В шахматы играют на балконе
В довоенной южной стороне
Смуглый мальчик в новенькой матроске
И курсант при кожаном ремне. (...)
Мы сидим за столиком прозрачным,
А над нами летняя пора,
На доске расставлены фигуры -
В шахматы последняя игра.
Мир затих, не двигается время,
Замер тополь, голову склоня,
Тонет солнце в безмятежном море,
До войны еще четыре дня...
Прошлое уходит без оглядки,
Но остался голос с высоты:
Спи, мой мальчик, спи, мой, сладко-сладко,
Ведь в живых остался только ты.
Евгений Бачурин, 1978 г.
Дима, привет!
Часто читаю твою рубрику, а вот сейчас решил написать о поэте, уход которого в начале года, к сожалению, мало кто заметил.
Дерева вы мои, дерева.
Что вам голову гнуть, горевать?
До беды, до поры шумны ваши шатры,
Терема, терема, терема...
Ты эти строчки, конечно, знаешь, их написал и пел Евгений Бачурин - поэт и композитор, создавший живописные полотна и графику, художник, писавший песни и стихи. Он умер в 80, долго и тяжело проболев.
Знаешь, Дим, на самом деле трудно сказать, кем Бачурин был: художники считали его поэтом, поэты - музыкантом, музыканты - художником. В 1957-м он был отчислен из Ленинградского института изобразительного искусства "за формализм", работал иллюстратором, а с 1967 года писал стихи, песни и рассказы, печатавшиеся в "Новом русском слове", "Литгазете", "Неделе", "Континенте". На "Мелодии" в свое время вышло штук пять его пластинок, картины разошлись по музеям всего мира, включая Пушкинский и Третьяковку. Музыке Бачурина, сопровождаемой им самим придуманными движениями пальцев по грифу, удивлялись музыканты уровня Максима Шостаковича, его песнями заслушивались Анастасия Цветаева, Андрей Тарковский, а Никита Богословский называл их "настоящим высоким искусством". Они сложны, неожиданны по стихотворному строю и музыке, и, раз услышав их на концерте, на диске, от них было уже не оторваться.
В последние 30 лет Бачурин ушел в живопись, выступал мало, выпустил книгу стихов, сборники старых песен. Новые сочинялись редко, картины продавались по нескольку полотен в год. Жил он с женой в Новых Черемушках, в мастерской, среди стоящих у стены полотен без рам, жил трудно. Друзья утешали его тем, что о нем мало знают оттого, что, мол, он вне времени...
- Я всегда был идеалистом, - так сказал Бачурин мне однажды.
Отстучали колеса,
отпели твои поезда.
Отмерцали огни, отмелькали
узлы и вокзалы,
Умудрился ты где-то от поезда
спьяну отстать,
Проводница про то всю дорогу
потом вспоминала.
Вот и вышло тебе, бедолаге-растяпе,
застрять
На одной из больших, но забытых
в провинции станций,
В привокзальном буфете дешевый
портвейн распивать
И буфетчице Люсе в любви
роковой объясняться. (...)
Ну а времечко шло, и текли
небеса над страной,
Пролетали там годы, как белые
лебеди-гуси,
Ты раздал свой багаж, разорвал
свой билет проездной
И забылся навеки в объятьях
буфетчицы Люси. (...)
Ну а что же тот поезд, умчавшийся
в черную ночь,
На котором за каждое место дрались
не на шутку?
Он столкнулся с другим, на котором
такие ж, точь-в-точь,
Тоже рвались вперед. Что ж, смешно и
немножечко жутко.
Отстучали колеса, отпели твои поезда...
1980 г.
Андрей Васянин
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru