Ее больше 20 лет глушили в Советском Союзе, когда она была одним из самых известных голосов русской службы радиостанции "Свобода". Позже некоторые с удовольствием убрали бы голос известной французской журналистки Фатимы Салказановой из европейского хора...
Я познакомилась с ней несколько лет назад за свободолюбивым московским столом с осетинскими пирогами, где она немедленно пошла в атаку: " Почему люди, не любящие Россию, остаются главными экспертами по России? Почему из вас никто не спорит с ними? Почему вы соглашаетесь со всем, что они говорят?"
Последнего идеалиста из поколения диссидентов, я немедленно пригласила к нам в редакцию.
Большое откровенное интервью "Слово гибнет за интерес" было опубликовано в "Российской газете": "Я работала на "Радио Свобода" до того момента, пока на "Радио Свобода" не кончилась свобода".
Она не признавала двойные стандарты, будучи уже в ранге исполнительного директора русской службы, хлопнула дверью, возмутившись цензурой. Мы сравнивали советских диссидентов и современных правозащитников. Раньше все были уверены, что диссидент - это образ мысли вопреки обстоятельствам. А сегодня все чаще подозревают: правозащитник - образ жизни благодаря обстоятельствам.
Человек чести и достоинства, Фатима, даже зная окончательный диагноз - приговор, до последних дней присутствовала в Facebook, санируя мир своей мудростью и справедливостью. Будто вчера поговорили.
Ваш известный голос прорывался четверть века через "железный занавес" на волнах "Радио Свобода". Теперь соглашаетесь с тем, что ваша свобода тоже относительна?
Салказанова: Свобода внутренняя не относительна. Я работала до того момента, пока на "Радио Свобода" не кончилась свобода… Американское начальство "Радио Свобода" дало мне понять, что вопрос о распаде Советского Союза решен, теперь делается ставка на процесс распада самой России. Но вот с этим я уже, конечно, не могла мириться.
Вас за это как-то наказали?
Салказанова: Мне грех жаловаться на судьбу. 25 лет, которые я проработала на "Радио Свобода", были прекрасными, потому что рядом были замечательные люди.
Писатели Виктор Некрасов, Гайто Газданов, Александр Галич, Георгий Адамович, прекрасная поэтесса Лидия Червинская. Ее почему-то в России мало знают. Это был интеллектуальный цвет русской эмиграции. У нас тогда не было цензуры. Просто антидемократические взгляды не должны были звучать в эфире... А потом у нас появились советские журналисты и очень многое изменилось. Я заказываю в Москве по телефону трехминутный комментарий, а он спрашивает: какие мысли вы хотите, чтобы я высказал? И я поняла, что радиостанции пришел конец. Эти люди уже готовы за деньги говорить и писать то, что им скажут руководители радиостанции.
Сначала я написала несколько внутренних циркуляров американским начальникам, потом объявила о том, что ухожу с поста временно исполняющей обязанности директора Русской службы. Им это очень не понравилось. Они сказали, что могут за это лишить меня квартиры. Я ответила: мне плевать, у меня в Париже дом. Потом сказали, что могут лишить меня станционной пенсии. Я сказала: насчет пенсии не согласна, буду судиться...
А на каком языке вы, человек трех культур, думаете?
Салказанова: Со мной происходят странные вещи. Читаю книгу, закрываю ее и не помню, на каком языке я ее читала. Когда мне сын снится, почему-то я его ругаю по-французски, а когда говорю ему что-нибудь ласковое во сне, то по-русски, в то время как в нормальном общении возможны любые варианты. Когда мне снится мама или моя любимая тетя Феня - по-русски. Не буду же я с тетей Феней говорить по-французски...