Встретившись с Борисом Эйфманом накануне премьеры спектакля (она состоится 27 января в Александринском театре) мы поговорили не только о загадках человеческой психики, но и о проблемах современного балета.
Борис Яковлевич, как возникла идея создания балета именно по этому роману Фицджеральда?
Борис Эйфман: Я давно увлекаюсь психоанализом и мечтал поставить спектакль, связанный со способностью психоаналитиков проникать во внутренний мир людей. Поначалу я думал сочинить балет о Фрейде.
Но...?
Борис Эйфман: В его жизни не было внешней интриги. В этом мы схожи. Фрейд все время проводил в своем кабинете. Я фактически живу в балетном классе. Впрочем, поскольку в судьбе Фрейда обнаруживается мощный внутренний сюжет - страсти и переживания, связанные с научной деятельностью - я готов был сделать его главным героем балета. Но я завишу от своих партнеров-импресарио, которые требуют от меня успеха и полных залов. Если мой театр окажется невостребованным, он будет обречен на гибель. Поэтому каждый наш спектакль должен иметь мировой успех. Это накладывает некоторые ограничения на мои творческие эксперименты.
Расставшись с идеей погрузиться в мир Фрейда, я все же продолжал искать материал, который давал бы мне возможность обратиться к теме психоанализа. И вышел на роман "Ночь нежна". В нем есть яркое время действия - 20-е годы прошлого века, подходящий сюжет. Есть трагедия главного героя - талантливого психиатра, женившегося на своей пациентке, наследнице огромного состояния. Попав в мир богатых людей, доктор предает себя и свой дар и в итоге терпит крах.
Любопытно, что замысел романа претерпевал нешуточные изменения. То его герой - бунтующий идеалист, который отправил сына в Советскую Россию, то - неудачник, который в припадке слепой ярости убивает свою мать.
Борис Эйфман:… А, в конце концов, Фицджеральд написал про себя. Ведь он сам, как и герой романа Ричард Дайвер, оказался жертвой бесконечных компромиссов. Когда писатель стал знаменит, у него появились сумасшедшие деньги. Читаешь о безумной жизни Фицджеральда и его жены Зельды в Нью-Йорке, в Париже и думаешь: а сколько бы он мог написать, если бы не был связан с этой женщиной? Если бы нашел в себе силы прекратить вести разгульную жизнь? Судьба Фицджеральда - ярчайший пример самоуничтожения художника. Эссе "Крах" он написал о себе.
… В этом романе - чем он мне нравится - каждая ситуация имеет, как минимум, две стороны: "за" и "против", "плюс" и "минус". Поэтому я стремлюсь не оправдать героев (потому что оправдать значит дать оценку, свести все к одной точке зрения), а понять их.
Понять отца, который вступил в связь с дочерью, что стало причиной ее душевной болезни?
Борис Эйфман: Но обратите внимание - не простить, или напротив, не опустить гильотину, а прежде всего, понять. Безусловно, отец Николь (жены Дайвера) виноват. Но он не насильник. И не случайно сама героиня ощущала себя соучастницей преступления. Так что в каком-то смысле мы исследуем в балете и комплекс Электры (комплекс Электры заключается в неосознанном влечении девочек к собственному отцу и враждебности к матери; назван по имени мифологической Электры, дочери царя Микен Агамемнона, отомстившей своей матери за убийство своего отца. - Прим.ред.).
Но Николь, которая выздоровев, так же отказалась от своего мужа, потерявшего себя. Не стала помогать Дику вновь обрести себя, как он помог ей однажды. На мой взгляд, она его просто "использовала".
Борис Эйфман: Все гораздо сложнее. Я воспринимаю драму Николь совсем по-другому. Если мы переросли человека, рядом с которым находимся, надо ли и дальше приносить себя в жертву или же стоит идти вперед самостоятельно, развиваться, жить в гармонии с cобственной природой? У каждого свой ответ, но тем интереснее, я думаю, погружаться в мир сложных взаимоотношений героев Фицджеральда.
Человек и прежде рассматривался как полифоническое существо, но существовал диктат церкви, морали, с четким определением, что хорошо, а что недопустимо по определению. Никто не пытался понять отца, вступившего в связь с дочерью, или, давайте, возьмем крайний случай - охранников Освенцима.
Борис Эйфман: Бесспорно: нацизм не родился из ничего. Что двигало этими людьми, которые плакали, слушая Вагнера, и при этом не раздумывая посылали людей в газовые печи? А что руководило Салтычихой, истязавшей своих крестьян до смерти? Русская женщина, убивавшая русских... Оправдать этих людей невозможно, но понять их необходимо. Эволюция мысли привела нас к тому, что мы стали способны не только констатировать зло, но и думать о его первопричине. И это попытка анализа, а не оправдания.
Человек обладает многомерной структурой. Наверное, мы гораздо сложнее, чем кажемся себе сегодня. Я глубоко убежден, что со временем человечество постигнет не только двумерную реальность, в которой есть место лишь сознанию и подсознанию, но и трехмерную или же четырехмерную. Впрочем, исследование личности в ее биполярном существовании также чрезвычайно интересно и важно. Каждый художник должен стремиться познать природу человека. Хореографу, по крайней мере, сам Бог велел этим заниматься.
В каком смысле?
Борис Эйфман: В человеческом теле, в его движении скрыто нечто универсальное. Тело - уникальный кладезь инстинктов. Ставишь балет в Петербурге по русской классике, на русскую музыку, и он понятен везде - и в Азии, и в Южной Африке, и в Латинской Америке. Значит, есть то, что выше культуры, религиозных различий, ментальности. Если замахнешься кулаком на человека, он непременно поднимет руку, защищаясь. Люди всех национальностей одинаково реагируют на боль, страх, радость. И чувство любви выражается одним и тем же образом. Различна лишь степень развития аналитического потенциала, способностей к рефлексии (если сравнивать цивилизованного человека и дикаря). Найти единую, божественную природу в нас - вот моя задача. Ее решением я занимаюсь на протяжении уже не одного десятка лет.
Борис Яковлевич, а как вы, приверженец психологического балета, относитесь к "контемпорари данс", современному пластическому театру, который свободен во всем - от выбора выразительных средств до отсутствия драматургии вообще.
Борис Эйфман: Если говорить с исторической точки зрения, то это интересное явление, питающее многих художников, не только хореографов.
Простите, что перебиваю, но для начала дайте, пожалуйста, ваше определение этому направлению, что скрывается за словом "контемпорари данс"?
Борис Эйфман: Это довольно сложно сделать в двух словах. Скажу лишь, что в основе данного направления (именно направления, а не искусства) лежит очень близкий человеческой природе механизм выплеска эмоций через пластику. Здесь все, конечно, зависит от координации исполнителя, его уровня подготовки, опыта. Еще библейский царь Давид после одержанных побед принимался неистово танцевать под аплодисменты народа, тем самым выражая свое ликование. По сути, он был исполнителем контемпорари данс. Из более поздней истории можно вспомнить пример Айседоры Дункан. Вслед за тем появилось много хореографов и танцовщиков, посвятивших себя этому направлению.
И если мы еще только отрываем возможности контемпорари данс, на Западе хореографам уже недостаточно выразительного человеческого тела, поэтому они все чаще обращаются к внешним раздражителям - от реквизита до компьютерных технологий.
Борис Эйфман: Главная проблема даже не в этом. А в том, что контемпорари данс вдруг стал вытеснять балет из эстетической плоскости театра как такового. Ни в одном другом виде искусства ничего подобного не произошло. Театр абсурда не вытеснил Чехова и Шекспира, поэзия Хлебникова не заняла нишу Блока и Ахматовой. Посмотрите, какая ситуация сложилась в опере: даже в самых авангардных спектаклях есть драматургия, психологическая мотивация поступков героев.
А в современном танце, как правило, нарратив, то есть некая история отсутствует по определению.
Борис Эйфман:Совершенно верно. И что в результате? Возьмем Гранд-опера в Париже. Фантастический театр, потрясающая труппа. Идут замечательные оперы Массне, Бизе, и тут же вечер балета: авангардные, бессюжетные хореографические этюды. Та же самая история в Ковент-Гардене, в Большом театре, Мариинском. Никто не требует запрещать контемпорари данс, но пусть у этого направления будет своя ниша. Ведь к чему пришло искусство танца? К тому, что сегодня практически нет хореографов, способных создать полноценный балетный спектакль.
Они не обладают структурным мышлением?
Борис Эйфман: Конечно. Им не хватает ни опыта, ни навыков, ни образования. Я видел немало способных коллег, которые сочиняют неплохие композиции и при этом оказываются абсолютно беспомощны в работе над масштабными сюжетными балетами.
И не случайно сегодня хореографы создают спектакли в содружестве с театральными режиссерами. Это свидетельство того, что целое поколение 40-летних деятелей балета не умеет мыслить хореографически, выражать человеческие эмоции не через пантомиму, а языком танца.
Борис Яковлевич, на этом фоне вы никогда не задумывались об учениках?
Борис Эйфман: Не уверен, стоит ли их называть учениками. Скорее, наследниками. Я постоянно думаю, как сделать так, чтобы рядом со мной был не один, а несколько преемников. И кое-кто у меня есть на примете. Но все упирается в отсутствие подходящей материальной базы. Тех двух залов, в которых мы репетируем репертуарные спектакли, не хватает для того, чтобы реализовать идеи моих потенциальных наследников. Очень рассчитываю на то, что как только появится Дворец танца, я сразу же создам лабораторию молодых хореографов. Причем к сотрудничеству приглашу не только отечественных балетмейстеров, но и мировых.
Когда же это может произойти?
Борис Эйфман: Трудно сказать, но все меня заверили, что в будущем году строительство дворца обязательно будет начато. Моя мечта - отметить в 2017 году во Дворце танца 40-летие нашего театра.