Елизавета, вы уже в третий раз номинируетесь на "Золотую маску". Но ведь хочется уже и получить премию?
Елизавета Боярская: Я счастлива просто попасть в номинацию - значит, работа уже отмечена. А саму премию можно заслужить и позже, когда реально чего-то добьюсь. Вообще прекрасно, что "Золотая маска" существует - она открывает такие возможности для периферийных театров и для дебютантов. К тому же в этом году состоится интересный опыт - некоторые спектакли будут транслировать в кинотеатрах страны, так что есть возможность в культурный процесс вовлечь все больше и больше людей.
Обычно ваша героиня - глубоко в тени своей приемной матери, эмоциональной Раневской, можно сказать, это не "премиальная" роль. В "Вишневом саду" Додина Варя - одна из самых значимых фигур.
Елизавета Боярская: Чехов настолько бездонный драматург, что любой его персонаж можно сделать значимым и ярким. Все в этой истории крутится вокруг вишневого сада, но для Вари он не только символ родового гнезда. Прежде всего это огромный сад, за которым надо ухаживать. Как крест, как символ груза, тянущего ее к земле, связка ключей на ее поясе. У нее нет времени для абстрактного прекраснодушия. Содержание дома, уход за садом, вечные финансовые проблемы, да еще дядя все время проигрывает деньги - помимо чеховских терзаний и душевного смятения - вот круг ее размышлений. Она одна тянет все на себе. А ее обвиняют, что она из экономии кормит гороховым супом. И, в конце концов, когда Варя только познает, что такое любовь, Лопахин вместе с садом на корню "вырубает" и Варю, тем самым завершая реванш над обитателями этого поместья за своих предков-крепостных...
Такие психологические разборы сегодня в театре редкость.
Елизавета Боярская: Не случайно же кто-то из критиков сравнил историю героев "Вишневого сада" с самим МДТ, который тоже, по сути, уходящая форма театра. И забавно, и печально одновременно - когда мы играли на сцене МХТа, это стало очевидно. Помните, в пьесе есть сцена, когда Лопахин говорит: "Надо снести все старые постройки, дом этот, который уже никуда не годится". А ведь Даня (Даниил Козловский. - Прим. ред.) это сказал, стоя на том месте, где и зарождался тот русский театр, о котором знает весь мир.
Понятно, почему Лев Абрамович решил продолжить жизнь легендарного спектакля "Братья и сестры" с новым составом. Для него этот спектакль - символ существования "театра-дома". И еще: в каком-то смысле эта постановка инициация молодых актеров?
Елизавета Боярская: Можно сказать и так. Дважды в одну реку войти невозможно - конечно, это понимал Лев Абрамович Додин, но не понимали мы. И поначалу мы копировали старших артистов. Что глупо, во-первых, потому что мы другое поколение. А во-вторых, страна поменялась, время. Конечно, форма останется прежней, но внутреннее содержание сильно изменится. И сейчас Лев Абрамович даже вставляет фразы, которые были вымараны не то что из инсценировки - из самого романа, из-за цензуры, но которые остались в дневниках Абрамова. Так что в нынешних "Братьях и сестрах" есть возможность доводить до высокого градуса остроту смыслов. Но, с другой стороны, я все время думаю: меняется поколение артистов, но меняется и поколение зрителей, какие же нам нужно приложить усилия, чтобы молодому зрителю объяснить масштаб таких слов, как райком, паек, лесозаготовка, страх перед ними, отчаяние? В общем, задач - гора.
В деревенскую жизнь вам уже довелось окунуться в постановке Московского ТЮЗа "Леди Макбет Мценского уезда".
Елизавета Боярская: Признаюсь, до соприкосновения с Лесковым деревенская тема всегда была для меня закрыта. Голосящие женщины, ряженые в народные костюмы, не то что не вызывали восхищения, а, скорее, наоборот. Но когда начала погружаться в "посконную" жизнь, поняла, сколько в ней обаяния и естественности. А кирзачи! Мне теперь кажется, что нет на свете обуви удобнее. Ноги приросли к этим сапогам, сапоги - к земле. Удивительно, но, видимо, занимаясь фольклором, на генном уровне вылезает что-то природное - русское, широкое, бабское...
Вы ездили на родину Абрамова - в село Веркола Архангельской области, ставшем прообразом села Пекашино из "Братьев и сестер"?
Елизавета Боярская: Конечно. Льву Абрамовичу надо сказать огромное спасибо за то, что он погружает артистов в обстоятельства "места" - привозит нас то в Ялту, то в Германию, где цветет самый большой в Европе вишневый сад, то в Аушвиц и в ГУЛАГ. В этом методе есть еще один очень важный момент - сближение команды. В новых "Братьях и сестрах" будут играть ребята, которые недавно пришли в театр, и я их знала лишь как коллег, не более того. Но за пять дней поездки в Верколу мы в буквальном смысле превратились в "братьев и сестер".
Нас подымали в 7 утра, мальчики, например, ехали на лесоповал, а девочки - косить траву. Потом мы готовили в русской печи всякие шанежки. Осваивали колодцы-журавли, узнали, что такое баня по-черному. Ходили пешком до деревни Летопала, что в двух часах ходьбы от Верколы. Хотя физически нам было непросто, но мы все время пребывали в эйфории. К тому же в последнюю ночь мы увидели северное сияние, крайне редко случающееся в сентябре. Так что мы уехали, опьяненные этим местом.
Вряд ли вы переживали бы этот восторг, доведись вам остаться там навсегда...
Елизавета Боярская: Конечно, все-таки мы привыкли к другой жизни. Но возвращаться в такие места хоть изредка необходимо - там моментально происходит очищение от информационной интоксикации.
...Мне кажется, ответ на хрестоматийный вопрос, "какой он - русский человек", можно найти именно в таких местах. До этих людей не доходит гадость из соцсетей, потоки общего состояния жестокости, злобы. Они живут в своем достаточно замкнутом мире. Очень вежливые. Никуда неспешащие. Какие-то гармоничные. Размышляющие о простых, но для них важных житейских вещах. У них очень красиво льется речь, пусть и с говорком. Безусловно, верующие.
Мы ходили и в знаменитый Артемо-Веркольский монастырь, и к часовне, которая находится на месте, где по преданию молнией убило мальчика (местный святой - отрок Артемий, живший в XVI веке и известный своим благочестием, кротостью и трудолюбием; в детстве Абрамов хотел походить на него. - Прим. ред.). В восстановленной церкви батюшка отслужил с нами службу. Ходили в музей Абрамова, беседовали с его потомками. Нас повсюду принимали как родных - в каждом дворе встречали: "Вот, мы пирогов вам напекли", "Вот, мы вам пива сварили только что..."
Как-то в Летополе к нам вышла одна бабушка, лет 90 с чем-то. Вся как печеное яблоко, но видно, что в молодости заводилой была, под стать моей лихой, но несчастливой Варваре. Рассказала нам о знакомстве с Федором Абрамовым, о тяжелой работе на лесосплаве - как однажды ее с подругой перевернуло на этих плотах, и бог знает, как им удалось выплыть...
Удивительные, конечно, люди. Мы дали концерт в местном доме культуры - это такой одноэтажный деревянный домик, ничем не отличающийся от других, разве что в нем есть сцена и маленький зал. Мы читали стихи, пели песни. А потом в гостевом доме у нас был "банкет".
Картошка, капуста, самогон?
Елизавета Боярская: Ну а какой "банкет" может быть еще в деревне? И это все невыносимо вкусно! Деревенские, чуть выпив, тут же начали петь частушки, от которых мы падали под стол. Конечно, русская нецензурная лексика, особенно в фольклоре, звучит настолько художественно, выразительно, гомерически смешно и не пошло, что диву даешься, особенно когда его поют прекраснейшие, скромнейшие пожилые женщины! И там жители рассказывали о своем житие-бытие. Одну бабушку лет 80 спросили: "Какой самый счастливый момент вашей жизни вы можете вспомнить?"
И что, неужели не вспомнила?
Елизавета Боярская: Она подумала и сказала: "А не было. Тяжелая жизнь. Не было счастья". И сказала это безо всякого надрыва - спокойно, трезво. И от этого еще страшнее стало - человек прожил такую длинную жизнь и так не испытал даже мгновения счастья.
...Я всегда была склонна к позитивному мышлению. Но все же часто возникают очень грустные мысли. Пока они лишь вспыхивают и гаснут, слава богу. Я смотрю на своего ребенка и прекрасно понимаю, зачем жить дальше. В чем радость, счастье. Я обожаю свою семью, друзей, свою работу. Но, конечно, занимаясь этой профессией и копаясь в человеческих душах и пороках, невозможно не замечать, что в масштабах истории человек не меняется - проходят столетия, а жестокость, непросвещенность, алчность по-прежнему царят.
И чтобы не впасть в отчаяние, находишь удовольствие в маленьких радостях - поездке в Верколу, семейной прогулке по Петропавловской крепости, хорошо сыгранном спектакле. Как говорится: делай свое дело, и будь что будет.
"Вишневый сад" МДТ - Театра Европы номинирован на "Золотую маску" как лучший драматический спектакль большой формы, за лучшую работу режиссера - Льва Додина, две лучшие женские роли - Елизаветы Боярской и Ксении Раппопорт (Раневской), лучшую мужскую роль - Данилы Козловского (Лопахин), лучшую работу художника - Александра Боровского и лучшую работу художника по свету - Дамира Исмагилова.
На "Золотую маску" за лучшую женскую роль кроме Елизаветой Боярской и Ксении Раппопорт номинированы:
Алиса Фрейндлих (Алиса, "Алиса", БДТ им. Товстоногова, Санкт-Петербург),
Елена Калинина и Полина Толстун ("Мадам Бовари", Русская антреприза им. А. Миронова, Санкт-Петербург),
Илона Маркова ("Жизнь за царя", "Театро Ди Капуа", Санкт-Петербург),
Виктория Исакова ("(М)ученик", Гоголь-центр, Москва),
Виктория Верберг (Судья, "С любимыми не расставайтесь", МТЮЗ),
Ксения Орлова ("Возмездие 12", Центр драматургии и режиссуры, Москва),
Надежда Лумпова (Золушка, "Золушка", Театр "Практика", Москва),
Дарья Емельянова (Луиза, "KILL", Театр "Красный факел", Новосибирск).
Увидеть церемонию награждения лауреатов "Золотой маски" можно будет на телеканале "Россия К" 19 апреля в 22.30 (время московское).