Поделиться
Анатолий Вапиров в 1970-е стал пионером фри-джаза, сочиняя почти симфонические произведения с фольклорными мотивами. Открыл публике Сергея Курехина, с чьим именем связана яркая эпоха в отечественном эстрадном искусстве. Создал класс саксофона в Ленинградской консерватории и… загремел в тюрьму. Накануне перестройки эмигрировал в Болгарию, где и живет до сих пор, проводя каждое лето заметный джаз-фестиваль в Варне. В России бывает редко. "РГ" не могла упустить шанс пообщаться со знаменитым музыкантом.
Свинг в Бердянске
Какой джаз вас в свое время пленил?
Анатолий Вапиров: О, все началось так давно в маленьком приморском городе Бердянске, где я родился… В нашей школе был духовой оркестр, и в 11 лет я был туда приглашен. Взял духовой альт, начал разбираться в нотах, потом на трубе играл. А когда купили кларнет, стал заниматься на нем. Поступил в музыкальную школу, впервые попробовал там альт-саксофон. Какая музыка была нам доступна в этом провинциальном городе - трудно сказать… какие-то пластинки типа Бенни Гудмена. Меня вовлек в джаз сам его дух, а не конкретная личность. Уже тогда мы пытались делать свои составчики, оркестрики, выступали на танцплощадках, я становился известным - мальчишке это приятно. Так потихоньку и пошло. В музыкальной школе я продвигался, в общем-то, медленно. Но окончил ее экстерном, узнав, что после восьмилетки смогу поступить в музучилище.
Отправился в Киев, потому что там был лучший на Украине преподаватель по кларнету. Пришел на первую консультацию - а там человек 35, все взрослые, после армии. И так играют!.. А мне кларнет какой-то невзрачный за год до этого мама купила на последние деньги (отец умер, когда я был совсем маленьким). Посмотрел я на конкурентов и понял, что мне с ними нечего и делать, понимаешь. Выхожу такой грустный и около входа в училище вижу на стенде афишу: "Бенни Гудмен и его оркестр". Киев. 1962 год. Ну, я, конечно, последние деньги мамины отдал за билет, послушал концерт… До сих пор, как вспомню - мурашки по коже. Мы жили у знакомых, дом стоял на краю Бабьего Яра. И две недели до экзаменов я каждый день выходил в Бабий Яр и играл до вечера. Поскольку акустики там не было, надо было выдавать звук на полную мощность. В итоге я прошел по конкурсу.
Там, естественно, попал в оркестр, начал играть на саксофоне. В 15 лет у меня появилась первая профессиональная работа в Укрконцерте. Помню, на гастролях оформлялся в гостинице еще по метрике о рождении. Ближе к третьему курсу я узнал, что после киевского училища смогу получить направление только в украинские консерватории. А сам метил в Ленинград, где был лучший в Союзе преподаватель по кларнету, профессор Суханов. Но для этого нужно было иметь полное среднее образование. Я получил аттестат в вечерней школе и попал в Ленинград. С первого раза не поступил: дали всего одно место, на него претендовал выпускник того же профессора - сын ректора консерватории. Суханов сказал - не волнуйся, иди сначала в Ленинградское музучилище (он там тоже преподавал). Так и получилось - окончил с красным дипломом училище, поступил в консерваторию. На первом курсе сложился уже серьезный джазовый составчик, и нам предложили работу в мюзик-холле. Я перевелся на заочное и с того момента, с 1967 года, десять лет там прослужил солистом. А потом уволился, когда меня не взяли на гастроли в Польшу за связь с болгаркой (мы как раз подавали документы в загс). Преподавал, одновременно закончил аспирантуру по саксофону - фактически я первым открыл класс классического саксофона именно в консерватории, до того он имелся только в институте имени Гнесиных. В мюзик-холле работа все-таки была очень тяжелая: три часа репетиция и три часа концерт каждый день, гастроли - времени для своих проектов не оставалось. А тут появилась свобода творчества, мы собирать различные группы. Пошло и поехало. И вот приехали…
Шекспир на нарах
В какой момент захотелось отойти от традиционного джаза?
Анатолий Вапиров: У меня обратная эволюция: первый проект был связан с современной музыкой, а не традиционным джазом. А позже, после того как я сыграл свою "Славянскую мистерию" в Новосибирске, мы организовали ансамбль "Золотые годы джаза" (Сергей Беличенко, Виктор Бударин, Игорь Дмитриев, Иварс Галениекс, Валерий Колесников, Игорь Уваров) и несколько лет играли мейнстрим. Прекрасный был проект!
Есть представление, что в Советском Союзе музыканты, которые занимались авангардной музыкой, непременно находились под наблюдением, гнетом, вплоть до запрета. Некоторые любят рассказывать про слежку… А у вас как-то все с виду благополучно сложилось! Преподавание в консерватории, пластинки на "Мелодии" и на Leo Records в Великобритании…
Анатолий Вапиров: Ты понимаешь, любят у нас делать слона из мошки. Не знаю, я в наше время никакого давления не испытывал: жили свободно, играли что хотели. Тем более все джаз-фестивали в Советском Союзе проводились под эгидой комсомола - в противовес року. Чем мы и пользовались, ездили по всей стране. Может, более радикальных музыкантов преследовали, но все это уже больше миф: сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст… В таком духе.
А вот когда вы приглашали американского барабанщика Дэниэла Мартина для записи "Славянской мистерии" в 1977-м…
Анатолий Вапиров: Ты понимаешь, тут что получилось. Сейчас уже можно говорить об этом. Я схитрил и, в общем, попал в точку. Жена Дэниэла, тоже из США, писала в Ленинградском университете диссертацию на тему "История торговли пушниной на Русском Севере в XVI веке" - ну представляешь себе, невероятно важная тема для американцев. Ну и муж приехал вместе с ней, ему хотелось поиграть, мы вместе репетировали. И вот однажды прихожу я домой из консерватории и слышу, что кто-то у нас в гостях. Жена, значит, с каким-то мужчиной. Тот: "О, Толя, Толя…" - на кухню уводит, удостоверение показывает и говорит: "Мы знаем о вашем сотрудничестве с американцем и хотели бы знать, где он бывает и когда". Не в принципе где он бывает - откуда я знаю, где! - а когда он со мной. Чтобы контролировать его. Пока кагэбист все это объясняет, я соображаю: что мне светит, если сказать "пошел на фиг" и если сказать "о’кей". Выбрал второй вариант: "Конечно, о чем разговор!" Посидели, выпили, он ушел, потом несколько раз мне звонил: "Вы вчера виделись с Дэниэлом?" - я отвечал "да" или "нет". И на этом все закончилось. Когда нас пригласили в Новосибирск - а американцу, понятно, визу никто туда не давал - я сам позвонил в отдел. Они тут же обратились в университет, где Мартин был прописан, и ему разрешили поехать. Я в объяснения не вдавался - неудобно, это мой приятель, до сих пор часто переписываемся, виделись в Майами… Что ему объяснишь - весь Союз был под колпаком. Хотя у них, наверное, то же самое сейчас… Мы вышли из автобуса в новосибирском академгородке, кругом тайга, Мартин вопит: "А-а-а!" - не мог поверить. Вскоре мы сыграли с ним концерт в Ленинграде, я просто имя его назвал, не уточнял национальность. На следующий день ректор консерватории вызывает: мол, нам пришли бумаги, что у тебя играл американец, тебя в аспирантуру не допустят… Что делать, звоню в КГБ второй раз. Ну а что, я же их предупреждал о концерте, они не возражали. И тут все вопросы сняли в консерватории. Вот всего было два соприкосновения за год работы с Дэниэлом. Думаю, что все-таки правильно поступил, приняв то предложение. Я никому не рассказывал эту историю до сих пор, потому что в общем… хорошего мало. Но сотрудничество сотрудничеству рознь. Когда меня арестовали, особисты ничем мне не помогли, удивились просто.
А за что вас арестовали?
Анатолий Вапиров: Ну, вы же, наверное, читали в Интернете… За то, за что через полгода брали в Государственную думу. За свободное предпринимательство. То есть я был посредником на базаре, продавал вещи - ковер, что-то еще… В Ставрополе. Как позже выяснилось, тамошнюю милицию предупредил мой близкий друг из Ленинграда. Взяли тепленьким. Так что год я в ставропольском лагере оттарабанил. Оттарабанил и…
Правда, что вы и там джаз играли?
Анатолий Вапиров: Да ну! В клубе клавиатура была, сделали составчик, народ веселили, и только. Хотя где-то в Сети написали, что я создал в тюрьме джаз-ансамбль, занял первое место… Вам же повод дай, так вы и распишете! Но для меня заключение не прошло бесследно. В тюрьме я начал писать концерт для кларнета с оркестром и задумал "Макбета", которого сочинил уже в лагере. То есть представляешь: каземат, в несколько ярусов нары, народа в два-три раза больше, чем положено, и наверху, на последней полке, сидит с бумажкой какой-то, извини за слово, мудак и пишет, пишет… И все с таким уважением относятся к этому, ты не представляешь! У нас народ вообще удивительный, настолько тонко чувствует фальшь и истину. Я занимался своим делом. Мне было наплевать на все.
Почему "Макбет"?
Анатолий Вапиров: А ты знаешь, мне он приснился. Приснился, и потом в лагере я пошел за книгой. Библиотекарша поразилась: осужденный вдруг ищет Шекспира! Ну, наверное, приснился "Макбет" не просто так. Я еще не знал, что кто-то меня предал, но подспудно чувствовал - в ситуации есть некая гниль…
А вы встречались после с этим человеком?
Анатолий Вапиров: Нет, я ему потом из Болгарии позвонил и спросил: "Ты читал Библию?" Он не знал, что я был в курсе всего, и ответил: "Да". "Так вот надо жить по Библии", - сказал я. Больше мы не виделись. Это был именно тот, из-за кого я не поступил в консерваторию с первого раза. Это был именно тот, кто бывал у меня каждый день в гостях. Оказывается, ему нравилась моя молодая супруга (когда мы только поженились, ей было восемнадцать) и он хотел меня устранить. Мое место в консерватории он занял, а в спальне - не получилось.
Он улетел
Когда вернулись - сразу решили уезжать из страны?
Анатолий Вапиров: Да, поскольку самое страшное в этой истории то, что арест не позволил мне спасти маму от рака. В Ставрополь-то я заезжал по пути к ней - собирались делать вторую химиотерапию. Без меня она ее не прошла, и когда я вышел на свободу, у нее уже метастазы везде пошли. После маминой смерти я понял, что меня ничего не держит в этой стране. Предчувствия перестройки не было абсолютно. И мы уехали.
Жалели когда-нибудь?
Анатолий Вапиров: Нет. Никогда. Потому что сразу, еще имея советский паспорт, получил в Германии контракт и визу, в составе трио с Ханнесом Цербе и одним пианистом из Берлина совершил 30-дневное турне по всей стране, впервые увидел приличный гонорар. Началась нормальная европейская концертная жизнь. Как ни странно, в Ленинград меня не тянет. Тянет в Бердянск, где я похоронил маму. Туда и езжу каждый год.
Вы следили за тем, что тут у нас происходило?
Анатолий Вапиров: Как компьютер появился - конечно, начал следить. Что я могу сказать… Бедный русский народ. Бедный русский народ, но он выдержит, все выдержит.
В Болгарии к преподаванию не возвращались?
Анатолий Вапиров: Ты понимаешь, там странное отношение к этому. Я думал, что нужны специалисты высокого класса, а там всюду назначают друзей, приятелей, родственников - главное, чтобы он был не лучше тебя, понимаешь? Если ты начальник - все должны быть хуже. Типичный провинциализм. Я там давал только частные уроки.
Можете ли кого-то теперь назвать учеником - по исполнительской или композиторской части?
Анатолий Вапиров: Так чтобы до конца, от а до я, - нет. А вот те, кому удалось заложить основы, есть: очень хороший саксофонист Андрюша Прозоров из Одессы, он сейчас в Риме, пара человек в Болгарии (один - солист оркестра на радио). Думаю, что моя преподавательская карьера могла сложиться гораздо богаче…
В Ленинграде?
Анатолий Вапиров: Да, да, да… Хотя я не жалею, потому что благодаря отъезду у меня сложилась другая карьера. Вы знаете, как только меня посадили, из Минкультуры прислали документы для моей стажировки в Париже. Очень долго их там согласовывали. Так что стажировка у меня прошла в другом месте. В Парижской консерватории надо было бы играть классику, это все-таки время, серьезный труд - и неизвестно как бы все остальное сложилось. Так что все, может быть, и к лучшему.
Сейчас в России сильная саксофонная школа?
Анатолий Вапиров: Музыкантов много, и много сильных. Классическая школа, я думаю, не очень крепка. Но те, кто хочет продвигаться, едут обязательно на Запад, где берут мастер-классы. Хорошо, что есть такая возможность.
Есть мнение, что учить джазу надо чуть ли не со школы начинать. Как вы думаете?
Анатолий Вапиров: Конечно, надо! В этом году я был в Болгарии в жюри конкурса детских биг-бэндов - в лагере у моря типа "Артека". Приезжали ансамбли из Ростова-на-Дону, Минска и Астаны. Так вот, казахстанский биг-бенд Якова Хана на высоком уровне выступал - ребятам лет по 12-15, уже есть солисты, я с удовольствием слушал! Так что есть продолжатели дела Александра Гебеля (он создал детский джаз-оркестр в Кривом Роге в 1980-е годы, а потом эмигрировал в Германию и собрал аналогичный ансамбль там. - "РГ"). Но с детьми работать - надо же иметь талант. Это непростое дело. Педагогика вообще непростое дело, а детская педагогика - особенно. Нет специалистов у нас, наверное.
Джаз на берегу
Вы осели в небольшом городке Варне, не было желания перебраться в столицу?
Анатолий Вапиров: А ты понимаешь, ведь тот, кто рожден на море, без него не может жить! Меня пригласили в Варну делать концерт, потом биг-бэнд, сразу квартиру дали. Уже 23 года провожу там фестиваль, который стал очень авторитетным в Европе. Последние пять-шесть лет зрители заранее звонят, узнают даты и едут из Австрии, Германии: это последний уик-энд июля, можно одновременно отдыхать и слушать музыку. Летнего сезона в Варне ждут целый год, а фестиваль - центральное событие лета. Хотя другой джазовой жизни в нашем курортном городке нет. Мы всегда делаем специальные проекты: биг-бэнды, программы с симфоническим оркестром… Записать пластинку и годами играть с нее вещи один в один, как американские "звезды", - это не творчество в моем понимании.
Наверное, я воспитал толерантную публику. Однажды пригласил австрийское трио, послушав их запись, а они все поменяли и устроили что-то такое в духе минимализма: маленький проигрыш на саксофоне - три минуты пауза… Совсем на любителя. Но люди выдержали и даже аплодировали в конце.
Как сделать, чтобы зрители не уходили с чего-то более авангардного, чем они ожидали?
Анатолий Вапиров: А я думаю, что не надо бояться этого! Во всем мире так. Ну, у нашего фестиваля площадка очень хорошая, там буфет и все такое: человек послушал, пошел взял в буфете пива… и никому это не мешает. Не нужно фестиваль загонять в рамки классического концерта ни в коем случае. Джазовый фестиваль - особый мир, особая атмосфера. И если ее достичь, публика будет довольна всегда - независимо от того, нравится ли ей конкретный коллектив.
У вас была некая стратегия для фестиваля - начать с простого репертуара, с годами усложнять?
Анатолий Вапиров: Нет, изначально наше кредо - современная импровизаторская музыка, европейский джаз. Никаких диксилендов, свингов. Ну, приезжал когда-то детский биг-бэнд Гебеля, но это редкость. На первых порах публики было мало. Потом лет 15 уже зал стабильно заполняется. В этом году я сделал такой ляп… Обычно мы даем пресс-конференцию за день до фестиваля, а тут я забыл пригласить на нее СМИ через мэрию. Мы пришли - журналисты нет. Кошмар… На следующий день - зал битком. Я понял, что дело не в прессе… Впрочем, мы хорошую атаку сделали в "Фейсбуке". Специальной дирекции у фестиваля нет, всем занимаются в основном мои приятели.
Сейчас для направлений в джазе придумана куча терминов, буквально под каждого исполнителя. Скажем, игру норвежца Хокона Корнстада, который использует наложения звука, характеризуют как future jazz. Как вам кажется, не пора ли уже как-то попроще определить то, к чему эта музыка пришла?
Анатолий Вапиров: Я не знаю, к стыду своему, про этот future jazz. Вернее, если про наложения речь, то я их сам делал лет десять назад. Ну, пускай так называют - у каждого свое "будущее". Ярлыки давно надо отбросить: то, что творится в современной музыке, в джазе, одним словом не назвать. Можно назвать это эклектикой, например, или соединением несоединимого. Все зависит от степени таланта исполнителя. Гораздо проще играть в каком-то определенном стиле и двигаться в рамках канонов. Создавать новое и соединять эклектическое, да так, чтобы получалось что-то стоящее, - крайне сложно. Чтобы донести свою мысль до публики, можно использовать возможности инструмента, изощряться технически, а можно же и просто взять красивую мелодию. Это иногда лучше, чем игра вверх ногами. Но в молодости все проходят через поиски формы - я сам играл на трех саксофонах одновременно! Молодые музыканты порой считают, что если ты извлек из инструмента неинструментальные звуки - то уже достиг цели.
Выпускать музыкальные альбомы становится бессмысленно с коммерческой точки зрения. Вы продолжаете это делать?
Анатолий Вапиров: Да, издаю свои диски сам - их более 80. Не для того, чтобы заработать: если ты продашь один тираж через несколько лет, то лишь покроешь расходы на его издание. Конечно, этот бизнес уже давно не бизнес. Просто другого способа как бы остаться в истории не существует, а хочется зафиксировать концерты, которые мне важны, чтобы они не остались только в памяти. Я делаю очень мало студийных записей - такая музыка в студии мертва. Она получает рождение только в контакте с публикой, с энергией, идущей из зала.
А старые альбомы переиздаете?
Анатолий Вапиров: Перевыпустил несколько тех, которые выходили на Leo Records: "Макбет", "Sentenced to Silence"… В Интернете можно встретить людей, которые оцифровывают пластинки, я там находил свои первые записи - все почему-то в восторге от первой пластинки на "Мелодии". Я ее как вспомню, в ужас прихожу… Старые мои альбомы ценны только для тех, кто помнит то время. Остальные - ну что для них Курехин?.. Про него надо отдельный разговор вести. Есть фото, где мы идем по пустому Невскому проспекту после записи "Мистерии" и Сережа несет мой саксофон. Он присутствовал на всех наших репетициях, очень хотел сотрудничать. Тогда был период, когда он еще играл, и играл хорошо. До "Поп-механики". Ужасно, когда талантливые люди уходят молодыми. Сережа не первый и не последний в этом ряду. У тех же, кто остается, возникает необходимость жить и играть и за ушедших тоже. Мы играем за них здесь, а они, я думаю, они играют там…
Вы бы хотели какую-то этапную, программную работу записать, чтобы ею остаться в истории?
Анатолий Вапиров: В принципе я в ней и так остался… Несколько лет назад на юбилейном концерте исполнили мой "Славянский реквием": Пловдивская филармония, оркестр, хор, солисты. Вот это для меня ценностное произведение, которое было и публикой воспринято достойно, имело успех. К сожалению, больше интереса к нему никто не проявлял. Хотя, чтобы сочинение где-то сыграли, надо его представлять дирижерам - а я сижу себе в Варне тихо-спокойно. Может, "Славянский реквием" еще будет звучать, посмотрим.