Поделиться
Мы ничего толком не знаем о том, как аукались идеи Толстого в самых разных людях. Как он повлиял, например, на документальное кино, став, по сути, первым его "героем", как паровоз стал первым "героем" братьев Люмьер. Мы не представляем себе, как мысли яснополянского мудреца, над эксцентричностью поведения и высказываний которого смеялись в России, оказали влияние на движение "ненасильственного сопротивления" в Индии во время ее освобождения от колониальной зависимости.
Галина Евтушенко открывает нам эти алмазы исторических фактов, которые порой кажутся невероятными. Да, Толстой был первым, кого отец русского кино Александр Дранков снял скрытой камерой (не буду говорить, откуда - смотрите фильм Галины Евтушенко), а уже потом этот прием сделал методикой документального кино его ученик Дзига Вертов. Идеи Толстого оказались как будто бы ненужными России, потому что она выбрала кровавый революционный путь, но оказались вполне себе нужными далекой Индии, где их воплощал "отец нации" Мохандас Карамчанд Ганди, названный "махатмой" (великая душа). Почему так произошло?
Почему Толстой в России оказался востребован по части радикальных художественных экспериментов? Галина Евтушенко показывает, как нравственный радикализм Толстого, его пафос "народного искусства" парадоксально становились эстетикой советского кино. Причем столь радикальной, что ее не принимала советская власть, оказывается, куда более консервативная в своих вкусах. Но, значит, и в своей морали? Мы-то привыкли думать, что большевики расправились со "старой" моралью. Но тогда почему они не принимали новую эстетику, того же Дзигу Вертова, киноязыком которого заговорили "толпа", народ? Это очень, очень интересно!
Не менее интересно, как, находясь в Лондоне, Ганди списывается с Толстым и получает, по сути, благословление на "ненасильственное" сопротивление в борьбе за права индусов в Южной Африке ("Помогай Бог нашим дорогим братьям и сотрудникам в Трансваале"), в которое Толстой верит, как в единственный способ борьбы с насилием. Как религиозная мысль "Бхагавадгиты" (шестая книга "Махабхараты"), датировать происхождение которой ученые и сейчас не в состоянии (неизвестен не то что год, но даже век ее написания, известно только, что несколько веков до нашей эры) в сознании индуса переплетается с "сумасбродными" идеями русского графа и становится философской основой реальной политики ХХ века, в которой участвуют сотни миллионов людей.
Переписка Ганди и Толстого вообще невероятно интересна и наводит на множество мыслей. Первое письмо Ганди пишет Толстому в 1909 году за день до своего сорокалетия, а последнее пространное письмо Толстого написано в сентябре 1910 года за две недели до его "ухода" из Ясной Поляны. У себя дома Толстой не может построить политику внутри своей семьи и бежит из дома, а за десять тысяч километров его идеи ложатся в основу целой политической тактики "сатьяграха", разработанной Ганди и примененной сначала в английской колонии в Трансваале, а затем в Индии. И эта тактика срабатывает.
Понятно, что в реальной социально-политической жизни Индии все было гораздо сложнее, и об этом написано уже много книг. Но вот неоспоримый факт. В России тактика "несопротивления" не работает внутри одной семьи, а в Индии ее вождь становится "отцом нации". Почему?
В первом письме Ганди просит у Толстого разрешения опубликовать в своем журнале "Письмо к индусу", написанное Толстым по поводу волнений в Индии. Он просит его о маленькой "цензуре": исключить из "Письма" абзац, где Толстой не соглашается с индийским учением о "переселении душ" (реинкарнация). Ганди не спорит с Толстым - куда ему спорить с ним! Но "вера в перевоплощение, или переселение душ, очень дорога миллионам людей в Индии", мягко напоминает он русскому. И Толстой - соглашается. Хотя, по его мнению, вера в reincarnation "не может быть так тверда, как вера в неумираемость души". "Впрочем, делайте, как хотите".
В последнем письме к Ганди Толстой рассказывает ему одну историю. На выпускном экзамене по Закону Божьему одна девица поспорила с архиереем. На вопрос "допускает ли христианство смертную казнь?" - она, вместо положенного в таких случаях ответа "допускает на войне и при казнях преступников", отвечала твердо: "Не допускает никогда!" И - архиерей был вынужден отступить.
Вроде бы нет здесь никакой связи. Но что-то подсказывает, что есть. Девица, выступившая на экзамене против всей православной Церкви, это - русский путь. Настоящая русская "толстовка"! Смело высказать важному архиерею свое понимание истины и победить! Но на этом строилась и вся революционная этика. И вообще политическая этика предреволюционной России. А Ганди принимает "толстовство", но с поправкой: позволить многомиллионному индийскому народу верить в "переселение душ". Уж очень им важно!
Иногда нужно поступаться принципами.