Но если Щукин и Морозов покупали картины французских постимпрессионистов, которых в самой Франции оценить тогда не смогли, то Георгий Дионисович собрал, сохранил и передал России наследие художников русского авангарда. Причем в те времена, когда наследие это и за наследие не считалось. Более того, выставка "Выезд из СССР разрешить…" в Третьяковской галерее на Крымском валу, приуроченная к столетию со дня рождения коллекционера, - это первая (!) за почти сорок лет выставка, которая представляет дар Георгия Костаки, переданный им в 1977 году двум советским музеям (ГТГ, Музею древнерусского искусства им. Андрея Рублева). Здесь можно оценить по достоинству масштаб коллекции. Кроме икон, произведений Малевича, Кандинского, Шагала, Ларионова и Гончаровой, Поповой и Филонова, отдельные разделы посвящены русской народной игрушке (Костаки купил целиком коллекцию известного актера Н.М. Церетели, чтобы не допустить ее "распыления" и фактического уничтожения) и работам 1960-1970-х годов Анатолия Зверева, Оскара Рабина, Владимира Янкилевского и других художников, не вписывавшихся в каноны "соцреализма".
Фантастика не только в том, что скромному администратору, работавшему в посольстве Канады, не искусствоведу, не миллионеру, подданному Греции, удалось собрать коллекцию мирового уровня, которую хватило на три музея (кроме той части собрания, которая была передана ГТГ и Музею им. Андрея Рублева, была еще коллекция, вывезенная из СССР, и она-то легла в основу Музея современного искусства в Салониках, в Греции). Собственно, многие дипломаты собирают коллекции. И Костаки, который в 1929 году 16-летним мальчишкой поступает шофером в посольство Греции, где уже работал его отец и два старших брата, следует поначалу просто примеру многих. После войны в антикварных магазинах Москвы чего только не было. Костаки, который с 1942 года получает зарплату в посольстве Канады, может позволить купить картины малых голландцев, фарфор, русское серебро… То есть то, что покупали все. В 1946 ему попадает на глаза работа Ольги Розановой. И все. В смысле буквально - все меняется. Он меняет, продает голландцев, даже картины Фалька, с которым был хорошо знаком, ради полотен Кандинского, Татлина, Любови Поповой… Он разыскивает их работы со страстью влюбленного. Картины Поповой он отыскал на даче ее дальних родственников - ее композициями на фанере закрывали то ли вход на чердак, то ли часть забора. На одной из фанер висело корыто. Костаки обменял эти работы на… листы чистой фанеры. Картины Поповой, умершей в 1924 году, он особенно любил. Известный искусствовед Елена Мурина вспоминает разговор с Костаки о том, над чем стоит работать. Узнав, что она пишет книгу о Ван Гоге, вспылил: "Ну, и дура! Знаешь сколько о нем написано? Тысячи томов! Пиши о Любочке!". Любочкой он называл Любовь Попову. Но кто же мог себе позволить писать про художников в стол?
Алики, дочь Костаки, рассказывала, как солидные эксперты из ГТГ уже в наше время допытывались, кто консультировал ее отца. Когда она отвечала, что он сам искал, сам принимал решения, доверяя своему "глазу-ватерпасу", люди недоверчиво качали головами. Такого не может быть, потому что не может быть никогда, говорили они. Но парадокс в том, что даже знатоки русского авангарда, как Николай Харджиев (еще один легендарный коллекционер) весьма снисходительно оценивали тех художников, которыми был увлечен Костаки. "Иван Клюн? Бухгалтер… Родченко? Фотограф, оформитель…" . Когда то же повторяли искусствоведы, Георгий Дионисович показывал работы из своей коллекции. И люди признавались, что "такого" Клюна или Родченко они просто не видели никогда.
Но Костаки не только имел "глаз-ватерпас", невероятную интуицию и чутье искателя сокровищ, он щедро делился радостью своих находок с художниками, собирателями, даже не слишком знакомыми людьми. В его большой квартире на проспекте Вернадского (сделанной из трех небольших квартир) картины висели даже на потолке. Его собрание получает такую известность, что смотреть его приезжают даже премьер-министр Канады П.Трюдо и сенатор США Э.Кеннеди - с неофициальными, разумеется, визитами. Надо отдать должное Костаки - он охотно давал работы из своей коллекции на небольшие выставки в научных институтах. О больших выставках можно было только мечтать. В 1970-е желающих увидеть коллекцию было так много, что Алики Костаки рассказывала, как однажды ей самой предложили в подъезде записаться на "экскурсию" в квартиру отца.
Сегодня на выставке "Выезд из СССР разрешить…" можно увидеть когда-то "закрытые" шедевры: "Портрет Матюшина" Малевича, блистательные работы Любови Поповой, мобиль Александра Родченко (единственный, сохранившийся с 1920-х), шедевр Павла Филонова "Симфония Шостаковича" - с авторской подписью, целую серию картин Василия Кандинского, рельеф Ивана Клюна "Пробегающий пейзаж"…
Георгий Дионисович мечтал о музее современного искусства в России. Более того, предлагал его создать советскому министерству культуры СССР. Понятно, что идея не нашла понимания. Но в середине 1970-х, когда Георгий Дионисович принимает решение уезжать, он предлагает фактически обмен. Невероятно щедрый дар ГТГ - в обмен на возможность уехать самому и вывезти семью (у жены было советское гражданство), а также вывезти часть своей коллекции. Достаточно сказать, что решение о разрешении на вывоз принималось на заседании Секретариата ЦК КПСС - 1 марта 1977. Документы были рассекречены только в 2011 году. Впервые официально о передаче коллекции в дар было написано в каталоге выставки 1986 года. Саму же коллекцию целиком мы можем увидеть только сейчас. Почти сорок лет спустя. Нужно ли говорить, что этой возможностью было бы непростительно не воспользоваться?
Василий Ракитин в статье приводит главные правила коллекционера, которые сформулировал Георгий Дионисович Костаки:
"Коллекционирование - тяжелый и часто непредсказуемый процесс. Доверяйте своему глазу и интуиции. Не занижайте цены, не торгуйтесь. Лучше переплатить, чтобы не упустить важную для вашей коллекции работу".
Георгий Костаки:
"Я всегда считал, что сделал добро тем, что сумел собрать то, что иначе было бы потеряно, уничтожено, выброшено. Но это не значит, что спасенное должно принадлежать именно мне. Оно должно принадлежать России, русскому народу".