Поделиться
Наверное, легче всего было бы сослаться на мнение Джорджа Кеннана о фундаментальной ошибке Запада, взявшего в начале 1990-х годов курс на расширение НАТО. Я бы также привел мнение бывшего лидера Либерально-демократической партии Великобритании и бывшего Высокого представителя в Боснии лорда Эшдауна, который недавно высказал точно такое же мнение, только в других выражениях и уже на основании "расширенческого" опыта последних двадцати лет. Собственно, характер наших нынешних взаимоотношений с Западом является прямым следствием той ошибки.
Сейчас более чем очевидно, что в основе нынешнего кризиса в отношениях между Россией и Западом лежит неспособность или нежелание западных элит трезво оценить ситуацию в Евро-Атлантике и в мире в целом после окончания холодной войны. Генри Киссинджер в изданной в 1994-м книге "Дипломатия" пытался дать ориентир для такой оценки. Он писал, что в круг ведущих государств мира войдет пять-шесть держав, среди которых США занимали бы место "первого среди равных". Но именно в этом году и было принято решение о расширении Североатлантического альянса. Приходит на ум известное изречение У. Черчилля о том, что американцы всегда поступят правильно, но прежде перепробуют все остальное. Похоже, что мы переживаем именно такой момент.
Лорд Эшдаун, кстати, говорил о том, что глобализация означает общую судьбу для всех. Из этого прямо следует, что нет разумной альтернативы консенсусной политике в межгосударственных отношениях и безусловному господству дипломатического метода над силовым. На примере Украины мы видели, что отказ от такой политики и от политического урегулирования приводит к кризису государственности. Те же причины и у множественных международных кризисов. Почему, опять же, должен был случиться нынешний миграционный кризис в Европе - для того, чтобы наши европейские партнеры поняли, что они не могут остаться в стороне от ближневосточных конфликтов, что их урегулирование и означает решение той же миграционной проблемы "у ее источника"?
Представляется, что суть ошибочных решений Запада после окончания холодной войны можно свести к трем пунктам.
Во-первых, не было дано объективной оценки всего трагического опыта XX века, начиная с Первой мировой войны и ее дипломатической и иной подготовки и кончая войной холодной. Холодная война с ее идеологической конфронтацией, которая, скажем, на уровне подсознания началась в межвоенный период, подменяя здравый смысл идеологическими страхами (иначе не объяснить абсолютно иррациональную политику умиротворения нацистской Германии - вплоть до абсурда "странной войны"), стала своего рода "искривлением временного пространства" в международных отношениях.
В свое время, на основе трагического опыта религиозных войн в Европе, запущенных Реформацией и Контрреформацией, европейские государства пришли к выводу о необходимости вывода религиозно-идейных разногласий за рамки межгосударственных отношений, что и нашло свое отражение в Вестфальском мире 1648 года. В холодную войну именно эти разногласия служили главным двигателем межгосударственных отношений. И это закончилось бы плохо, если бы не сдерживающая роль ядерного равновесия. Поэтому эйфория "победы в холодной войне" не была столь безобидной. Равно как и неосторожная фраза Ф. Фукуямы о "конце истории". Сам он скоро признал свою ошибку, но верно выразил общий настрой западных элит, исходивших из того, что теперь доминирование Запада, его интересов, модели развития и ценностей будет автоматически распространяться на весь остальной мир. Этот подход Г. Киссинджер в своем июльском интервью журналу National Interest объяснил глубоко и просто: люди, мыслящие вне исторически, рассматривают все вопросы вне их контекста, включая исторический.
В своей последней книге "Мировой порядок" мэтр американской политологии неспроста счел нужным высказаться в защиту Вестфальских принципов. Если они принесли мир Европе в XVII веке, то тем более нет другого пути для поддержания мира в условиях многополярности, вышедшей за рамки европейской цивилизации. Именно поэтому ошибочна вся-оптом - западная политика периода после холодной войны. Все наработки западной цивилизации, выходящие за рамки международного консенсуса, сложившегося в контексте послевоенного урегулирования с опорой на Устав ООН и универсальные правозащитные инструменты, доказали, что не могут служить основой "большой стратегии" Запада, будь то демократизаторство или "смены режимов". Ирак, Афганистан и Ливия служат ярким и убедительным тому свидетельством.
Во-вторых, сейчас, в условиях продолжающегося седьмой год глобального финансово-экономического кризиса, нельзя не заметить, что инерционное мышление западных элит в международных делах являлось продолжением внутренней политики. Последняя определялась рейганомикой и тэтчеризмом, нарушившими баланс в социально-экономической политике, что привело к потере устойчивости всей общественной конструкции под действием высвободившейся рыночной стихии. То же самое упование на то, что все само собою образуется, в данном случае - под воздействием рыночных сил. В итоге, мы имеем комплексный кризис западного общества, включая его политсистему и саму демократию, подъем антисистемных политических сил и настроений.
В-третьих, ошибкой западной политики был выбор Версаля, а не Вены в качестве основы неформального урегулирования по итогам холодной войны. Опять же, налицо антиисторическое мироощущение. Версаль, как "по горячим следам" предупреждал Дж. М. Кейнс в своих "Экономических последствиях мира", был рецептом краха демократии в Германии и еще одной общеевропейской катастрофы. Сейчас бессмысленно судить о том, почему у Парижа и Лондона не хватило культуры политической умеренности для того, чтобы реализовать на деле лозунг "мира без победы" в 1918 году. Это тем более прискорбно, что вариант рационального урегулирования уже имелся в европейской истории - это решения Венского конгресса, согласно которым Франция, избавившись от "личных" территориальных приобретений Наполеона, вошла на равных в "европейский концерт".
Забвение исторического опыта Венского конгресса, а лидирующую роль на нем играла российская дипломатия, многими объясняется тем, что после окончания холодной войны не было никакого формального урегулирования. И это верно. Поэтому нет оснований ссылаться на некое урегулирование, которое фактически противопоставляется послевоенному с его Уставом ООН, как раз рассчитанным на полицентричный международный порядок и консенсусную политику в кругу ведущих государств мира.
Все наши идеи, включая неделимость безопасности и необходимость полноценной системы коллективной безопасности в Евро-Атлантике, равно как и "легитимизм" в его современном прочтении, то есть безусловная опора на международное право и коллективные действия международного сообщества, исходят из трезвой оценки современного этапа мирового развития. В их пользу говорят и все неудачи западной политики последней четверти века. Неслучайно лорд Эшдаун напоминает о необходимости "возвращения в XIX век" с его более естественной системой международных отношений. Кажется, самое время, ввиду 100-летия Первой мировой войны, подвести черту под трагическим опытом XX века и его главной причиной - агрессивным национализмом, верой в то, что собственную безопасность и процветание можно обеспечить за чужой счет.
Так что в заключениях недавней международной конференции "Фонда Дичли" (Великобритания) был сделан вывод о том, что возвращение к норме в отношениях Запада с Россией вряд ли будет возможным без урегулирования "больших вопросов", а именно проблемы создания адекватной, по-настоящему коллективной системы безопасности в Европе. В этом ряду - и совместная работа по урегулированию острых международных кризисов, включая сирийский и противодействие "ИГ" и другим террористическим группировкам на Ближнем Востоке и в других регионах мира. Там, где интересы у нас объективно совпадают, если их очистить от идеологических наслоений времен холодной войны, включая логику "игр с нулевой суммой".
Все, что делалось после 1991 года вроде как навстречу мнению Москвы, а это - и Парижская хартия, и Основополагающий акт, и Римская декларация о создании Совета Россия-НАТО - было не более, чем паллиативами, не решавшими существа проблемы. Практический опыт показывает, что только договорные обязательства, то есть юридически обязывающие всех участников таких договоренностей, имеют значение. В этом видится ключевой вывод из нашего коллективного опыта последних 25 лет. Поскольку история не кончается, то никогда не поздно сообща извлечь из нее уроки. В качестве первого шага необходимо вернуться к полноценному диалогу, без санкций и "замораживаний". В его основе должны лежать национальные интересы, которые объективно будут работать на переход к прагматичным коллективным действиям и рациональной мировой политике.