Поделиться
Количественный минимализм жюри, безусловно, компенсируется его профессиональностью. С 1 апреля откроется своеобразный "ящик Пандоры": писателей, а тем более драматургов, обладающих сатирическим даром, - считаные единицы, а графоманов, считающих себя современными Аристофанами, - тысячи, если не десятки тысяч. Но, полагаю, проблема вовсе не в том, что нашему уважаемому жюри придется разбираться в "оттенках драматургического дерьма" (закавычены бессмертные слова лауреата Ленинской и Сталинских премий, главного редактора журнала "Театр" с 1951 по 1960 год Николая Федоровича Погодина).
Сатира - опасный жанр. Она вызывает раздражение и во времена "оттепелей" и во времена "застоев", ее не любят ни при демократическом, ни при тоталитарном мироустройстве. Но в любые времена, в любых государствах декларируют ее необходимость. Поэтому рядом с существительным появляется прилагательное - "здоровая", "советская", "политически грамотная"... "Здоровье" сатиры определяют либо власти предержащие, либо общество, которое транслирует мнение большинства.
В ХVII веке Людовик ХIV был личным цензором Мольера, то разрешая, то запрещая его "Тартюфа". В 1737 году в Великобритании был принят специальный Закон о театральной цензуре, так как авторы сатирических пьес, и прежде всего Генри Филдинг, что называется, "достали" британское правительство во главе с Робертом Уолполом (он был премьер-министром с 1721 по 1742 г.). Николай I задавал тон всей русской цензуре ХIХ столетия, которая предопределяла судьбу великой русской литературы вплоть до Февральской революции 1917 года... Царской цензуре, в которой служили не только мракобесы и держиморды, но и в высшей степени просвещенные и талантливые люди, такие, к примеру, как автор "Обломова" И. А. Гончаров, предписывалось искать крамолу в текстах. Цензура в СССР занималась еще и неконтролируемыми ассоциациями, так как советский народ был самым читающим между строк народом в мире.
Сатира - сложнейший жанр не только потому, что он предполагает "резкое проявление комического в искусстве", используя при этом разные средства - от сарказма до гротеска, и от пародии до гиперболы. Он опасен и сложен потому, что находится в конфликте с любой реальностью. В настоящей сатире - от Аристофана и Ювенала до Джорджа Оруэлла и Евгения Шварца, - "действительность противопоставляется идеалу как варварское просвещенному, бессмысленное разумному". Сатиры, полубоги-полуживотные, в обличительных гиперболах и шутках не щадили ни божественную, ни человеческую иерархию. При этом не забывали о мировой гармонии.
Сатира рассматривает наличное бытие в свете этических ценностей эпохи, а потому заботится о здоровье общества. Еще Г.-Э. Лессинг писал в своей "Гамбургской драматургии", что "во всей морали нет лекарства действенного, более сильного, чем выставление на вид смешного". За 18 лет работы в журнале "Театр" я встречался с железобетонными образцами советской политической сатиры, которые так сокрушали империализм, что он должен был давным-давно кануть в Лету истории. Но вышло как-то по-иному.
Моя первая театральная практика в 1967 году проходила в Московском театре сатиры, которым в ту пору руководил Валентин Николаевич Плучек. Работавший актером у Вс. Э. Мейерхольда, он знал толк в "шутках, свойственных театру". Он, вместе с Н. Петровым и С. Юткевичем, в 1953 году вернул на сцену "Баню" Владимира Маяковского - блестящее сатирическое сочинение, обличающее советскую бюрократическую систему. Эта постановка в год смерти Сталина была одной из "первых ласточек, начинающейся оттепели". Следуя заветам своего учителя, Плучек выстраивал спектакли как монтаж аттракционов, и на репетициях делал это так ярко и смело, что, порой, как мне казалось, остерегался своего необычайного таланта и мастерства. Его репетиции были каскадом блестящего сатирического остроумия. Но жизненный опыт, включавший в себя разгром Театра Мейерхольда и уничтожение его руководителя, диктовал свою логику житейского и театрального поведения. И если он хотел поставить "Самоубийцу" Николая Эрдмана, то в качестве редактора-соавтора приглашал автора Гимна СССР Сергея Михалкова, который - надо отдать ему должное - мастерски выполнял роль посредника между властью и театром. Заведующей литчастью была Марта Яковлевна Линецкая, умная и обаятельная женщина, озабоченная одним - как найти, а затем и провести через бдительную московскую цензуру настоящую сатирическую пьесу. Но при всем том и в "диетические" 60-е годы на моих глазах закрывали блистательное "Доходное место" А.Н. Островского в постановке Марка Захарова с Андреем Мироновым в главной роли, и его же "Банкет" по Гр. Горину и А. Арканову.
Мои воспоминания не должны омрачать предстоящего праздника. Ведь сатира - строитель нового общества. Вовсе неслучайно Станислав Ежи Лец произнес как-то: "Бывают времена, когда сатире приходится восстанавливать то, что разрушил пафос".