На сцене Александринского театра поставят немой фильм Довженко "Земля"

Александринский театр готовит премьеру - весной на Новой сцене покажут спектакль Максима Диденко "Земля". За основу петербургский режиссер взял вершину отечественного немого кино - одноименный фильм Александра Довженко. Режиссер рассказал "РГ", чем может быть интересен сюжет из 1930-х современному зрителю.

Максим, почему вы решили перенести на сцену киноленту Довженко?

Максим Диденко: В последнее время, в связи с событиями, которые происходят у нас в стране, меня стала очень заботить тема земли. Тема отношения к той земле, на которой я родился, тема владения этой землей, ее границ. Фильм Довженко - классика кино. Мне показалось, сегодняшний диалог с этой лентой может быть очень интересен.

Насколько ваш спектакль повторяет сценарий фильма?

Максим Диденко: Честно говоря, полностью сценарий еще не написан. Скажем так, фильм будет картой нашего путешествия. А, как известно, если карта старая, то, оказавшись в указанном месте теперь, можно обнаружить там нечто совершенно иное. Больше всего в этой истории меня, конечно, интересуют сегодняшние смыслы. Поэтому точной кальки с той, советской истории не будет. Изобразительно мы вообще увели спектакль в 90-е, но я планирую живое взаимодействие с публикой, так что можно сказать, что действие будет происходить в наши дни.

У Довженко главный персонаж - крестьянский парень Василь Трубенко. Кто герой сегодня?

Максим Диденко: Возможно, сам спектакль будет путешествием в поисках героя. Конфликт будет строиться между двумя группировками: "западники" и "славянофилы". Мне кажется, что сегодня этот вопрос опять актуален.

В своих спектаклях вы часто отходите от классических форм: то балет-оратория, то мюзикл. Чего ждать на сей раз?

Максим Диденко: В большей мере это будет танцевальный, пластический спектакль. Я не уверен, что нам понадобится текст. И еще я думаю использовать телеэстетику. Что-то вроде ток-шоу.

Ваша предыдущая работа "Конармия", поставленная со студентами школы-студии МХАТ, шумно обсуждалась в театральной Москве. А чем вас Бабель привлек?

Максим Диденко: На самом деле я и до этого много где хотел поставить Бабеля, но "клюнул" именно Брусникин. Ему очень понравилась идея, он прямо загорелся. Каким-то чудом мы нашли деньги и поехали на десять дней в дом отдыха творческих работников в Комарово. Это было очень счастливое время. Ребята постоянно приносили идеи, и старушки, которые с нами жили, периодически были в шоке. Да я и сам, честно говоря, был в шоке от хода процесса. Мы занимались в студии, где только что провели ремонт, и через несколько дней помещение было уже ни на что не похоже. Мы ведь используем краску, молоко, землю. В общем, из студии нас прогнали, и там после нас пришлось делать ремонт.

Это ведь не так просто - положить прозаический текст на музыку...

Максим Диденко: Это действительно было очень сложно. Композитор Иван Кушнир ломал голову, как это сделать. Но ему удалось уложить рассказы в размер, а студенты смогли даже все это спеть. Кто-то называет этот спектакль мюзиклом, кто-то саунд-драмой. Но мы, честно говоря, сначала определили жанр как "плач". И когда, в конце концов, все это действо оказалось каким-то неопределимым, я решил назвать его так: спектакль Максима Диденко на музыку Ивана Кушнира по текстам Исаака Бабеля. Длинно, зато никаких вопросов.

"Ленька Пантелеев", "Конармия", "Земля", "Флейта-позвоночник". Все ваши постановки так или иначе связаны с первой половиной ХХ века. Чем это время вас привлекает?

Максим Диденко: Эта эпоха мне действительно очень интересна, поэтому я не стесняюсь продолжать ее исследовать. Лично у меня есть ощущение, что в нашем обществе произошла какая-то катастрофа и память поколений частично стерта. Это произошло дважды: во время революции и в 90-е. Поэтому мне важно прикасаться к опыту предков и возвращать эту память. И самому себе, и своим детям.

У вас свой театральный язык. Откуда он у вас?

Максим Диденко: Драматический театр мне страшно надоел, когда я еще был артистом. Поэтому в свое время я ушел в проект Антона Адасинского DEREVO. Мне казалось, что такой театр максимально выразителен и интернационален. Через какое-то время я исчерпал все краски и здесь - и стал исследовать театр визуальных художеств АХЕ. Потом стал комбинировать все, что знал и умел, в разных пропорциях... Кто-то из зрителей склонен лучше воспринимать слово, кто-то - пластику. Спектакли я строю на музыке, как на самом всеохватывающем из искусств. А текстуальный театр мне кажется ужасно скучным. Хорошо это или плохо, не знаю, - но мне нравится то, что я делаю.