Первым мертвого Фадеева увидел его 11-летний сын Миша. Его мать, знаменитая актриса Ангелина Степанова, в это время находилась на гастролях в Югославии. О смерти мужа она узнала из газет в Киеве на обратном пути...
Некролог в "Правде" оставлял очень странное впечатление. Это был, наверное, самый позорный некролог, какой можно было сочинить для крупного советского писателя, руководителя литературы и члена ЦК Коммунистической партии с 1939 года. Единственной причиной его гибели назывался алкоголизм. "Фадеев в течение многих лет страдал тяжелым недугом - алкоголизмом, который привел к ослаблению его творческой деятельности..." И все?! О том, что Фадеев пил, знали многие. Но зачем было писать об этом в "Правде"? Возмущенный Шолохов куда-то звонил, но ему там сказали, что после такого письма, которое оставил Фадеев... Говорили, что письмом был задет лично Хрущев, посчитавший этот поступок "недостойным коммуниста". Говорили, что некролог редактировали лично Суслов и Шепилов. Само письмо пролежало в архиве КГБ до 1990 года, когда было опубликовано по некоторой иронии судьбы в еженедельнике ЦК КПСС "Гласность".
То есть 34 года ЦК КПСС не решалось предать это письмо гласности. Вопрос - почему?
С одной стороны, ответ очевиден. Письмо задевало новых вождей партии, пришедших на смену Сталину. Да, но почему не опубликовали и после Хрущева?
Не потому ли, что в письме было нечто большее, чем осознание своей несчастной роли при Сталине ("Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек...") и претензии к новому руководству ("Тот был хоть образован, а эти - невежды...")?
Письмо Фадеева было сумбурным, нелогичным и в чем-то жалким. Во-первых, он преувеличивал свое литературное значение. Во-вторых, никто не мешал ему снять с себя хотя бы часть непосильной ноши, на которую он жалуется, говоря, что его превратили "в лошадь ломового извоза". Об этой опасности его предупреждал еще Горький. Нельзя без изумления читать весь список его должностей, начиная с 20-х годов, когда он только-только вошел в литературу с действительно сильным романом "Разгром". Уже в 1924 году он был руководителем ростовского отделения РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей). В 1932 году после ликвидации РАПП (и затем расстрела некоторых наиболее активных руководителей) вошел в Оргкомитет по созданию Союза писателей СССР; с 1934 по 1939 год был заместителем Оргкомитета Союза писателей СССР, а затем стал его Генеральным секретарем. Между прочим, должность Генерального секретаря даже в Компартии хотя и существовала с 1922 года (первым занимал Сталин), но считалась "неуставной" и до смерти Сталина официально нигде не упоминалась. В отличие от Генерального секретаря всех писателей, которым был Фадеев с 1946 по 1954 год.
О Фадееве говорят, что он подписывал документы на писательские аресты. Будто бы Леониду Леонову сам признался, что в 30-е годы подписал их "тысячу". Гораздо реже вспоминают о том, что через него распределялись квартиры, машины, пособия, что к нему обращались все, в том числе и те, кто потом клеймил его как сталинского наймита. Что заставило его взвалить на себя весь этот груз? Психологически - тяжелый и действительно несовместимый с творческой работой. Но из письма понятно, что не так мучил его этот груз, как то, что этого груза он в одночасье лишился. В самой последней строке письма, перед тем как завещать похоронить себя рядом с матерью, жалуется на то, что "в течение трех лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять". То есть после смерти Сталина новая власть проявляет к нему неуважение... И вот это его мучает...
Корней Чуковский написал о смерти Фадеева: "Он был не создан для неудачничества, он так привык к роли вождя, решителя писательских судеб - что положение отставного литературного маршала для него было лютым мучением..."
Он застрелился 13 мая. А 20 февраля на ХХ партийном съезде, еще до выступления Хрущева "О культе личности..." (состоялось 25 февраля), его, как мальчишку, в пух и прах разнес Шолохов. О культе личности Сталина еще не говорили. Первым за культ личности поплатился его верный слуга. К тому же речь Хрущева не была опубликована, ее только разослали в партийные организации. А вот Фадеева высекли прилюдно, на всю страну:
"Фадеев оказался достаточно властолюбивым генсеком и не захотел считаться в работе с принципом коллегиальности. Остальным секретарям работать с ним стало невозможно. Пятнадцать лет тянулась эта волынка. Общими и дружными усилиями мы похитили у Фадеева пятнадцать лучших творческих лет его жизни, а в результате не имеем ни генсека, ни писателя.
А разве нельзя было в свое время сказать Фадееву: "Властолюбие в писательском деле - вещь никчемная. Союз писателей - не воинская часть и уж никак не штрафной батальон, и стоять по стойке "смирно" никто из писателей перед тобой не будет, товарищ Фадеев. Ты - умный и талантливый писатель, ты тяготеешь к рабочей тематике, садись и поезжай-ка годика на три-четыре в Магнитогорск, Свердловск, Челябинск или Запорожье и напиши хороший роман о рабочем классе"".
Можно представить, что испытывал Фадеев, когда читал этот доклад.
Вообще при всем уважении к большому русскому писателю Шолохову нельзя не признать, что его речь на ХХ партсъезде была, мягко говоря, нелепой. Например, он предлагал для писателей, "которые хотят всерьез работать над произведениями, посвященными колхозной или совхозной тематике", построить по деревням отдельные дома, "и пусть себе живут и пишут на здоровье". "Строим мы дома для инженерно-технических работников. Почему нельзя построить для писателей?"
Это было похлеще горьковской идеи собрать всех писателей в Переделкине.
Может, он шутил?
После ХХ съезда Фадеев понял, что, во-первых, меняются "правила игры"; во-вторых, правила эти непонятны; в-третьих, его, Фадеева, играть по этим правилам не приглашают. После смерти Сталина его тоже с ним хоронят, как хоронили слуг с их господином в языческих культах. Он для них уже труп, дело за малым. Чтобы представить себе потрясение, которое он испытал... Вот Леонид Леонов... Он ведь даже не был членом партии... И вообще, в отличие от Фадеева, воевавшего против Колчака на Дальнем Востоке и подавлявшего Кронштадтский мятеж в 1921 году, у русского писателя Леонова было чуть ли не белогвардейское прошлое, которое он тщательно скрывал. Но весной 1956 года, сразу после хрущевского доклада, он испытал такое нервное потрясение, что вдруг оказался в больнице 4-го Главного управления Министерства здравоохранения. Диагноз: "паралич лицевых мышц". Проще говоря, отнялась левая сторона лица.
Кстати, в этой больнице в это же время находился и Фадеев. Лечился от многодневной бессонницы. Очень знаковая встреча.
Фадеев застрелился в середине мая. А в конце мая Борис Пастернак передал представителю итальянского издателя Фельтринелли роман "Доктор Живаго". Прощаясь с ним у калитки переделкинского дома, он как бы шутя сказал: "Вы пригласили меня на собственную казнь". Заметим, что в этой казни Фадеев не принимал участия.
Парадокс был в том, что "Доктор Живаго" был написан в сталинское время, а травили Пастернака во времена "оттепели".
Продолжим высказывание Чуковского о Фадееве: "Мне очень жаль милого А.А., в нем - под всеми наслоениями - чувствовался русский самородок, большой человек, но боже, что это были за наслоения! Вся брехня сталинской эпохи, все ее идиотские зверства, весь ее страшный бюрократизм, вся ее растленность и казенность находили в нем свое послушное орудие. Он - по существу добрый, человечный, любящий литературу "до слез умиления", должен был вести весь литературный корабль самым гибельным и позорным путем - и пытался совместить человечность с гэпэушничеством... Отсюда зигзаги его поведения, отсюда его замученная СОВЕСТЬ в последние годы..."
За месяц до его самоубийства Ахматова подарила Фадееву свою книгу с автографом: "Большому писателю и доброму человеку". Как это понимать? Ведь в 1946 году после постановления А.А. Жданова он публично называл ее "барыней" и "пошлостью советской литературы". В 1939 году он наложил запрет на публикацию ее стихов в "Московском альманахе". Но одновременно, как член ЦК партии, хлопотал о жилье и персональной пенсии для нее, а в 1940 году выдвинул ее на Сталинскую премию. Пытался помочь освобождению из лагеря ее сына Льва Гумилева... Помогал болевшему Платонову, обнищавшему Зощенко, заступался за Заболоцкого...
P.S.
Предсмертное письмо Фадеева - это глубокий человеческий документ и как бы спектр двух эпох: сталинской и хрущевской на их разломе. Он заставляет о многом задуматься даже сегодня. Например, о том, что между государством и культурой всегда существовали, существуют и будут существовать "правила игры", которые кто-то устанавливает и которые должны быть понятными. А играть в эти игры или нет - это вопрос творческий и человеческий. И всегда между государством и культурой будут находиться люди, которые правила эти выражают не на словах, а самой своей личностью.
От качеств этой личности, этих личностей многое зависит. От того, добровольцы они или проходимцы. И хуже всего, когда "литература отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных". Когда правила эти устанавливает "группа невежд, за исключением немногих честных людей, находящихся в состоянии такой же затравленности и потому не могущих сказать правду".