Поделиться
Как вы восприняли идею фестиваля имени себя?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Честно говоря, я был так удивлен, что подумал, что речь идет не обо мне, а о ком-то другом. А раз так, подумал я, значит, надо постараться хорошо сыграть роль Эрика-Эмманюэля Шмитта. Надеюсь, мне это удалось.
Это безусловно! На фестивале была представлена ваша новая пьеса "Если начать сначала". А от чего вы ведете свой новый отсчет?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Вы знаете, я рано почувствовал призвание к сочинительству, но до 30 лет боялся подступиться к своей мечте - увы, я совершенно не верил в себя. Чтобы приобрести хоть немного уверенности, я изучал философию, потом сам ее преподавал в университете. И вот, наконец - Сорбонна, я защищаю диссертацию по философии. Работу приняли хорошо, и я тогда подумал: "Ну вот, слава богу, теперь можно перейти к более серьезным вещам!" Так вот, если бы была возможность переиграть судьбу, я бы постарался сократить свой путь к литературе.
Но по-настоящему переиграть я бы хотел многое из личной жизни. Я много недодал людям, которые нуждались во мне. Когда-то я очень любил женщину, которая умерла молодой. Тогда я понял, что надо торопиться любить и не скрывать свои чувства. Если бы знал раньше, люди вокруг меня были бы счастливее...
В вашем "Евангелии от Пилата" мать Иисуса просит его не говорить людям о своей бесконечной любви, потому что надо скрывать свои чувства. Почему мы стесняемся их выражать?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Нам с детства внушают, что мы должны быть сильными и независимыми. А когда мы по-настоящему любим, не собственнически, а бескорыстно, жертвенно, мы слабы и неотторжимы от других. Поэтому многие предпочитают закрыться от всяких чувств, лишь бы не лишиться возможности подчинять окружающий мир.
Мы очень заблуждаемся, рассуждая о том, что такое "сила". Считается, что сила - в отсутствии слабости. А сила - это знание своих слабостей.
Вы посвятили диссертацию и пьесу "Распутник" энциклопедисту Дени Дидро, который внушал человечеству, что главное - Разум, а не чувства. Сегодня мы видим, до чего может довести этот самый Разум...
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Дидро меня привлекает своей парадоксальностью. Да, он стремился к Разуму, но при этом видел границы этого Разума. В моих глазах Дидро скорее рыцарь сомнения, нежели убеждения. Важно не принимать наши мысли за истину. Мы - скорее братья по невежеству.
Вы признавались, что любите перечитывать сказку Сент-Экзюпери. Как и Маленький принц, ваши маленькие герои, Оскар, Момо (персонажи романов "Оскар и Розовая дама", "Месье Ибрагим и цветы Корана") - философы...
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Я считаю, что дети - спонтанные философы, иногда они больше философы, чем взрослые, потому что дети удивляются миру. А Платон говорил, что удивление - главная способность философа. Ребенок ищет ответы на свои вопросы с помощью своего разума, а не с помощью знаний или культуры, которыми он еще попросту не обладает. И ребенок знает, что ничего не знает - в точности как Сократ.
Какие вопросы вы задавали себе в детстве?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Я спрашивал себя: "Что я делаю на этой Земле?", "хотели ли меня мои родители? Или я появился в результате случайности?" Я спрашивал себя: "Почему жизнь обязательно кончается, почему мы должны оставлять этот мир?" А потом, лет в 10, мои мысли приняли другое направление, после того как родители сводили меня на фильм о Второй мировой войне. Я узнал, что такое истребление людей, что такое концентрационные лагеря. Мои рассуждения о мире обрели моральное и политическое измерение. Так что между нулем и десятью годами я задал себе все основные философские вопросы. И теперь пытаюсь найти на них ответы, зная, что ответы найти невозможно.
В какой день детства вы бы хотели вернуться? И может быть, что-то в нем изменить?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Я помню один вечер, когда отец погасил весь свет в комнате, взял карманный фонарик, глобус и стал объяснять мне про солнце, про планеты, про то, почему здесь ночь, а здесь - день. И в какой-то момент я спросил: "А где же бог?" Отец, который был атеистом, ответил: "Ты знаешь, а я его здесь не вижу". Отец оставался атеистом до самой своей смерти, а я пришел к вере. И сейчас мне очень хотелось бы вернуться в этот вечер, чтобы продолжить нашу беседу.
Один ваш герой, мудрый месье Ибрагим, заметил, что "секрет счастья - в неспешности". Вы же снимаете кино, ездите по миру, представляя свои книги, и даже организовали свой театр. Где здесь место созерцанию?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Во мне как будто сосуществуют два человека. Один безмерно любопытен, он готов открывать мир снова и снова, как эпикуреец наслаждаясь жизнью во всей ее полноте. А другой "я" - человек обеспокоенный, размышляющий, ищущий. В результате я не могу получать сиюминутное удовольствие от жизни. Я даже не могу в полную силу радоваться тому успеху, который выпал на мою долю, потому что всегда озабочен св следующей историей.
Я разрываюсь между жизнью в городе и деревне. Мне нужен город, потому что обожаю театр, ужины в ресторанах, хождение в гости. Но чтобы писать, я должен отстраняться от всего, уходить в себя.
И все-таки, какая часть вашего "я" пересиливает?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Не знаю... Но равновесие с собой и природой я испытываю лишь в те моменты, когда иду по деревенской дороге вместе со своими собаками.
Где место вашего деревенского уединения?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: В Бельгии у меня есть небольшой замок. Он был построен в 1601 году. Каменный дом обнесен крепостными стенами, есть башня XI века, три подземных источника. Это совершенно уникальное место - как только оказываешься там, сразу же ощущаешь мир и гармонию. Я очень долго искал дом своей мечты и, наконец, нашел. И что любопытно, его выбрал не только я, но и моя собака. Однажды приехав смотреть очередной дом, мы присели на минутку под огромной-огромной липой, что растет во дворе, и долго не могли уйти оттуда. Агент по недвижимости меня торопил: "Пора-пора, надо другие дома смотреть". Но мы не хотели отсюда уходить. Я понял, что это мой пуп земли.
И как выглядит ваше идеальное утро?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Не раннее. В доме люди, которых я люблю. И я - в пижаме до часу дня. Потому что если я пишу в пижаме, то у меня ощущение, что я вовсе не работаю, а так...
Отличный рецепт! А что вас привлекло в театре?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Знаете, иногда я думаю, что многие драматурги - люди, страдающие телесными комплексами, и они воплощают себя в телесной оболочке, во внешности других людей. Во всяком случае, со мной именно так все и было. Я был очень недоволен своей внешностью, и потратил жизнь, чтобы как-то с собой примириться. И к счастью, когда я, наконец, примирился с тем, как выгляжу, дело было сделано - я уже состоялся как драматург.
В рамках фестиваля Молодежный театр на Фонтанке представил эскиз постановки по вашей новой пьесе. Судя по всему, вы довольны. А как вы реагируете на провалы?
Эрик-Эмманюэль Шмитт: Меня, конечно, огорчает, когда спектакль хуже, чем мой текст, но я не делаю из этого трагедии. Зато какое счастье, когда на спектакле я забываю, что я - автор этих слов. И мне повезло, такое не редкость, тем более в России. Знаете, я заметил, что в Германии актеры играют умом и телом. Но не сердцем. Во Франции играют умом и сердцем. Но без тела. А в России - всем сразу. И это прекрасно.