Поделиться
Госпожа Прей была поклонницей эпистолярного жанра - от нее осталась масса писем: 16 тысяч страниц о людях и событиях, перевернувших ход истории. Без пафоса и истерики, но с иронией и юмором - как видела и чувствовала все она, обычная, в общем-то, женщина.
- В приморской столице будет снята большая часть картины, и город станет главным ее героем, также как в письмах. Режиссерами докудрамы стали Сергей Майоров и Любовь Камырина. В картине будут использованы элементы игрового кино. Ведь кадров с Элеонорой Прей нет, также почти нет хроники Владивостока того времени. Очень надеемся, что картина выйдет на телевизионные экраны в конце в 2016 или начале 2017 годов, - говорит директор Приморского государственного музея Виктор Шалай, который приложил немалое количество усилий, чтобы проект состоялся.
"Жизнь здесь легкая и очень веселая…"
Для жителей Владивостока Элеонора - своя. Книга ее писем выдержала несколько переизданий, в краевом музее Арсеньева работает посвященная ей выставка. А вот и она сама - с письмом в руке, отлитая в бронзе, спускается к почтамту.
Здесь, кстати, заканчивается экскурсионный маршрут по местам, связанным с Элеонорой Прей. Мы прошли по нему вместе Виктором Шалаем.
Лестница, где стоит бронзовая Элеонора, ведет прямиком к ее дому, так называемой усадьбе Смитов. Когда-то на первом его этаже был американский магазин, где торговали привезенными из-за моря товарами. На втором жили две семьи иностранцев. С балкона с коваными перилами открывался волшебный вид на бухту Золотой рог, где "елочкой" стояли военные корабли.
- Это был главный ее "телевизор", - шутит Виктор Шалай. - Пища для ее живого ума - множество сценок из жизни и другая фактура, чему она не могла нарадоваться.
Из письма 1894 года. "Корабль французского адмирала ["Баярд"] пришел сегодня утром на рассвете. Я услышала утренний орудийный залп со сторожевого корабля, а Фред сказал: "Ну вот, пришел француз". Он медленно шел вперед, пока не стал на якорь около "Корнилова" прямо напротив нас. …В восемь часов [французский корабль] поприветствовал батарею двадцатью одним пушечным выстрелом, причем каждый отдавался эхом, летевшим от сопки к сопке, производя неимоверный грохот. Батарея ответила на приветствие, тоже дав двадцать один залп. Затем пятнадцатью залпами француз поприветствовал адмирала на борту "Нахимова", и, конечно же "Нахимов" ответил еще пятнадцатью. Затем одновременно французы подняли свой флаг, и их оркестр играл "Марсельезу", а русские - свой, и их оркестр играл "Боже, Царя храни". Затем французы подняли русский флаг, и их оркестр играл "Боже, Царя храни", а русские корабли в то же самое время поднимали французский флаг и играли "Марсельезу". Затем на какое-то время обмен любезностями приостановился, и я смогла позавтракать".
Семья Элеоноры была довольно состоятельной и поэтому вошла в определенный круг людей - местную элиту, как сказали бы сегодня. Наша героиня, которая по ее собственному признанию, "не бывала много в обществе", и вообще жила в строгой и, по нашим меркам, скучной, пуританской реальности, попала в совершенно другую жизнь. Например, по нормам той эпохи женщина, которая оставалась наедине с мужчиной, не являющимся ее родственником, теряла репутацию. Здесь это правило почти не действовало, и Элеонора могла безбоязненно давать уроки английского офицерам. И, к слову, сама училась у них языкам.
Из письма 1894 года. "Владивосток - это крепость империи, как Мальта или Кронштадт, поэтому здесь, конечно же, огромное число офицеров - как войсковых, так и флотских. Князья, бароны, вице-адмиралы, золотые галуны, шевроны и медные пуговицы столь обильны и повседневны, как мухи дома. Все это повергало меня в трепет, когда офицеры начали наносить нам визиты, но теперь я могу проглотить все это, даже не моргнув. …Мне приходилось принимать двух вице-адмиралов, капитана высокого ранга, барона и Бог знает кого еще, но я жива и рассказываю об этом".
"Еда за зубы"
- Ни в каком другом источнике не описана так просто и так фактурно катастрофа, которую пережила Россия в начале ХХ века, - продолжает Виктор Шалай.
Так, например, из писем Элеоноры мы узнаем, что в годы первой русской революции в 1905-1906 годах Владивосток был наполовину сожжен. Хаос того времени она описывает по-разному, но в одном из писем замечает, как неудобно спать одетой, с драгоценностями в корсете и поводком любимой собаки вокруг талии. Зачем? Чтобы в любой момент, если к дому подберется бунтующая толпа, успеть сбежать.
То же касается событий первых лет советской власти и гражданской войны. Такого описания, что творилось в это время во Владивостоке, больше нигде не найти.
Из письма 1917 года: "Ну вот! Испытываешь заметное расстройство, когда, проснувшись нынче утром, оказываешься в новой действительности [после отречения царя] у всех нас такое ощущение, будто мы стоим на голове. В течение нескольких дней все пребывали в беспокойстве, потому что из Петербурга не было никаких телеграмм, так что нынешняя стала прямо-таки как выстрел из пушки. …Телеграмма была опубликована вчера в конце дня, и Алеутская вокруг редакции "Далекой окраины" была забита людьми, ожидавшими выхода листка. Я так устала, когда пришла домой, что, не раздеваясь, прилегла на пару часов, и пока я спала, вошел Тед и прикрепил большой лист с телеграммой к зеркалу…. Все это звучит замечательно, и, если люди, которые это делают, смогут воплотить свои слова, над Россией встанет заря новой эры".
Но вместо "зари" на город обрушились голод и страдания. Элеонора рассказывает о сотнях "человеческих развалин", голодных детях, людях, умирающих прямо на улицах. Сама она пыталась помочь несчастным, работала в Красном Кресте. Когда прошел слух, что Америка намерена прекратить гуманитарную помощь, Элеонора обратилась к президенту этой организации с просьбой продолжить поставки. Больнее всего, писала она, видеть самоубийства из-за голода.
- В 1929 году Элеонора написала письмо, где рассказала, как советская власть пополняла казну, скупая у населения золото. Она пишет, как удачно обменяла семь старых золотых зубов на 12 рублей и несколько талонов на муку и масло: "Слыхивал ли кто-нибудь когда-нибудь, что можно получить еду за зубы", - цитирует Виктор Шалай. - Лично я считаю это письмо гимном человеческому оптимизму.
"Вряд ли кто-то любит это место так, как я"
Покинуть Владивосток Элеоноре пришлось в 1930 году, после того как была закрыта компания "Кунст и Альберс", где она работала машинисткой. К тому времени американка осталась во Владивостоке одна. В 1923 году умер Тед, еще раньше ушел из жизни Чарльз, а Сара вместе с дочерью Элеоноры и Теда давным-давно перебралась в Шанхай. Там девочка училась в американской школе. К ним отправилась и Элеонора. Нашла работу библиотекаря. Когда Япония оккупировала Китай, ее вместе со всей семьей поместили в лагерь для военнопленных, а после вместе с внучками депортировали на родину.
Старшая - Патриция - вспоминала, что бабушка, когда их освобождали из японского лагеря, собирала все письма, оставшиеся от покойной к тому времени Сары, и прятала под корсет. На вопрос девочки: "Не боишься, что японцы найдут их и расстреляют тебя?" госпожа Прей со свойственным ей чувством юмора ответила: "Дорогая моя, надеюсь, что я уже в том возрасте, когда кому-то вряд ко кому-то доставит удовольствие меня обыскивать".
- Я не знаю, зачем Элеонора спасала письма, но думаю, что, перечитывая их, она продолжала свою жизнь во Владивостоке, - резюмирует рассказчик, добавляя, что умерла Прей в Вашингтоне в 1954 году, прожив больше 80 лет.
Из письма 1927 года. "Вряд ли кто-то любит это неухоженное место так, как я. Все смеются надо мной, а я ничего не могу с собой поделать. Одна только мысль, что можно жить где-то, где я не буду видеть эту голубую бухту и два залива, приводит меня в ужас".