такие субъекты есть в Центральной России - может сегодня их предложить. Я, например, инвестор, у меня есть 100 млн долларов. Я прихожу и говорю: "Ребята, дайте мне 20 га земли, мне надо построить предприятие через полтора года или максимум через два, потому что у меня кредитные деньги, я начну возвращать тело основного долга, и мне надо запустить бизнес, иметь выручку, чтобы начать полноценно обслуживать кредит". Ведь большинство инвестиционных проектов так реализуются. А мне на это долго начнут рассказывать: землю мы должны перевести из сельхозназначения в промышленное. Чтобы это сделать, надо поменять генплан поселения, а для этого надо поменять схему планирования муниципального района. Для подключения к энергии, воде, газу нужен договор технологического присоединения, но для направления этого договора в сетевую организацию нужны права на земельный участок. Но, чтобы инвестор приобрел права на участок, он должен быть уверен, что сможет обеспечить его энергией, водой и т.д. Но существуют правила технологического присоединения, по которым к заявке на технологическое присоединение должны прилагаться права на участок. Получается замкнутый круг.
Для того чтобы его разорвать, территории опережающего развития планируют использовать лучший российский опыт, где такие проблемы решены с помощью управляющих компаний особых экономических зон. Мы планируем обеспечить очень простой принцип - инфраструктура должна на полшага опережать приход инвесторов. Когда тот приходит, он общается с администрацией этой территории, которая одной рукой выдает ему договор на приобретение земли, а другой рукой выдает договор на технологическое присоединение к электроэнергии, воде, газу и т.д. Инвестору остается отнести все эти параметры на проектирование, за полгода спроектировать, а за полтора года завод построить.
Мы планируем реализовать механизм "одного окна", существенно расширив перечень государственных и муниципальных услуг, которые можно через него получить. Даже в Китае, чей опыт мы активно изучаем, "одно окно" для инвесторов не работает полноценно. Все равно есть администрация китайской зоны, ее сотрудники берут инвестора за ручку и проводят его по всем министерствам, сетевым компаниям и т.д. В принципе то же самое у нас реализуется в большинстве субъектов РФ, которые декларируют "одно окно". То, что мы предложили в рамках закона о ТОСЭР, некоторые расценивают как противоречащее российской Конституции, а нам кажется, что это соответствует здравому смыслу. На ограниченных территориях, измеряемых сотнями или тысячами гектаров, естественно, не на всей территории РФ, сделать так, чтобы инвестор не ходил по четырем уровням государственной власти - федеральной, субъектовой и двум муниципальным, - а часть полномочий со всех этих уровней была собрана в администрации этой зоны. И чтобы все вопросы решались именно на уровне этой администрации, а она отвечала за положительный результат. Потому что МФЦ, например, отвечают только за приемку и выдачу документов, за результат - нет. Когда вы спрашиваете, почему вам отказали, они говорят "не знаю, это вам отказал кто-то там в бэк-офисе". Так вот администрация ТОСЭР должна отвечать за скорость принятия решений, чтобы позволить инвестору построиться с минимальными рисками.
- Какие временные рамки по реализации проекта создания ТОСЭР есть сегодня?
Шерейкин: До конца этого года мы рассчитываем принять соответствующий закон, в следующем году начать проектирование и инвестирование, а с 2016 года, я думаю, сможем инвесторам предлагать готовые продукты в виде территорий опережающего развития, земельных участков, обязательств по инфраструктуре и т.д.
