Уроженец Архангельска, после окончания гимназии в родном городе, Шергин переехал в Москву для поступления в Строгановское художественно-промышленное училище. Увлечение преданиями старины глубокой, зародившееся еще в юношестве, он сумел пронести через всю свою жизнь. Даже профессиональное призвание художника было им поставлено на службу делу своей жизни - сохранению созидаемого веками отражения народного духа в иконописи, архитектуре, народных промыслах. Однако позднее писатель смотрел на свои прошлые увлечения снисходительно и с горечью: "А я делал всегда лишь то, что мне нравилось и было приятно. И всякие такие отрадные минуты, под впечатлением ли понравившейся книги или встречи с хорошим человеком, были в большой мере прелестью. Жал, где не сеял. А истинную, надежную радость жнут только там, где сеяно слезами, где глубоко, глубоко вострым тяжким плугом пахано, где частей, вострей бороной боронено". Интерес к старообрядчеству вдохновил его на пристальное изучение особенностей северной поморской иконы и чтение древних церковных книг. Спустя много десятков лет духовные плоды этого самовоспитания создали задел, ставший единственным утешением и прибежищем писателя в физической немощи.
Вернувшись в Архангельск после окончания художественного образования в столице, Шергин начинает заниматься реставраторством, различными видами прикладного искусства, коллекционирует старинные книги и предметы традиционного быта. Кроме того, он продолжает собирать фольклорный материал. Вскоре, в 1922 году, Шергин снова отправляется в Москву, на этот раз - навсегда. Пятьдесят лет своей жизни Борис Викторович прожил в полуподвале дома в Сверчковом переулке, который стал для него и рабочим кабинетом, и кельей отшельника. Будучи сокрытой от сторонних глаз, эта крепость неколебимо стояла в городе, осажденном политическими треволнениями и покрытом мраком четырех долгих военных лет. Многие ли знают об этом? Читая произведения автора, неизменно возникает впечатление, что писать так вольно и свободно, настолько великолепным слогом да еще с такой несгибаемой внутренней силой мог только полный жизни и веры житель севера, богатырь, корабельных дел мастер, дышащий заветами предков и закаленный колючим морозным ветром Поморья. А это, на самом деле, были титанические попытки по спасению культурного наследия, кропотливое приготовление целительного снадобья народным лекарем, знавшим, как можно и нужно врачевать язвы миллионов душ человеческих.
При жизни произведения Шергина находили отклики в сердцах благодарных читателей. Но за пятьдесят с лишним лет творческой деятельности изданий его произведений, вышедших большими тиражами, было не больше десяти. По сущему недоразумению писатель попал в опалу после постановления ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград" - как раз в то время, когда детально заниматься изучением каждого причудливого изгиба линий, выводимых писательским пером, государству было недосуг.
Борис Викторович не желал писать "правильную", надлежащим способом идеологически заряженную литературу, что (будь у него при таком мастерстве на то желание), несомненно, вознесло бы его на пьедестал классиков советской литературы. Правда, с существенной поправкой - литературы для детей. Но вряд ли его сдержанность объяснялась соображениями идейного свойства. Он считал себя проводником тех великих сил, которые на веки вечные сокрыли себя в северных льдах, растворившись в породившей их земле.
Будучи художником, он даже словом создавал ярчайшие образы. С одной целью - передать их во всей достоверности и полноте, не погрешив против правды, не исказив неуместным вымыслом ни сути, ни настроения, которым было проникнуто вневременное человеческое бытие в суровых краях. Именно в силу этого обстоятельства некоторые сюжетные линии известных на Севере сказов и былин имеют у него иную трактовку, чем в произведениях Степана Писахова или Федора Абрамова. Одна и та же история, рассказанная во времена России богомольной и России богоборческой, должна быть рассказана по-разному. Твердая духовная пища, ранее легко усваиваемая людьми, имеющими крепкую веру, для граждан нового мира, изведавших столько горя и потерявших веру, должна была готовиться иначе.
В силу самобытности и художественной безупречности талант Шергина не мог остаться незамеченным. Снять идеологические противоречия можно было одним-единственным образом - преподнести его творения как рассказы для детей, и то - в сильно отредактированном виде. Но даже после любого переписывания целых параграфов и немилосердного редактирования легко обнаруживалось нечто, словно написанное до поры до времени невидимыми чернилами. Предание об абсолютно другой жизни, озаренной светом не от мира сего.
Существует несколько книг и очерков о личности Шергина, но изложенное в них, к сожалению, известно лишь тем, кто задаст себе нелегкий труд по их разысканию. Отрывки из дневников писателя стали публиковаться с конца восьмидесятых, и только благодаря труду истинных энтузиастов книжного дела за последние несколько лет увидели свет три из четырех томов полноценного собрания сочинений. Это - первая и единственная попытка масштабной систематизации написанного Шергиным. Третий том, вышедший в конце 2014 года, включает в себя дневниковые записи писателя во всей их полноте. Том четвертый, появление которого ожидается в скором будущем, будет посвящен собранным воедино воспоминаниям о нем.
Что за алмазная россыпь выражений сокрыта в этих дневниковых записях, какой богатый внутренний мир он являет: "мир пал и лежит во зле невосклонно", "не смог я никоего добра доспеть ближнему своему". Многие его записи полны сердечного печалования о человеческой душевной немощи и собственной слабости, изнеможения от неспособности поступать всегда по заповедям Божьим. Они удивительным образом перемежаются с обращением к самому светлому и святому - к детству, иному укладу жизни. Дневниковые заметки военных лет не содержат, что удивительно, практически ни одного упоминания о самой войне и ее тяготах. Как и печаль об ушедшем не переходит в явные выпады против России советской - явление особо редкое и ценное. Шергину одним внутренним зрением удалось угадать гораздо более глубокие причины происходящего, коренящиеся в человеческой природе, а не в социальном строе как таковом, полностью рукотворном по своей природе.
Ограниченный в перемещениях вследствие тяжелого увечья, приобретенного в молодости в Архангельске, измученный стремительным ухудшением зрения, он находит в себе силы радоваться мирозданию, смутно различаемому через родное окно под потолком полуподвальной квартиры. Шергин подарил нам поразительные по своей силе описания китайгородских улочек. Смею предположить, что современный житель мегаполиса может найти те же самые строения в куда менее запущенном состоянии, чем пятьдесят-шестьдесят лет назад. Почему же для нас не играют они и половиной красок той палитры, что была в распоряжении Шергина? Как ни прискорбно, видимо, все дело в пресыщенности впечатлениями и в перенасыщенности искусственными образами, заполонившими нашу жизнь. И, конечно, в неумении радоваться малому. Что куда трагичнее, внутренний мир современного человека становится все беднее, несмотря на кажущееся изобилие всего, в том числе - и безусловно хорошего, - к чему информационные технологии могут обеспечить мгновенный доступ. А Шергин и своими личными переживаниями, и работами, предназначенными к печати помогает нам вернуть утраченное - способность чувствовать и переживать.
Шергинские рассказы вызвали неподдельный интерес своим глубоким содержанием и образностью у целого поколения талантливейших советских аниматоров - Леонида Носырева, Веры Кудрявцевой-Енгалычевой, Юрия Трофимова. Они начинали свою профессиональную деятельность в конце шестидесятых-начале семидесятых, словно получив клубок с волшебными нитями живого сказительства из рук самого писателя, скончавшегося в 1973 году. Они бывали на Русском Севере, глубоко ценили его и сожалели об увядании многовековых традиций северной живописи и зодчества - и находили в произведениях Шергина наиболее искусное и органичное воплощение наиболее ярких образов северных краев. Известный композитор Владимир Мартынов сочинил музыку к "Ване Датскому", а главные роли в мультфильмах неоднократно озвучивали именитые актеры Евгений Леонов, Борис Новиков, Анатолий Баранцев и другие. Задачи мультипликации, в свою очередь, допускали объединение нескольких сюжетных линий разных писателей. Великолепный рисованный цикл "Смех и горе у Бела моря" основан на произведениях Бориса Шергина и Степана Писахова, его земляка и талантливого писателя. Мультфильм "Данило и Ненила" Юрия Трофимова и "Mister Пронька" Леонида Носырева стали последними советскими работами по материалам Бориса Шергина. "Пинежский Пушкин" Леонида Носырева увидел свет лишь спустя десятилетие, в двухтысячном году.
Лучше, чем любой посторонний исследователь, о Шергине сказал он сам, хотя слова эти и не относил к себе: "Откуда поэт-художник? Что это такое? О чем истинный поэт нам толкует? Тот поэт, кто не почивает на житухе обывательской, сытой ли, голодной ли. Мысль поэта имеет "криле позлащение голубини". И любо поэту, когда мысль его в каковом-либо месте, в каковой беседе с единомысленным человеком может привитать… В незакатной белой ночи Севера любо "криле-то голубини" расправить, чуда слетать. Там мое радование… Не пуста Россия-та! Люби, храни сердцем и мыслию места-те святые святой Руси. И не сомневайся, что они и есть на своем месте…".