05.11.2015 21:43
    Поделиться

    Князь Чавчавадзе: Вернувшись из эмиграции, отец оказался "врагом народа"

    Зураб Чавчавадзе: Мой отец пережил лагерь, но не пожалел о том, что вернулся
    7 ноября больше не общенациональный праздник, но 49 процентов россиян не согласны с тем, что годовщину октябрьской революции надо забыть. Какими глазами мы смотрим на нее сегодня? "РГ" предлагает увидеть порожденные ею последствия через опыт тех, кто Россию после революции и Гражданской войны покинул, эмигрировав за границу, но не выдержал разлуки с родиной и вернулся. Князь Зураб Чавчавадзе, чьи родители - отец, офицер лейб-гвардейского Конно-гренадерского полка Михаил Чавчавадзе и мать Мария Чавчавадзе эмигрировали во Францию в 1920-е годы, а в 1948 году вернулись в СССР, рассказывает о своем опыте возвращения на Родину.

    - Почему ваши родители приняли решение вернуться?

    Зураб Чавчавадзе: Мне было тогда 5 лет, и в памяти остались только отдельные моменты: поезд из Парижа в Марсель, пароход, на котором мы плыли в Батуми. Правда, когда спустя десятилетия я снова попал в Париж, то узнал дом, в котором мы жили. Чтобы понять, почему, нужно знать историю русской эмиграции. Когда началась Вторая мировая война, в эмигрантских кругах произошел раскол. Некоторые надели немецкие мундиры, выбрав немецкую сторону. Таких, правда, было немного. Другие сопереживали гитлеровцам, рассчитывая, что они уничтожат коммунизм. Но значительная часть эмиграции была настроена иначе и желала победы Красной армии. Даже Деникин, лютейший враг большевиков, сделал заявление, что если бы советское командование его пригласило, он готов возглавить дивизию. Мои родители были из этого числа. Мой дед, полковник, улан гвардейского полка, участник белого движения, когда узнал, что Сталинградская битва кончилась разгромом немцев, на радостях покрасил простыню в красный цвет и вывесил на балкон. Чем чуть нас всех не погубил. Друг семьи случайно заметил и бросился снимать этот красный флаг. Это случилось в 5 утра, а в 6 мимо уже шли гестаповцы в центральный штаб гестапо, находившийся рядом с нашим домом.

    Когда война победоносно завершилась, многие эмигранты кинулись в российские посольства с просьбой о репатриации. Мы возвращались на теплоходе "Россия" (до этого он назывался "Адольф Гитлер"), на котором с нами плыли тысячи людей. Таких кораблей было несколько, и каждый сделал несколько рейсов. Но на родине с нами обошлись не очень хорошо. Спустя 2 года отца арестовали, обвинив в том, что он агент пяти разведок по количеству стран, которые он пересекал на пути во Францию. Он получил "титул" врага народа, а мы стали семьей врага народа, нас сослали в Южный Казахстан. В этой ссылке мы (мама, дед, мои братья, сестры) оттрубили шесть с половиной лет с большими трудностями и риском для жизни. Мой дед умер там от истощения.

    - Ваши родители жалели о принятом решении?

    Зураб Чавчавадзе: Когда отца освободили, мне было 13 лет, но условия жизни рано сделали меня взрослым. Я хорошо помню, что отвечал отец на этот вопрос. Он говорил, что очень переживает за детей, которым там дорого обошлось его решение, но сам лично ни в чем не раскаивается. Живя за границей, он не мог избавиться от гнетущего ощущения, что не разделяет судьбу своего народа. А после того как, возвратившись, хлебнул по полной программе, уже мог сказать, что теперь он вместе со своим народом и заслужил право ходить по родной земле. Наша семья прошла тяжелые испытания, но мы сохранили свои корни. Кстати, семьи эмигрантов, которые сохранили родной язык и патриотический дух, постепенно возвращаются на родину, хотя идут уже третье и четвертое поколения "первой волны" эмиграции.

    - Ваша фамилия вам помогала или, наоборот, мешала?

    Зураб Чавчавадзе: Я сразу понял, что государственная служба и военная карьера не для меня (хотя до дрожи обожал все, что связано с воинской службой). Я оказался первым по отцовской линии, кто не служил. Все мои предки были офицерами, получали военное образование, а потом развивали таланты и становились дипломатами, писателями, общественными деятелями. Я не мог стать комсомольцем, членом партии и пошел по научно-педагогической стезе. Закончил Тбилисский госуниверситет, преподавал французскую филологию. В 1990 году мы с князем Голицыным организовали Российское дворянское собрание. Мы мечтали возродить дух дворянства, традицию воспитания. Но не все получилось, как задумывалось. В наши ряды влились "советские дворяне", которые, боясь преследований, в 30-е годы меняли фамилии, сжигали документы, фотографии. Вместе с этим они во многом утратили и сам дворянский дух.

    Пока был жив наследник престола великий князь Владимир Кириллович, я был его личным представителем в России. Но самое важное, мы никогда не теряли связи с церковью. Мы воспитывались в православном духе, всегда хранили веру и ходили в храм. Хотя в хрущевские годы это категорически не приветствовалось. Сейчас я возглавляю православную гимназию святителя Василия Великого.

    - Как вы думаете, мы готовы к примирению с собой и историей?

    Зураб Чавчавадзе: От идеала примирения мы еще далеки. События 90-х годов поляризовали общество и водораздел прошел даже по семьям: два брата могут скандалить, защищая абсолютно противоположные ценности. Тогда же появилось поколение, выбирающее Pepsi и копирующее западные псевдоценности. Но мы этим переболели, и сейчас чувство здорового патриотизма берет верх. Нас всю жизнь натравливали друг на друга по национальным, классовым, конфессиональным признакам, а в России всегда разноэтнический, разноконфессиональный народ жил в мире и созидал свой дом крепким, мощным, растущим и процветающим. Мы еще далеки от конечной цели, но происходящие изменения внушают оптимизм.

    Поделиться