Поделиться
В конце июля 2013 года вот-вот должна была открыться новая сцена Мариинского театра в Петербурге - премьерой оперы Родиона Щедрина "Левша". На одной из последних репетиций, в перерыве, Родион Константинович, спасибо ему, - как и обещал, сел рядом со мной, стал отвечать на торопливые вопросы. О Лескове, о хрустальном языке, о временах и нравах.
Майя Михайловна сидела поодаль - она была рядом на каждой репетиции и очень ждала премьеры. В какой-то момент, пока мы говорили, она ненадолго выскользнула из зала. Никто не обратил внимания, ее не было всего минут пятнадцать. Вернулась, села. Потом к нам подошла помощница и осторожно спросила Щедрина, долго ли еще нам беседовать. Он отшутился - да-да, уже скоро, скажите Маечке, Майе Михайловне, что мы тут разговариваем об Андрюше Вознесенском, она же знает…
Перерыв окончился, появился маэстро Гергиев и репетиция продолжилась. Еще часа три, а может, и больше Щедрин сидел в первом ряду. Майя Михайловна в третьем-четвертом. Она была - вся внимание, сосредоточенность и собранность. Настолько, что и отвлекать ее, показалось, неловко.
Потом выяснилось, что Майя Михайловна в том самом перерыве пошла за кулисы выпить воды (могла же попросить кого-то принести!), в темноте споткнулась, упала и сломала ногу. Никто не услышал ни единого звука, ни-че-го. Знала только помощница. Плисецкая вернулась и не сказала ни слова, молча терпела дикую боль до конца репетиции - только чтобы ничего не сорвать, не помешать.
Потом, конечно, узнали, вызвали врачей, поехали в клинику, - но это потом. Что волновало Плисецкую больше всего? Как же так, она испортила такой праздник, премьеру - такую желанную! На спектакль она, конечно, прийти уже не смогла. Щедрин переживал за нее страшно: сразу после премьеры они улетели в Германию, к тамошним врачам. О переломе - никому ни слова, хотя лечение и восстановление тогда растянулось не на один день.
Ну вот что в этой истории? Конечно, не по этому эпизоду измеряется - какой Плисецкая была поистине великой. Балериной. Вспышкой света. Личностью. Но я запомнил ее лицо, ее глаза тогда, на той репетиции "Левши", - она была прекрасна, как всегда. Ей было больно. Она терпела. И никто не догадался. Ради любимого Родиона Константиновича. Ради спектакля, ради Гергиева, ради Искусства, - упаси бог, она помешает рождению этого чуда на сцене.
Кто еще мог бы так? Не знаю. А великая Плисецкая - могла.
Позже мы встретились с Родионом Константиновичем еще, и не раз, с Майей Михайловной поговорили по телефону, она была жизнерадостна, легка и открыта. "Майки изогнутая бретелька - как отпечаток шейки скрипичной", - это из стихотворения Вознесенского 60-х годов. Про лесника, который "левым плечом упирается в музыку, будто машину из грязи вытаскивает". И вслед которому "воют волки лесничества". Стихи посвящались Родиону Щедрину, тогда молодому, а теперь уже просто крупнейшему российскому композитору, известному всему миру. Нетрудно было разглядеть в тех строчках изящный вензель имени великой Плисецкой: больше 55 лет они с Щедриным прожили неразлучно.
Тогда, перед премьерой "Левши", я спрашивал Родиона Константиновича: "Ваша жена, Майя Михайловна, сказала как-то, что она не пессимист и не романтик. Она - реалист. А вы?". Щедрин отвечал: "Я с женой солидарен. У нас же дружная семья реалистов…".