Новая версия "Пиковой дамы" - седьмая в истории Мариинского театра.
Последние сезоны в театре прочно закрепилась классическая версия спектакля 1984 года, поставленная Юрием Темиркановым, который выступил тогда музыкальным руководителем и режиссером в одном лице. В ней Петербург был едва ли не главным действующим лицом, являя зрителю масштабные открыточные виды Летнего сада, Зимнего дворца, Петропавловского собора, Невы.
Режиссеру Алексею Степанюку выпала большая честь, но и непростая задача найти возможность сказать нечто новое после такого велеречивого музейного памятника в виде постановки Темирканова. Судьба предоставила ему уникальный шанс стать режиссером оперного диптиха Чайковского, поскольку в прошлом году он же поставил в Мариинском театре и "Евгения Онегина" совместно с Национальным центром исполнительских искусств в Пекине.
И в "Онегине", и в "Пиковой" Степанюк работал с одной постановочной командой - художником-постановщиком Александром Орловым и Ириной Чередниковой. Они оба создавали в Мариинском театре очередную версию "Пиковой дамы" в 1999 году под началом режиссера Александра Галибина, где во всей красе и остроте графических линий расцветал петербургский миф, усиленный контрастами мирискуснической эстетики. Неудивительно, что спустя шестнадцать лет многие идеи и мотивы перекочевали из того спектакля.
От архитектуры Петербурга в новом спектакле остались лишь эмблематичные элементы в виде ограды набережной, черно-золотых колонн и гламурно поблескивавших тяжелых гранитных шаров на набережной. Художник по костюмам Ирина Чередникова отметила, что в новом спектакле стремились воссоздать моду конца XVIII века с ее причудливыми напластованиями французских и английских тенденций, более всего проявленных в женских костюмах с их изобилиями шляпок самых вычурных форм.
Кульминация женского дефиле пришлась на вторую картину - сцену в девичьей, где, по словам художника-постановщика Александра Орлова, собрался "салон одалисок", веселившихся на коврах во фривольных разностильных одеяниях. Правда, развязная Полина (Екатерина Сергеева) в кудрявом парике шатенки смахивала почему-то на молодую Аллу Пугачеву в песне про "Арлекино", а Лиза (Ирина Чурилова) в голубом корсете - на Ирину Аллегрову в песне о шальной императрице. Герман (Максим Аксенов) с взъерошенными патлами был ярким, немного голливудским выразителем дерзких наполеоновских дум, а граф Томский (Роман Бурденко) неожиданно напомнил опереточного графа Дракулу в молодости.
Без сахарной китчевости в оформлении не обошлось, особенно в пасторали "Искренность пастушки", где тема власти была представлена через убийственно ослепляющий блеск золотых хламид оживших статуй и золотых яблок. К счастью, псевдоисторической костюмной иллюстративностью дело не ограничилось.
Режиссер представил свое мрачное, нервное, мистическое видение сюжета, начав его еще до вступления к опере с молчаливо бредущего мальчика в треуголке, встретившего на набережной прекрасную Незнакомку - ту самую Пиковую даму. Из этих детских фантазий и вырос ком, раздавивший однажды обезумевшего Германа свинцовым петербургским небом. Но милосердный режиссер, сбивая инерцию восприятия, не бросил Лизу в канавку, уведя в Игорный дом, не застрелил Германа, оставив жирные многоточия.
Магнитами спектакля были сопрано Ирина Чурилова, спевшая сложнейшую партию Лизы музыкально и с неплохим запасом прочности, пусть и с небольшими вокальными потерями, а также неожиданно для всех член Комитета Госдумы по культуре Мария Максакова, которая в сцене в спальне Графини самозабвенно сыграла свою гениальную мать из спектаклей театра Вахтангова.
Маэстро Гергиев бесстрашно и невероятно разнообразно по динамике открывал в своей любимой опере зияющие бездны подсознательного, выстраивая амплитуду от мышиного шороха неумолимого Времени до апокалиптических крушений последних надежд.