Турция при Эрдогане добилась впечатляющих экономических успехов, провела политические реформы, благодаря которым на этих выборах, например, в парламент впервые прошла курдская партия. Во внешней политике Анкара сделала заявку на роль мирового масштаба (достаточно вспомнить попытку Эрдогана вместе с бразильским президентом урегулировать иранскую ядерную проблему) и на доминирующие позиции во всем ближневосточном регионе.
По части внешней политики результаты неоднозначны - выбиться в число тех, кто определяет глобальную ситуацию, Анкаре не удалось, хотя она и стала более заметной. Ну а Ближний Восток погружается в такой хаос, что даже трудно представить себе, какая линия была бы в подобной ситуации правильной. Турции, во всяком случае, ее найти не удалось, и вместо цели "ноль проблем с соседями", объявленной когда-то нынешним премьер-министром Давутоглу, получилась едва ли не противоположная - "ноль соседей без проблем".
Ожидать кардинальных перемен от турецкой политики в связи с относительным неуспехом партии Эрдогана не стоит, хотя стиль может измениться. Действующий президент - очень сильная и яркая фигура, и постепенное отступление его в тень (а при нынешнем распределении полномочий он уступает лидерство премьер-министру) может означать заметные корректировки. Если Эрдогана прежде всего связывали с усилением исламского элемента в политике в пользу отказа от светского национализма кемалистов, то в новой ситуации, возможно, националистическая составляющая снова укрепится. Тем более что наиболее вероятным партнером ПСР по коалиции считается радикально националистическая партия.
В прежние времена это значило бы, скорее всего, более прозападную и проамериканскую ориентацию. Сейчас не столь очевидно, поскольку весь контекст вокруг Турции значительно усложнился, и статус верного соратника США в регионе, скорее, может создать дополнительные проблемы, чем решить их. Впрочем, Турции придется в целом определяться со своим позиционированием в регионе, и тут новая внутриполитическая ситуация может оказаться как положительным, так и отрицательным фактором. Положительным, потому что реальная многопартийность способна ограничить волюнтаризм правящей группы. А отрицательным, потому что необходимость постоянного поиска компромисса способна блокировать принятие быстрых решений, когда это действительно требуется.
Для России перемены в Турции крайне важны, поскольку в XXI веке страна стала весьма значимым партнером по ряду направлений, прежде всего в энергетике. Существует точка зрения, что сближение связано с теплыми личными отношениями, которые сложились между Владимиром Путиным и Реджепом Тайипом Эрдоганом, однако сводить все к персональной "химии" - упрощение. Взаимная симпатия лидеров - явление полезное, но есть множество примеров того, как межгосударственные отношения стремительно деградировали и вопреки этому обстоятельству.
В случае Турции основную роль играет объективная заинтересованность в укреплении своей региональной роли - прежде всего через опору на функцию энергетической диспетчерской между Азией и Европой. Тут Россия, безусловно, имеет на руках неплохие карты, но переоценивать их тоже не стоит. Во-первых, Турция активно стягивает к себе и другие потоки - Каспийские, а в перспективе (возможно близкой) и иранские. Во-вторых, диспетчер прямо зависит от тех, кому он перенаправляет товар, и без договоренности с потребителями в Евросоюзе все планы остаются подвешенными в воздухе.
России следует внимательно присмотреться к Турции в контексте перемен в нашей внешнеполитической и внешнеэкономической ориентации, которые происходят в последние месяцы. Сопряжение проектов Евразийского экономического союза и китайской идеи Экономического пояса Шелкового пути, а договоренность об этом достигнута во время визита в Москву в мае председателя КНР Си Цзиньпина, создает новую евразийскую перспективу. Она охватывает уже всю Евразию с востока на запад и опирается на очень серьезные ресурсы, которые Китай готов вложить в создание инфраструктуры. И если российские инициативы все-таки прежде всего были нацелены на постсоветское пространство, Пекин не заинтересован ни в каком делении Евразии на зоны, а стремится к ее геоэкономической целостности.
Иными словами, присоединение Китая к евразийскому развитию дает шанс на то, чтобы преодолеть инерцию "холодной войны", свойственную тем, кто в ней напрямую участвовал. Это выгодно России и выгодно Турции, которая на самом деле за четверть века после окончания противостояния не смогла выстроить новую устойчивую идентичность, хотя очень к этому стремится.