Стало известно о кончине на 89-м году жизни Дмитрия Дмитриевича Жилинского, народного художника России, члена Российской академии художеств, лауреата Государственных премий. Об этом сообщил "Интерфакс".
Одного из самых значительных художников, чья слава приходит в 1960-е годы, Жилинского числят среди мэтров "шестидесятников". Тем не менее его картины "Гимнасты СССР" (1964-1965), где художник изобразил групповой портрет сборной СССР по спортивной гимнастике 1964 года, или "Семья. У моря" (1964) гораздо больше напоминают об условном пространстве и гармонии ренессансной картины, чем о брутальном реализме "сурового стиля".
"Я никогда не был художником "сурового стиля". Я только жил одновременно с ними", - заметил он как-то в интервью.
В то время как другие обращались к традициям авангарда, Жилинский был заворожен искусством старых мастеров, голландским и итальянским искусством, русской иконой. Технику темперы по левкасу он предпочитал масляной живописи. В его картинах мир советской повседневности очищался от подробностей времени и вписывался в рамку вечного Эдема. Другое дело, что на полях этого рая возникали фигуры мучеников, по жизни которых прокатилось колесо истории. Одна из самых впечатляющих этим контрастом картин - "Под старой яблоней" (1969), в которой на фоне вполне аллегорического сада жизни написаны портреты старенькой мамы художника и его детей. Подпорка под старой яблоней, что рифмуется с палочкой матери, недвусмысленно образует крест. А на полях "рамы" - вытянутые светлые фигуры - отца и брата. Брат погиб во время войны. А отец был расстрелян в 1938. Деда, к слову, расстреляли еще раньше, в 1929. В давнем интервью Жилинский рассказывал, что, когда картину показывали на выставке в Манеже, даты жизни погибших аккуратно затерли. Чтобы лишних воспоминаний не было. Семейный портрет Жилинский превращал тут в историческое свидетельство, лирическое высказывание - в аллегорию, трагедию - в эпос, утверждающий вечность жизни.
Язык европейской классики, кажется, был для него lingua franca, тем языком, что позволял ускользнуть из тенет идеологии и сказать о том, что дорого сердцу. Но прежде всего это был язык искусства, которое он знал и любил. Жилинский был востребованным портретистом. Среди его моделей были пианист Святослав Рихтер, художники Владимир Фаворский и Иван Ефимов (в их доме юный Дмитрий Жилинский жил долгие годы), Николай Чернышев, физик Петр Капица… В 1990-е Жилинский создал цикл парадных портретов членов королевской семьи Дании, который ныне экспонируется в тронных помещениях королевского дворца в Копенгагене.
Европейская традиция и русская школа в творчестве Жилинского соединялись органично. А у Дмитрия Дмитриевича была хорошая школа. Среди его учителей в Суриковском институте были Павел Корин, Семен Чуйков, Николай Чернышев, Василий Яковлев… О них он всегда вспоминал с благодарностью: "Все учили мастерству, а также умению понимать и ценить великое в искусстве". Этому же сам Жилинский учил уже своих учеников, когда преподавал в Суриковском институте и Московском полиграфическом институте. Среди художников, которых он воспитал, такие мастера, как Татьяна Назаренко, Наталья Нестерова…
Жилинский не был, как любят выражаться школьные учебники, "типичным представителем своего времени". Гораздо больше, чем советским шестидесятником он был "русским европейцем". Мастером, который мог признаться, не кривя душой: "В течение всей моей жизни как бы ни складывались обстоятельства, я никогда не делал ничего, что было бы противно как человеку, что абсолютно несвойственно и чуждо мне как художнику".