Михаил Сергеевич, может быть, по какой-то причине вам не нравится эта ваша роль или фильм?
Михаил Боярский: Люблю и эту роль, и этот фильм, равно как и многие другие. Просто не считаю своей большой заслугой их популярность у зрителей. К моей основной профессии актера драматического театра кино по большому счету не имело тогда никакого отношения. Съемки считались халтурой. Не в смысле "делай как попало", работали добросовестно, а как дополнительный заработок. И я начал было уже забывать о пробах, когда спустя два или даже три месяца пришла телеграмма от Юнгвальд-Хилькевича, что я утвержден на главную роль. Игорь Владимиров, главный режиссер нашего театра, согласился со скрипом, написав резолюцию на моем заявлении: "в свободное от работы время". Съемки проходили в Одессе. Пришлось крутиться, так как был занят почти во всех спектаклях. А там еще гастроли начались - Иркутск, Красноярск.
А почему Игорь Владимиров запрещал своим актерам сниматься в кино? Вот и Алиса Фрейндлих вспоминала недавно, как непросто ей было в этом отношении, несколько интересных ролей "уплыло" от нее к другим актрисам.
Михаил Боярский: Владимиров не то чтобы запрещал, но и не поощрял киносъемки, так как это сказывалось на репертуаре. Я в молодые годы играл до 36 спектаклей в месяц.
Вы ведь в некотором роде случайно оказались в этом ярком в то время коллективе, где уже блистала Алиса Фрейндлих, заявили о себе Алексей Петренко, Анатолий Равикович, Анатолий Солоницын...
Михаил Боярский: После окончания Ленинградского театрального института я пробовался в несколько городских театров. В одном услышал от главного режиссера, что "двоих Боярских ему вполне хватит" (там служили мой отец и дядя), в другом - что нужно "лечить голос", очень уж хриплый, и так далее. А Владимиров послушал меня, и на следующий день я уже у него репетировал. Ему требовались музыкальные пластичные исполнители. Поначалу роли были, конечно, небольшие. Но довольно быстро получил главную роль - в спектакле "Дульсинея Тобосская". Мне очень повезло. С Владимировым работать было комфортно. Его все в театре обожали. Он сам по себе был яркой личностью - эрудит, интеллектуал, настоящий вожак, или, лучше сказать, пастух, из тех, что обязательно приводят свое стадо к водопою.
Но это не мешало критикам называть его вышколенную труппу "театром одной актрисы" - Фрейндлих. Не обижало?
Михаил Боярский: Конечно, нет. Так на самом деле и было. Алиса Бруновна была для нас камертоном театра. Мы старались тянуться за ней, не у всех получалось, но само это стремление тоже приносило плоды. Мне истинное наслаждение всегда приносили репетиции. Когда спектакль уже "встал на рельсы" и ходит, как "Сапсан" по расписанию, то это как взрослый ребенок - за него переживаешь, но живет он уже своей самостоятельной жизнью. А вот проложить дорогу, построить поезд - это мое! Для меня сама атмосфера театра, от входа до запаха кулис, освещения, костюмов, декораций, самое дорогое и любимое. Я находился там круглосуточно. После спектаклей мы часто оставались смотреть студентов Владимирова, готовили капустники, встречались со Жванецким, Гладковым, другими известными людьми, рассуждали на темы театра...
Вы ведь могли стать хорошим музыкантом, если бы после окончания средней школы поступили в консерваторию, как хотели ваши родители, а не в театральный институт. Что этому помешало?
Михаил Боярский: В консерваторию я идти не собирался, хотя окончил действовавшую при ней музыкальную школу по классу фортепиано. Слишком неусидчивый. Музыкой же надо заниматься 24 часа в сутки. Я на это не способен. К тому же пианист - профессия одиночек. А мне ближе коллективная театральная жизнь, я человек стаи. А увлечение музыкой, некоторое знание ее законов пригодились в театре и в кино.
На ваш взгляд, две эти разновидности искусства - театр и кино - чем-то обогащают друг друга?
Михаил Боярский: На мой взгляд, нет. Меня кино обогатило разве что интересными знакомствами. Евгений Павлович Леонов, Олег Табаков, Леонид Куравлев, Маргарита Терехова, Ролан Быков, Андрей Миронов... Всех не перечислить, их очень много - тех, с кем мне довелось работать на съемочной площадке. А что касается непосредственно ремесла, то совершенствовать его можно только в театре. Кино такой возможности не дает. Очень мало примеров, когда хороший киноартист так же хорош на сцене. А вот актер, имеющий театральный опыт, обычно уверенно чувствует себя в любых жанрах и видах искусства - на арене цирка, эстраде, в кино. Вспомните, к примеру, Андрея Миронова. Из ныне здравствующих - Алексея Петренко.
Вы помогаете дочери Лизе в ее служении Мельпомене? Ходите на спектакли с ее участием, обсуждаете их потом вместе?
Михаил Боярский: На спектакли хожу. После просмотра говорю Лизе о своих впечатлениях. Но не очень много и не слишком серьезно. Крылья не подрезаю. И Лиза не обращается ко мне за советами. Она увлечена своим делом. А когда человек чем-то увлечен, ему интересно все сделать самому.
То, что сын Сергей не стал продолжателем семейной традиции, не пошел "в актеры", вас огорчает?
Михаил Боярский: Он поступил как мужчина. Хотя обладает определенными способностями к лицедейству - умеет, например, смешно рассказать, спародировать. Но, слава богу, есть у парня голова на плечах. Потому что сегодня актерская профессия, я считаю, не совсем мужская. Любого артиста можно купить. Марлон Брандо произнес однажды слова, которые жалко, что не сказал я. А именно: "Если бы за те же деньги, что я получаю за роль в кино, можно было бы копать канаву, я лучше бы копал канаву". Нынешняя актерская профессия - в большой степени ярмарка тщеславия.
То же самое можно сказать и про ваш любимый футбол! Особенно когда смотришь на беззубую игру национальной сборной страны, да и клубные игроки, получая миллионы, разве играют "на миллион"?
Михаил Боярский: Нет, сударыня, здесь совсем иное. Футболисты играют "вживую", выкладываясь здесь и сейчас. Вот если бы каждый матч был растянут на три года или хотя бы на три недели, а форвардам давались, к примеру, по двадцать попыток забить пенальти, в случае если с первой не получилось, тогда да, можно было бы говорить, что им сильно переплачивают. Это не кино, тут запасных дублей не предусмотрено.
- Как родился ваш неизменный на протяжении многих лет образ "человека в черном костюме и в большой черной шляпе"?
- Можно сказать, помимо моей воли. Был у меня черный костюм, который я предпочитал одно время всем другим. А поскольку довольно часто мелькал в нем на телеэкране, то в другой одежде меня уже не воспринимали. Позже, при исполнении романтических песен, добавил к нему "для глубины образа" шляпу. Спустя некоторое время пришел на презентацию в новеньком белом костюме-тройке. А мне: почему без шляпы и в белом? Пришлось ехать домой переодеваться.
- С вашей женой актрисой Ларисой Луппиан вы прожили вместе уже 37 лет. При этом многие до сих пор считают вас жутким ловеласом, мол, не пройдет равнодушно мимо красивой женщины...
- И не скрываю: женщинами, тем более прекрасными, всегда восхищаюсь. Что ж тут криминального? А еще про меня говорят, что страдаю запоями, да? На это так отвечу: пил, пью и буду пить. Но в меру и не с кем попало, а только с близкими друзьями.