Обычно название "Возвращая утраченное…" очень любят музейщики, когда показывают отреставрированные работы или неожиданно обнаруженные шедевры, считавшиеся потерянными. Между тем в зале никаких отреставрированных старых работ не наблюдается. Идет ли речь о скромных цветках ветряницы, листочки которых при ближайшем рассмотрении, оказывается, выточены из нефрита, а цветочки - золотые-бриллиантовые в буквальном смысле слова, или о монументальной серии пасхальных яиц "Великие храмы России" (из девяти работ - у автора осталось только четыре, остальные проданы), все они сделаны в 1990-х и уже в нынешнем веке.
Речь - о возвращении утраченного мастерства старых отечественных ювелиров. Прежде всего Карла Фаберже, секреты техники которого, в частности, нанесения эмали на серебряную или золотую основу с рисунком (она называется "гильоше"), были утеряны. Как признается Андрей Ананов, "пришлось изобретать велосипед".
Но дело не только в секретах нанесения эмали, которую французские ювелиры изобрели в XVIII веке и которая в ХХ-м оказалась недоступной. Дело в отношении к профессии, мастерству. Техника ручного ювелирного труда заменяется промышленной отливкой по модели прежде всего потому, что это проще и соответственно выгоднее. Над штучными изделиями работа может идти по несколько лет. К примеру, на пасхальные яйца "Собор Василия Блаженного" со сложнейшей резьбой по камню, как и на волшебный "Смольный собор", ушло около двух лет на каждый, и оба они внесены в Книгу рекордов Гиннеса. И опять же - не в рекордах суть. Суть - в отношении к мастерству как искусству. А значит - необходимости каждый раз задавать себе новую планку. Маяковский когда-то по другому поводу написал: "Любить - это с простынь, бессонницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику…". Перефразируя поэта, Андрей Ананов "ревнует" к Карлу Фаберже. Планка дореволюционного мастера оказалась для него тем "восьмитысячником", покорение которого он, будто альпинист, поставил себе целью. А такая цель требует усилий всей жизни, никак не меньше.
"Я сознательно вернулся на отметку 1917 год. Не верю, что алгеброй можно поверить гармонию и стараюсь не использовать никаких достижений техники, которых не было во времена Карла Фаберже - такова моя принципиальная позиция, - пишет Андрей Георгиевич в предисловии к книге, посвященной 25-летию фирмы. - Что подразумевается под именем Фаберже? Красивая внешность изделия, техническая сложность исполнения и чистота ювелирной работы. А также высота, на которую поднялся Карл Фаберже - в мире сегодня он номер один по популярности и стоимости изделия. Если когда-нибудь мне удастся добиться подобного, я буду рад".
Серия "Великие храмы России" - это, конечно, соревнование с Карлом Густавичем, у которого такой серии не было. Она возникла, когда практически весь "репертуар" Фаберже, от "Нефритового" яйца с анютиными глазками с бриллиантовыми контурами до портсигаров, шкатулок и часов, был освоен. Появились и зажигалки, и весы, которые в драгоценном крепком клюве держит белый попугай, и маникюрный набор, и рамочки для фотографий… Есть даже мини-рулетка, которую крутанул, говорят, князь Монако… А вот серия храмов, конечно, шаг амбициозный. Неожиданная попытка соединить миниатюру и тончайшую работу камнерезов под микроскопом с монументальным пафосом.
И, конечно, это своего рода "удвоение" исторической темы. Мало того, что используется старинная техника "гильоше" используются, исторические символы и сюжеты закладываются в драматургию произведения. Белоснежное яйцо "400 лет Дома Романовых" соединяет силуэт Костромы, где была вотчина Романовых, с ландшафтом имперского Петербурга вверху. По основанию идут гербы городов России, а внутри - символы царской власти: корона, скипетр, держава. Внутри же, еще один секрет - складная рамка в форме сердца, внутри которой - портрет последнего императора с женой. Драматургия работы, таким образом, выстраивается в нескольких плоскостях: на эмалевой поверхности яйца - точки отсчета и финала правления Романовых, в глубине же прячутся два "секрета" - царской власти и приватной истории любви. Историческая драма на глазах превращается в романтическую историю, а учитывая контекст - в личную трагедию императора. Если сравнивать с театром, то внешняя эмалевая оболочка яйца становится выступает как занавес, внутренняя "сцена" работает как авансцена, а тайник с фото - как финальный поворот драмы, заставляющий увидеть за историческими персонажами - прежде всего людей.
Диапазон сюжетов, сыгранных на ювелирно созданной сцене, чрезвычайно широк. От сказочной курочки Рябы, несущей золотое яичко внутри эмалевого яйца, до разноцветной сказки "Собора Василия Блаженного"… От стройной красы Смольного собора, многотрудной копии творения Растрелли, заключенной в прозрачную вязь узорных решеток Летнего сада, до восточной сказки "Мечети Кул-Шариф", с крылатыми драконами, стоящими на тюбетейке с золотой кисточкой…
Наконец, драматургия работы может быть выстроена как сюжет игры. Так, в работе, сделанной к 100-летию Михаила Моисеевича Ботвинника, на клетчатой бело-голубой эмали поверхности воспроизведен один из эпизодов партии Ботвинника и Смыслова. Надо полагать той их партии 1958 года, где Ботвинник вернул себе звание чемпиона. Он играл черными, поэтому и шахматная фигура коня на внутренней "сцене", тоже черная. Правда, сетует Ананов, количество клеток на поверхности яйца не совпало с их числом на шахматной доске. Маленькая фотография Ботвинника в лавровом венце венчает макушку яйца. А Андрей Георгиевич, для которого первый советский чемпион мира по шахматам был родным дядей, мужем папиной сестры, вспоминает, что на даче Ботвинника висели лавровые венки, которыми награждаются чемпионы, и домработница, ничтоже сумняшеся, потихоньку отрывала по листочку-другому - на суп. "Ботвинник, конечно, был очень недоволен, когда случайно обнаружилось, на что идут его награды. Но, с другой стороны, лавровых венков у него много было…" - философски замечает Ананов.
Ювелирам лавровых венков не выдают. А жаль. Бриллиантами и другими драгоценными камнями их не удивить. А лавровый венок победителя - как раз к юбилею был бы уместен. Душистый, красивый, почетный. И в хозяйстве пригодится.