Поделиться
В свои 97 фронтовик выглядит бодро, и если сгибается, то лишь под грузом боевых наград, которые надевает по торжественным дням. Наденет он парадный китель и 24 июня. И не только в память о Параде Победы 1945 года, участником которого он был, но и по случаю своего дня рождения.
Позвало не небо, а райком
Родился он на Украине в Хмельницкой области в крестьянской семье, поэтому неудивительно, что после семилетки поступил сначала в агрономический техникум, а затем в зоотехнический. Учился с удовольствием, с нетерпением ждал выпускных экзаменов.
- У меня даже не возникало желания стать летчиком, считал, что эта профессия недоступна сельскому парню, - рассказывает Александр Николаевич. - Однако жизнь преподнесла сюрприз в лице двух инструкторов райкома комсомола, которые приехали в техникум отбирать кандидатов на поступление в авиационные военные училища. Выбор пал на троих, в их числе и на меня. Требовалось лишь наше согласие.
Жизнь Александра поменялась радикально. И хотя всем троим кандидатам позволили сдать госэкзамены и получить дипломы зоотехников, главным документом они считали заключение медицинской комиссии, в котором значилось: "Годен к полетам без ограничения". Эта запись и стала пропуском в Харьковское военное авиационное училище, куда он прибыл в ноябре 1938 года. Скоро курсанты уяснили, что готовят из них не чистых летчиков, штурманов. 1 августа 1940 года выпускникам присвоили звание "лейтенант" и вручили направление для прохождения службы в 169-ю резервную авиабригаду, которая базировалась в Воронеже. Но перед отбытием на место службы молодым лейтенантам предоставили короткий отпуск с выездом на родину. Ах, какая роскошная форма была на молодых лейтенантах! Синий мундир тонкого сукна, голубые петлицы, белая рубашка с черным галстуком, широкий ремень с портупеей и фуражка с авиационной кокардой. Даже в немаленьком райцентре Дунавцы, куда приехал Александр, он оказался первым парнем на деревне.
В апреле 41-го молодых штурманов направили под Москву на аэродром Шайковка - в 1-й тяжелобомбардировочный полк, вооружённый самолетами ТБ-3. Там полк и встретил 22 июня 1941 года - дату, которая разломала историю страны на "до войны" и "после войны". А на четвертый ее день состоялся первый боевой вылет.
До следующего вылета
К цели вышли уже в густых сумерках. Отчетливо был виден горевший Минск и ведущая к нему шоссейная дорога, по которой двигалась немецкая техника. Отбомбившись, самолеты вернулись на базу, но, к сожалению, не все - один из бомбардировщиков был подбит. Два члена экипажа погибли, остальные выпрыгнули с парашютом.
- Война на кровавом опыте учила нас многому, чего мы не знали в мирное время, вспоминает Бондар. - Учились маневрировать, уходить из-под удара, маскироваться. Мы учились преодолевать без потерь зоны вражеской противовоздушной обороны, выбирать выгодные подходы для нанесения бомбовых ударов. И когда началась битва под Москвой, мы уже имели какой-то боевой опыт. Критический момент наступил в середине октября. Возвращаясь с боевого задания, мы видели, как из Москвы по шоссе в восточном направлении движутся колонны наших машин - шла массовая эвакуация государственных учреждений, Москва переходила на осадное положение. Наш полк почти ежедневно вылетал на боевые задания, поддерживая действия наземных войск. И в начале декабря наступил перелом - враг был отброшен от столицы. Это была первая крупная победа с начала войны. Весь личный состав нашего полка был награжден медалью "За оборону Москвы".
Весь остальной период войны авиаполк, который стал именоваться 1-м гвардейским бомбардировочным полком дальнего действия, занимался обеспечением партизанских отрядов оружием, боеприпасами, медикаментами, Но главной целью оставалось нанесение бомбовых ударов по переднему краю обороны и аэродромам противника. Особенно запомнился ночной налет на аэродром в Брянской области вблизи поселка Сеща, где базировались части люфтваффе.
- Зрелище ночного удара было фантастическим, - рассказывает фронтовик. - Наш самолет несся к цели напрямую с постоянной скоростью, курсом и высотой, поэтому сразу же попал в перекрестье вражеских прожекторов. Зенитный огонь по нам велся прицельно, снаряды рвались так близко, что был слышен запах горелого пороха. Зато и мы отчетливо видели цель для бомбардировки. Отбомбившись, вышли из зоны действия ПВО и благополучно приземлились. Значит, живем до следующего полета.
Польская одиссея
Сам Александр Боднар в своей боевой биографии насчитал шесть критических ситуаций, когда экипаж самолета оказывался на грани гибели. Шестая случилась летом 1944 года, когда полк базировался в Житомире. Задание было простое: на максимальной высоте пролететь над польскими городами Хелм, Люблин, Варшава и разбросать листовки с призывами к местному населению оказывать помощь при наступлении советских войск. Мотор, взлёт, высота 4000 метров. И вдруг по самолёту хлестнула пулемётная струя из зашедшего снизу немецкого истребителя. Затем вторая, третья, самолет охватило пламя. Смертельно раненый командир экипажа Николай Маркин отдал последний в своей жизни приказ: "Всем покинуть самолет!"
- Уже в воздухе я понял, что ранен в ногу, - свидетельствует штурман. - Приземлился на лугу, подвернув при этом здоровую ногу. Кое-как доковылял до леса, там перочинным ножом попытался вынуть из ноги крупные осколки. Ближе к вечеру услышал шум повозки и, опираясь на палку, двинулся в ту сторону. Скоро, уже в вечерних сумерках, показались контуры крестьянских домов, сараев. Приютила меня польская семья. Обработали раны, а потом спрятали на поле в спелой ржи, где я и уснул. Утром немцы искали экипаж сбитого самолета, но нашли лишь погибшего Маркина. От попавшего в плен бортового механика Захарова немцы узнали, что на борту самолета было шесть человек, и продолжали поиски еще несколько дней. Тем временем лесник Роман Кемпа и его жена Мария похоронили троих погибших летчиков, а я скрывался у Константина Глищинского. Оттуда меня на крестьянской повозке переправили к польским партизанам, где встретился с нашим летчиком Анатолием Марковым и врачом - доктором Тадеушем, как его звали в отряде. Он-то и принялся лечить мою ногу...
В конце концов Боднар попал в советский партизанский отряд, который действовал на территории Польши. Командовал им подполковник Баннов. Скоро в месте расположения отряда появились советские танки. Партизан разоружили, а Боднару приказали двигаться в пункт формирования запасного стрелкового полка - по сути дела штрафного. И тогда наш герой самовольно покинул полк и на попутных машинах добрался до города Парчева, где базировались штурмовики ИЛ-2. Авиаторы встретили его сочувственно, свой парень, авиатор, и нашли возможность на попутном самолете отправить пострадавшего штурмана в Житомир - в 1-й гвардейский бомбардировочный полк дальнего действия. От преследований "смершевцев" его спасло письмо командира партизанского отряда Баннова, которым Боднар заблаговременно запасся. После этого письма вопросов к нему не было.
...А со своим спасителем Константином Глищинским Боднар свиделся спустя двадцать лет после войны.
Когда наша беседа подходила к концу, Александр Николаевич обмолвился, что после войны его полк базировался на Дальнем Востоке в городе Куйбышевка-Восточная, ныне город Белогорск. "Постойте, так я же там родился как раз в это время!" "Вот видите, мы не только коллеги по журналистике, - заметил Боднар, - но и дважды земляки". "Но с существенной разницей, - подумал я. - Мне не приходилось гореть в самолете, вылетать на боевые задания, рискуя каждый раз не вернуться..."
24 июня 1945 года капитану авиации Александру Боднару должно было исполниться 27 лет. Недели за две до этого его вместе с группой авиаторов вызвали в штаб полка, где сообщили, что 24 июня они будут представлять сводный гвардейский полк авиаторов на Параде Победы, как сейчас принято называть это историческим событие. Такой вот неожиданный подарок выпал ему на день рождения.
- Разместили нас на подмосковном аэродроме Астафьево около Подольска, - рассказывает Бондар. - Жили в палатках, каждый день маршировали под духовой оркестр, что для нас, авиаторов, было непривычно. Но куда деваться - научились. День парада мне запомнился до деталей. Наш сводный полк шел первым в составе Карельского фронта. Когда к подножию мавзолея на деревянный помост с грохотом посыпались гитлеровские знамена, запомнились слова диктора: "Да, это есть политическая казнь фашизма...". Погуляв несколько дней в Москве, 1 июля вернулись в Ясенки - на аэродром базирования полка.