24.11.2014 00:01
Поделиться

Павел Басинский рассуждает о финалистах премии "Большая книга"

Завтра в Москве в Доме Пашкова будут названы лауреаты литературной премии "Большая книга" сезона 2013- 2014 гг. Напомню, кто вышел в финал в нынешнем году:
  • Светлана Алексиевич "Время секонд хэнд";
  • Ксения Букша "Завод "Свобода";
  • Александр Григоренко "Ильгет";
  • Алексей Макушинский "Пароход в Аргентину";
  • Захар Прилепин "Обитель";
  • Виктор Ремизов "Воля вольная";
  • Владимир Сорокин "Теллурия";
  • Евгений Чижов "Перевод с подстрочника";
  • Владимир Шаров "Возвращение в Египет".

Список сильный! Назвать очевидных фаворитов в этом году трудно. Да и вряд ли это было бы правильно делать накануне окончательного подведения итогов. А пока я хочу обратить внимание на то, какие тенденции в современной прозе обнаруживает этот список.

Первое, что бросается в глаза: три произведения из девяти, вышедших в финал, посвящены советскому прошлому: "Время секонд хэнд" Светланы Алексиевич, "Завод "Свобода" Ксении Букши и "Обитель" Захара Прилепина.

Это случайность?

"У коммунизма был безумный план - переделать "старого" человека, ветхого Адама, - пишет в начале своей книги Светлана Алексиевич. - И это получилось... может быть, единственное, что получилось. За семьдесят с лишним лет в лаборатории марксизма-ленинизма вывели отдельный человеческий тип - homo soveticus. Одни считают, что это трагический персонаж, другие называют его "совком". Мне кажется, я знаю этого человека, он мне хорошо знаком, я рядом с ним, бок о бок прожила много лет. Он - это я".

Интерес Светланы Алексиевич к советскому прошлому и советскому человеку понятен. Хороши или плохи были эти люди, но это ее соседи по общей истории. Родственники по судьбе. Советское прошлое - ее духовная родина.

Сложнее объяснить появление романа Захара Прилепина "Обитель", посвященного лагерной теме. Казалось бы, тема уже была закрыта Солженицыным и Шаламовым. "Верный Руслан" Георгия Владимова тоже уже написан как опыт осмысления лагерной темы писателем, не сидевшим в лагерях. Но кто бы мог подумать, что в начале XXI века один из наиболее успешных и востребованных прозаиков обратится к этой теме, да еще так капитально: объем романа "Обитель" шестьсот с лишним страниц!

Когда я прочитал "Обитель", у меня было чувство, что начинал писать этот роман один человек, а заканчивал другой, что мировоззрение самого Захара Прилепина менялось в процессе написания этого романа.

И это, кстати, нужно отнести скорее к достоинству этой вещи.

Она создавалась не с заведомо готовыми ответами на вопросы, которые ставит лагерная тема, а интуитивным путем, когда автор сам открывал для себя всю сложность и масштаб этой проблемы.

И вот, мне кажется, что от некоторой романтизации Соловков как великой советской "лаборатории" по созданию того самого нового человека, о котором пишет Светлана Алексиевич, автор все-таки пришел к ощущению тотального ужаса, который внушает всякий концентрационный лагерь.

Во всяком случае, у меня осталось такое ощущение, хотел этого Прилепин или нет.

Еще более сложный случай - роман Ксении Букши "Завод "Свобода". Критика пишет об этом романе как о новом жанре "ностальгического производственного романа", но при этом замечает: "Впрочем, такой вещи, как "ностальгический производственный роман", вообще говоря, не существует. В советской литературе этот жанр, напротив, устремлен в будущее. То, что пытается представить Букша,- это его, можно сказать, загробная жизнь. Текст действительно похож на повествование из Царства мертвых: сплошной поток прямой речи, говорящие (работники завода от директоров до фрезеровщиков) часто не очень идентифицируемы, их голоса сливаются, накладываются друг на друга, фигуры выступают из тьмы и проваливаются в нее".

В романе Ксении Букши, у которой ее собственный опыт советской истории исчерпывается дошкольным временем, поражает именно эта абстрагированность от реальности, попытка использовать живое и еще памятное для многих прошлое как некий сугубый артефакт. Это какой-то совсем уже новый взгляд на советскую историю, с которым тоже нужно считаться.

Критика пишет о романе Ксении Букши как о тексте "беспредельной степени абстракции. Главное чувство от него: слова совсем ничего не значат - будь то слова любви, осколки идеологии или инженерные термины".

И это очень любопытный момент: "... слова совсем ничего не значат".

Не является ли это новой и главной чертой современной литературы?

Если же говорить о финальном списке в целом, то общей чертой всех вошедших в него произведений является... поиск утраченного времени.

Советского ли прошлого, показанного с разных точек зрения, или невозможного далекого будущего, как в романе Владимира Сорокина "Теллурия", но только не настоящего.

Это видно даже из названий: "Возвращение в Египет", "Пароход в Аргентину"...

Почему это так?

Стало неинтересно жить?