Следственный судья - новая фигура в судопроизводстве. Он будет осуществлять контроль за следствием, ограждая его от незаконных и необоснованных дел, злоупотреблений и ошибок при избрании меры пресечения. Так считают сторонники идеи, ссылаясь на опыт работы этого института со времен Судебной реформы 1864 года по 1922 год. Правда, оппоненты возражают, что новое звено тоже не гарантировано от коррупционного давления, а вводить в современный закон норму полуторавековой давности вряд ли резонно.
Совет экспертов в "Российской газете" - авторитетные правоведы, доктора юридических наук Тамара Морщакова, Сергей Шахрай и Михаил Барщевский полагают, что введение обособленного института внутри судебной системы не означает подмены следствия и не требует ни сокращения, ни реформирования правоохранительных ведомств.
Самый главный вопрос, который и вызывает больше всего тревог, - в случае появления следственных судей кто останется без работы?
Тамара Морщакова: Никто.
Но если следственные судьи займутся расследованием преступлений, что останется делать другим правоохранительным структурам? Не придется ли распустить и Следственный комитет, и следственные департаменты других правоохранительных ведомств?
Тамара Морщакова: Следственные судьи не должны заниматься предварительным расследованием. Главный смысл этой фигуры в том, что это будет судья по контролю за следствием.
Надзирающая фигура? Или активная, пытающаяся самостоятельно что-то установить?
Тамара Морщакова: Нет, это не надзор и не следователь в том смысле, каким он является сейчас. Главное рациональное зерно этой фигуры заключается в том, что следственный судья осуществляет контроль за следствием как судья и при этом выступает в роли арбитра для участников предварительного расследования, обеспечивает реализацию и защиту их прав в состязательных процедурах, по их инициативе помогает осуществить необходимые процессуальные действия, предупреждает необоснованную передачу дела в суд.
Не получится ли так, что эта процессуальная фигура будет в некотором смысле дублировать действия прокуратуры?
Тамара Морщакова: Нет. Прокуратура остается органом поддержания государственного обвинения. Следственный судья прежде всего возьмет на себя ту часть судейских функций, которые сейчас суды уже осуществляют по отношению к расследованию. На суды возложено принятие решений по поводу, допустим, выбора таких мер пресечения, как арест, домашний арест, залог, или некоторых следственных действий - обыска, выемки и др. Эти судебные функции в ходе расследования уже существуют, но их осуществление неэффективно, потому что тот судья, который принимает решение по таким важным в ходе следствия вопросам, потом рассматривает дело. И если он, скажем, вынес решение об аресте, значит, в последующем, скорее всего, будет придерживаться версии о виновности подозреваемого.
Сергей Шахрай: Когда принимали современный Уголовно-процессуальный кодекс, сначала функции по судебному контролю за мерами процессуального принуждения, которые применяются в ходе расследования, были персонально отделены: один судья должен был решать вопрос об избрании меры пресечения, другой - впоследствии рассматривать это дело. И это здравая, хорошая идея, потому что решения судьи в ходе предварительного расследования не должны связывать суд в судебном заседании, когда рассматриваются доказательства, собранные предварительным следствием. Если же судья, вынесший решение об аресте, затем начнет рассматривать дело по существу, на него будет давить груз: ведь если подсудимый невиновен, получается, судья напрасно во время предварительного расследования отправил его в следственный изолятор?
Тамара Морщакова: Подобный институт в том или ином виде существует во многих странах. Например, такие судьи есть в Австрии, Италии, Испании, Нидерландах, во Франции, в какой-то мере в Германии. К такой организации судебного контроля за следствием пришли Латвия, Литва, Молдова, Казахстан. Это явление, характерное для современного развития процедур предварительного расследования и судебного контроля за ним.
Сторонники предложения часто ссылаются и на российский дореволюционный опыт.
Сергей Шахрай: В истории вообще было очень интересно: сама судебная реформа прошла в 1864 году, а судебный следователь появился на четыре года раньше. Точнее, даже так: в первом проекте судебных уставов используется термин "следственный судья", а в окончательных уставах уже "судебный следователь". Интересно, что и просуществовал институт судебных следователей дольше, чем сама судебная реформа. Эта фигура сохранилась в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР 1922 года и была упразднена в 1929 году.
А они чем-нибудь отличаются, судебный следователь и следственный судья? По своим функциям это один и тот же человек или совершенно разные фигуры?
Сергей Шахрай: Следственный судья может быть центральной фигурой в процессе судебного контроля на предварительном следствии. И сейчас мы, скорее, говорим об этом. Судебный следователь, хотя некоторые ученые используют это понятие как тождественное, - все-таки центральная фигура предварительного следствия.
Тамара Морщакова: В любом случае идея вспомнить о такой фигуре, как следственный судья, сейчас очень ко времени, потому что работа правоохранительной системы требует большого внимания. Я могу сказать об этом как член Совета при президенте РФ по правам человека. Именно эта область деятельности вызывает очень много жалоб. Государственным инстанциям и общественным организациям разного уровня - как федеральным, так и на местах - постоянно приходится заниматься такими жалобами граждан. Может быть, это и есть главная причина, обращающая и к российскому опыту, и к опыту других стран, который показывает, что фигура следственного судьи применительно к деятельности органов расследования решает многие вопросы.
По какому ведомству, если можно так выразиться, будут проходить следственные судьи: состоять при нынешних судах, составят отдельную ветвь судебной власти или станут вообще самостоятельной структурой?
Тамара Морщакова: Следственный судья, по мысли тех людей, которые сейчас могут считаться разработчиками проекта, во-первых, должен быть самостоятельным, не подчинен руководству действующих судов. Во-вторых, должен иметь более высокий статус, чем, допустим, судья районного суда, который впоследствии будет рассматривать дело, или даже судья областного суда.
Михаил Барщевский: А некоторые дела областной судья может рассматривать в качестве первой инстанции.
Значит, все-таки отдельная ветвь?
Тамара Морщакова: Думаю, что следственные судьи должны иметь статус судей областных, краевых, республиканских судов, но не состоять в штате этих судов. То есть председатель суда не будет иметь никакого отношения к деятельности следственных судей, потому что в своих процессуальных функциях они совершенно независимы. Структурно следственные судьи будут обособлены на всех уровнях, но это не значит, что они станут какими-то параллельными судами, отдельной их ветвью. Сегодня все районные и другие суды рассматривают жалобы на органы следствия. Просто теперь, как предлагается, этой работой будут заниматься специализированные судьи, отделенные от тех, кому потом придется принимать решения уже по существу дела.
Михаил Барщевский: Чтобы проще было представить, приведу такой пример. Представьте хирурга, который сам собирает анализы, сам определяет аллергические реакции на анестезию, сам делает анестезию, а потом сам и проводит операцию, зашивает пациента и отвозит его в палату. Абсурд? Да. Судья в нашем понимании должен остаться хирургом, который делает только главное дело. Как хирург приходит и только оперирует, судья - рассматривает уголовное дело. А остальную текучку, связанную с решением каких-то вопросов на стадии предварительного следствия, требующих судебного контроля, возьмут на себя следственные судьи.
Если они будут обособлены и не подчинены главе суда, найдется ли управа на самого следственного судью?
Тамара Морщакова: Процессуальные пути обеспечения независимости при условии сохранения надзора за принятием решений понятны: жалобы на действия следственного судьи будут рассматриваться вышестоящими судебными инстанциями, но не в обычном порядке, который существует сейчас в вышестоящих судах, а специальным подразделением вышестоящего суда. Это подразделение можно назвать по-разному, допустим, Следственная палата или Следственная камера, куда только и будут поступать жалобы на действия и решения следственных судей.
Сергей Шахрай: Идею, в каком виде мы ее сейчас обсуждаем, вполне можно реализовать без какой-либо конфронтации с правоохранительными органами, прокуратурой, так как следственные судьи не занимают ничьего места. Речь идет о более высоком качестве судебного контроля за предварительным следствием. Для этого и появляется новая фигура. Она будет не в районном суде, а при областном суде. А в ходе реализации предложения, конечно же, надо детально проработать вопросы зарплаты таких судей, их статуса, а также процессуальный порядок рассмотрения жалоб на таких судей.
Михаил Барщевский: Хочу обратить внимание на такой момент. При создании Следственного комитета России прокуратура лишилась части надзорных функций за следствием. Поэтому Александр Бастрыкин первым делом создал у себя в Следственном комитете управление по надзору за соблюдением уголовно-процессуального законодательства. Он, как человек разумный, понимает, что следователи не могут работать безнадзорно. Самое интересное, когда Александр Савенков пришел в Следственный департамент МВД, он создал такое же подразделение у себя. То есть даже сами следователи понимают, что следствие не должно быть безнадзорным. Но, согласитесь, это некий паллиатив, когда внутри ведомства надзирают за своими. Поэтому сейчас есть согласованный уже с Верховным судом законопроект об изменениях, возвращающих надзорные функции прокуратуре. И в этой связи появление следственных судей может оказаться даже не первым шагом, а той завершающей точкой, которая может восстановить то, что нам необходимо, - именно надзор над следствием.
Каким может стать первый шаг по введению следственных судей: надо сначала найти людей или выделить помещения? Или принять соответствующий федеральный закон, а потом еще несколько лет готовить материальную базу и подзаконные нормативные акты?
Тамара Морщакова: На самом деле вводить такой институт можно не сразу, законодателем должен быть установлен определенный и достаточный переходный период. В некоторых регионах можно провести эксперименты. Так что его внедрение может не быть таким скоротечным. Институт будет набирать какое-то практическое значение и проявлять себя, а в ходе эксперимента можно что-то дополнительно отрегулировать. В нашей стране уже в новейшей истории проводился очень серьезный правовой эксперимент, когда вводился суд присяжных. Он появился сначала в отдельных регионах и постепенно, в течение нескольких лет, внедрялся по всей стране.
Рассказывают, что в некоторых регионах до самого конца боялись вводить суды присяжных, надеялись, мол, обойдется.
Тамара Морщакова: Поначалу и не могли везде ввести. Поэтому были выделены регионы, которые были в тот момент более или менее готовы к этому. Здесь же вопрос не такой сложный, как суд присяжных. Потому что речь идет исключительно об организации деятельности профессионалов.
Сергей Шахрай: Действительно, самый сложный шаг - это одномоментное выделение корпуса следственных судей, далее уже пойдет отработка функций. Важнейшая функция заключается в осуществлении контроля за следствием, причем за принятием на уровне следственных органов разных решений. Думается также, что следственный судья будет всегда ставиться в известность - сейчас это реализуется только по отношению к прокурору - о возбуждении уголовного дела. И он будет всегда реагировать на жалобы граждан, которые сейчас тоже подаются в суд, на деятельность органов следствия.
Тамара Морщакова: Да, часть судебной компетенции сразу уйдет к следственному судье. Но это только одна часть. Появятся еще некоторые другие функции, потому что следственный судья, наряду с разными процессуальными формами контроля за законностью действий органов расследования, будет обеспечивать помощь в собирании, представлении и признании доказательств.
Но это прямые функции следователя по делу. Зачем и каким образом они перейдут и следственному судье?
Тамара Морщакова: У нас и сторона защиты по закону может собирать доказательства, может представлять их следствию и суду. Но на практике у стороны защиты в ходе расследования реальных возможностей нет, потому что, когда она что-то нашла или что-то считает нужным сделать, чтобы получить, собирать доказательства, она обращается с соответствующим ходатайством к следователю. А следователь ей отказывает, можно привести достаточно одиозные примеры, которые законодатель вовсе не имел в виду, когда сочинялся действующий Уголовно-процессуальный кодекс. Например, адвокату говорят, что его материалы получены не при помощи следственных действий и потому недопустимы. У следственного судьи нет заинтересованности в том, чтобы отвергать материалы защиты, и есть процедуры, чтобы признать их доказательствами.
Сергей Шахрай: Конституция у нас не ограничивает действие принципа состязательности судебного процесса только судебными стадиями. Уголовно-процессуальный кодекс, вводя право жаловаться судье на действия следователя, тоже имел в виду, что появится арбитр для разрешения конфликтов между стороной обвинения и защиты. Однако пока состязательности на стадии следствия как таковой достичь не удается. Появление следственного судьи изменит ситуацию.
Тамара Морщакова: Назову один аспект, который понятен всем. Часто в судах при рассмотрении дел подсудимый заявляет, что по отношению к нему применялись незаконные методы ведения следствия. Согласно Конституции, доказательства, добытые незаконным путем, являются недопустимыми и не имеют никакой юридической силы.
А кто выявляет, допустимы или нет доказательства? Суд в судебном заседании, когда он получил завершенное на досудебной стадии производство по делу и уже не может никак откорректировать ход следствия, направить его в законное русло.
Михаил Барщевский: Потому что уже поздно что-то направлять: следствие закончено.
Тамара Морщакова: И суд должен устанавливать, применялись или нет незаконные методы воздействия. А выяснить это в суде уже сложно. Поэтому у нас часто бывает, когда судья в судебном заседании говорит: у меня нет оснований не доверять работникам полиции, следствия и так далее. Совсем другое дело, когда появится фигура судьи-арбитра, который по ходу проведения расследования будет проверять доказательства с точки зрения их допустимости.
То есть он будет как бы стоять над схваткой?
Тамара Морщакова: Да, во-первых, он над схваткой, и, во-вторых, он освобождает суды, рассматривающие дела, от громадного пласта работы.
Давайте уточним: введение такого института не станет противоречить конституционным нормам? Нужно ли будет вводить поправки в Основной закон в связи с появлением новой фигуры? И согласуется ли это с ныне действующим законодательством?
Сергей Шахрай: Скорее, наоборот, надо говорить, что так же, как с административной юстицией, с административным судопроизводством, отсутствие такой фигуры приводит к тому, что Конституция не полностью реализована.
Тамара Морщакова: В процессуальный кодекс должны вноситься достаточно объемные изменения, потому что они должны, во-первых, прописать новую фигуру судьи. Во-вторых, должны прописать его функции.
Михаил Барщевский: Введение следственных судей, конечно, не повлечет за собой автоматически реального состязательного процесса. Но станет шагом, приближающим к тому. Сегодня перед кем сторонам приходится состязаться? Перед тем судьей, который в свое время дал санкцию на арест, а теперь слушает дело по существу. Он что, сумасшедший - вынести оправдательный приговор по тому делу, по которому сам посадил? Ведь сажают не следователи, а сажают судьи. А когда у нас появятся судьи, которые будут заниматься только мерой пресечения и не отвечать за приговор, а приговаривающие никак не будут отвечать за меру пресечения, то психологически произойдет разгрузка. Каждый станет отвечать за свою работу. Эта идея будет работать.
Вы видите в этом институте панацею от несправедливого правосудия?
Михаил Барщевский: Панацеи нет вообще, такого не бывает. Но это просто один из важнейших шагов, причем не только с точки зрения защиты прав человека, но и решения конкретных проблем общества. Это важно для поддержки бизнеса, создания инвестиционного климата, борьбы с рейдерством, противодействия коррупции.
У вас у всех троих достаточно единое мнение - "за". А никто из вас не видит каких-либо подводных камней при одобрении идеи?
Михаил Барщевский: Реальных препятствий нет. Но подводных камней будет, конечно, немало.
Сергей Шахрай: Согласен, препятствий нет, проблемы будут.
Какие?
Сергей Шахрай: Начнем с денег.
Тамара Морщакова: Ими всегда все начинается и заканчивается.
Михаил Барщевский: Здесь как раз по деньгам и не должно быть проблем.
Тамара Морщакова: Если исходить из идеи формирования корпуса следственных судей на базе корпуса судей судов субъекта высшего уровня - краевых, областных, республиканских, то, как минимум, может возникнуть вопрос о кадровом пополнении именно этих звеньев судебной системы. Однако как раз сейчас в них происходит перестройка работы, они стали апелляционными инстанциями, отказались от многих дел, которые раньше рассматривали, переданных теперь в районный суд. Во всяком случае, я считаю, что сами судьи и судебная система в целом серьезно заинтересованы в появлении этого института. Он позволяет снять с суда, разрешающего дело, ряд функций, которые мешают его объективности при разрешении дела, и тем самым освобождает суд от общей с правоохранительной системой ответственности за качество расследования. А это - необходимое условие повышения эффективности следственной деятельности и утверждения справедливого правосудия.
Сергей Шахрай - один из авторов современной Конституции РФ - написал совместно с юристом Константином Краковским книгу об истории судебной реформы в России "Суд скорый, правый, милостивый и равный для всех". Работу над уникальным архивным исследованием соавторы, которые были однокашниками на юридическом факультете Ростовского государственного университета, задумали еще в 1992 году.
Сергей Михайлович, расскажите, что общего у современной судебной системы и той, что была создана Александром II?
Сергей Шахрай
Пока до той модели, 150-летней давности, нам еще очень далеко.
Что нам сегодня мешает приблизиться к тем достижениям?
Сергей Шахрай
Мое мнение, оно субъективное, но все-таки основанное на определенных документах: мы не достигли той модели по трем параметрам. Параметр номер один: реформа 1864 года тут же развела границы судебных округов с границами губерний, чтобы вывести суды из-под прямого влияния местных властей. У нас суды общей юрисдикции остались в рамках субъектов Федерации.
Второй параметр - отсутствие института следственного судьи или судебного следователя, осуществляющего контроль над следствием, теперь может вернуться. И третье, может быть, самое важное - это доверие общества к судебной системе. Резонанс от той судебной реформы был как от взрыва сверхновой звезды. Драматический театр закрылся, билеты раздавали в зал присяжных, потому туда очень трудно было попасть. Обо всем этом мы рассказываем в книге. Есть очень интересные факты. Оказывается, сюжет романа "Воскресение" подарил графу Толстому знаменитый юрист Анатолий Федорович Кони. Сначала роман даже назывался "Конинская повесть".
Какими были судебные следователи тех лет?
Сергей Шахрай
В 1864 году была введена сразу тысяча таких судебных следователей. Несменяемость, зарплата 1000 рублей в месяц плюс 500 рублей на расходы, связанные с выполнением своих функций. По тем временам это огромные деньги. Причем до 1864 года судебный следователь назначался министром юстиции по представлению губернатора, а после 1864 года судебного следователя назначал император по представлению министра юстиции. Подумайте, какой высокий статус. Но чтобы избежать этой сложной и ответственной процедуры, стали назначать исполняющих обязанности судебных следователей и годами держать их в таком положении. Судебный следователь оказался в полной зависимости от прокуратуры. К тому же первые годы судебный следователь оказался между молотом и наковальней. Его уже ненавидели жандармы и еще ненавидели суды, потому что суды были старые. Судебные следователи только к концу XIX века заняли свою нишу с учетом статуса, зарплаты, обеспечения и так далее. Они были при окружном суде, при окружной судебной палате. По сути, это уровень нынешнего субъекта Федерации. Исторически это было так.