Новая "Кармен" сменила в афише экстравагантную постановку, создававшуюся в 2008 году для Новой сцены Большого театра британским режиссером Дэвидом Паунтни и дирижером Юрием Темиркановым. Тогда главным козырем спектакля было возвращение партитуры к оригинальной авторской версии, созданной Бизе в жанре зингшпиля с динамичными разговорными диалогами героев, а в воплощении Паунтни представляло пикантное зрелище на тему "основного инстинкта" с действием, перемещавшимся в бордель.
Новый спектакль, поставленный Алексеем Бородиным и Туганом Сохиевым, вернувшийся к речитативам, как показалось, намеренно отказался от хрестоматийных представлений о Кармен, как экзотической героине, пылающей темными любовными страстями и цыганским инстинктом свободы. В новой версии на сцене представили сентиментально-печальную историю, изложенную почти в пуристском формате. Лаконичные "фанерные" трансформеры на сцене, изображающие городскую площадь, таверну, горы, арену в Севилье, театральный свет, изливающийся мягким лунным потоком или слепящим золотом южного солнца (художник по свету Дамир Исмагилов), толпы солдат в новеньких синих мундирах, контрабандистов, нарядных девушек-табачниц, танцовщиц и детей - все эти образы изящно вливались в канву трогательно подретушированной истории, которая, хотя и заканчивалась трагически, как и положено в финале "Кармен", но до последнего момента оставалось под вопросом: а вдруг все персонажи помирятся?
На этот мирный лад настраивал и оркестр под управлением Тугана Сохиева - удивительно легкий, "французский" по тончайшей звуковой разрядке и колористике тембров, мягкий по динамике и аккуратный по акцентам: мельчайшие ритмические сдвиги, штрихи, темпы, баланс с певцами - все было так пунктуально и гладко, что слушать оркестр составляло отдельное удовольствие. Неудивительно, что певцы с такой "дистиллированной" музыкальной поддержкой ощущали себя в формате чуть ли не барокко с его мелкими колоратурами и обворожительными линиями вокальных тем. Кармен (Агунда Кулаева) появлялась в розовом платье с игривой Хабанерой "L’amour est un oiseau rebelle" ("Любовь - непокорная птица"). Образ ее в спектакле был неожиданным - никаких животных страстей, власти рока, и только одна вспышка ярости, когда Хозе, не подчинившись ей, попытался вернуться в казарму. Даже в страшной сцене гадания, где на картах ей выпадала смерть, красавица Кармен в аккуратном платье, в окружении очаровательных, щебечущих о счастье подруг Фраскиты (Дарья Зыкова) и Мерседес (Екатерина Морозова), продолжала улыбаться, как ни в чем не бывало. А в финале в трагической сцене объяснения с Хозе, происходившей за столиком, сервированным бокалами и бутылкой вина, с красивым выражением лица выслушивала исступленный монолог брошенного любовника.
Приблизительно в таком же ключе решались и другие сцены - с танцами, шествиями, театральными драками, где было видно, что все происходит будто понарошку, никто не пострадает, все аккуратно сыграют спектакль. Эскамильо у Альчина Азизова был лирическим тореадором, готовым в горах искать свою любовь и посвящать ей свои победы над быками. Хозе Мурата Карахана распелся к финалу и поддал наконец страсти текущему действию. А самой "живой" в спектакле оказалась Микаэла Анны Нечаевой - чувствительная, искренняя, изумительно красиво поющая о любви к Хозе. И если бы не эта Микаэла и оркестр под управлением Тугана Сохиева, пришлось бы до конца действия гадать: а действительно ли это милое сентиментальное действо и есть опера "Кармен"?