С одной стороны, режиссер Сигарев - человек, далеко не чуждый театру. Он автор пьес "Пластилин" и "Черное молоко", которые еще недавно шли во многих театрах. С другой стороны, его фамилия все-таки больше ассоциируется с кино - он снял нашумевшие картины "Волчок" и "Жить", а его новая комедия "Страна Оз" участвует в конкурсе нынешнего "Кинотавра". И хотя однажды он уже ставил спектакль ("Черное молоко" в родном Екатеринбурге), сам он называет подлинным дебютом в театральной режиссуре именно "Вия".
Наивно было бы думать, что к певучей прозе Гоголя, в которой европейская романтическая традиция переплетается с малороссийским фольклором, Сигарев отнесется с особенной щепетильностью. Судя по его прошлым обращениям к классике (пьесы "Пышка" по Мопассану и "А. Каренин" по Толстому), из первоисточников Сигарев заимствует лишь синопсис - трактовки же известных произведений в его исполнении не всегда предсказуемы. С "Вием" вышла та же история.
Первое, что купировал Сигарев - идиллические пейзажи. Пространство его "Вия" - мрачные три стены, обитые тонкими жестяными пластинами, в которых отражается тусклый свет. Эта пространство превращается то в придорожную корчму, то в дом сотника, то в церковь. Во втором акте одна из жестяных пластин будет отодвинута, чтобы на сцене появился гроб с телом панночки. Над стоящим в комнате длинным деревянным столом висит большая клетка, которая превращается то в бричку, в которой Хому Брута козаки везут на хутор отпевать панночку, то в укрытие для бурсака, запирающегося в ней на ключ, чтобы спастись от нечистой силы.
Нечистая сила в спектакле, впрочем, представлена не то чтобы богато - и это совершенно сознательный авторский ход. Гоголевский "Вий" - история о том, как незадачливый бурсак случайно убил ведьму, которая уже после смерти умудрилась устроить ему вендетту. Была ли героиня спектакля Сигарева ведьмой - еще поди разберись. Панночка здесь - невинная жертва насилия, которой не повезло встретить на киевской дороге богослова, философа и ритора, надругавшихся над ней. Эту историю Хоме Бруту (Андрей Фомин) рассказывает вдова (Яна Сексте), встреченная им на базаре. Тот лишь нервно отмахивается и вжимается в стенку.
Тема насилия и расплаты за него красной нитью проходит через весь спектакль. Сигарев не задает загадки зрителю: виноват ли Хома. Для сомневающихся в середине спектакля появится призрак богослова Халявы, который утопился в Днепре оттого, что не сумел жить с осознанием совершенного преступления. Но если для зрителя степень вины Брута очевидна, то для него самого - не очень. Фомин играет Хому - вороватого, трусливого и любящего приложиться к бутылке - как сказал бы ученый психолог, человека, который вытеснил в подсознание фрустрирующее событие: он отрицает очевидное и боится признаться в содеянном самому себе. В итоге Брут актера Фомина сражается не с чертями и ведьмами из народных сказаний - Сигреву они демонстративно неинтересны. Главный соперник Брута куда сильней - раздирающие его внутренние демоны. Тут режиссер не стесняется женить прозу Гоголя с произведениями Достоевского и Сартра.
Все остальные персонажи здесь - кажется, необходимы лишь для того, чтобы сюжет двигался из точки А в точку Б. Иногда это выглядит напрасной растратой актерских сил - великолепной Розе Хайруллиной, выходящей на сцену пару раз в роли пана, играть почти нечего. Как и Яне Трояновой, которая дебютирует в театре ролью панночки. Вся ее роль - медленно вставать из гроба и монотонно причитать "Хома, ты где?", приплясывая вокруг клетки.
Фактически "Вий" - это бенефис молодого артиста Фомина, который сделал себе имя на московской сцене, играя в спектаклях Константина Богомолова. С жестокой экзистенциальной задачей, поставленной Сигаревым, Фомин справляется блестяще.
Чем ближе к финалу, тем интересней в этом аскетичном спектакле визуальные эффекты. Во вторую ночь Хомы Брута в церкви гаснет освещение, и зритель видит сцену в редких всполохах люльки, которую пытается раскурить Хома. Зато монструозного выхода заглавного персонажа в третью ночь ждать не стоит - после слов "зовите Вия" к клетке с запертым в ней Хомой несут начищенную жестяную пластину, в которой он потрясенно наблюдает собственное отражение.
Да и то сказать: что может быть страшнее зеркала, в котором герои видят себя такими, какие есть? Для такого финала никакие театральные спецэффекты и не нужны.
Режиссер Василий Сигарев:
- Каждый раз, когда я смотрел обращения к гоголевскому "Вию" в кино и театре, то недоумевал - почему-то из этой повести все режиссеры норовят сделать страшилку. Но она совсем не про это написана! Вий - это прежде всего символ судьи, а уже потом страшный персонаж славянской мифологии. В моем спектакле нет фразы "поднимите веки" - потому что он о том, как осознание делает Хому Брута судьей самому себе. Эта трактовка пришла мне в голову два года назад. Пьесу по гоголевскому "Вию" я писал специально под Андрея Фомина. Тут все сошлось - и одобрение Олега Павловича Табакова, который в ответ на мое предложение ответил "Конечно, делай!", и фактура Фомина, который будто создан для роли Хомы Брута. Я вижу, что над спектаклем надо немного поработать - но у нас есть несколько спектаклей в июне, будем наращивать "Вию" мускулы в процессе.