Поделиться
Шесть лет назад, накануне своего 75-летия, он, всегда любивший (и - что немаловажно - умевший) общаться с прессой, внезапно начал открещиваться от интервью. "Ребята, хоть нож к горлу приставляйте, нет времени совсем - весь в работе. Только если по телефону поговорить получится". Журналисты соглашались на телефонную беседу и не упускали случая поздравить юбиляра - когда человеку на восьмом десятке лет сложно найти время из-за занятости, за этого человека можно только порадоваться. Тогда Хилькевич работал над спектаклем в "Сатириконе" - Константин Райкин позвал его в качестве художника-постановщика. Мало кто, кстати, знает, что именно с этой специальности Юнгвальд-Хилькевич в свое время и начинал.
Уже затем, после празднования юбилея, он вновь вернулся к тому, что принято называть активной светской жизнью - жизнелюбие и интерес к жизни всегда были главными чертами его характера. С премьеры малоудачных голливудских "Трех мушкетеров" с Милой Йовович в роли Миледи, он, например, вышел, широко улыбаясь. "Ну, конечно, вы этот балаган разнесете в пух и прах", - иронично заметил он. - "Это же аттракцион, игрушка, баловство. Я, в общем, доволен - а то, что критики будут плеваться, вообще не имеет никакого значения".
Тогда он, понятно, имел ввиду не только реакцию кинокритики на новую экранизацию романа Дюма, но и свое собственное обращение к его творчеству. В истории советского кино мало найдешь фильмов, вызывающих такую двойственную реакцию - с одной стороны, "Д’Артаньян и три мушкетера" Юнгвальда-Хилькевича сложно назвать шедевром. Это водевиль, телевизионный музыкальный спектакль, которому нередко отказывают в чувстве вкуса и таланте. С другой стороны - фильму уже столько лет, а его популярность в народе и не думает идти на спад. Только ли тут дело в прилипчивом хите про "пора-пора-порадуемся?" Вопрос, думается, из разряда риторических.
Георгий Юнгвальд-Хилькевич, надо отдать ему должное, очень трезво смотрел на вещи и отдавал себе отчет в том, что ничего популярнее "Мушкетеров" ему уже не создать - и его вполне устраивала такая слава. Но из раза в раз, воскрешая героев Дюма в очередной картине (в последней части "мушкетерской саги", вышедшей в 2007-м он воскрешает их уже буквально - Д’Артаньян сотоварищи там восстают из могил), он не столько поддавался циничному расчету, сколько пытался вернуться к самому с себе образца 1978 года - того самого, когда появилась самая первая экранизация романа Дюма, сделанная Хилькевичем. Он с удовольствием делился удивительными, смешными, а порой и не очень приличными воспоминаниями о том, как делалась та картина - это были воспоминания о бесшабашной молодости и не знающей преград дружбе. И вопросов о том, на какой отрезок у него пришелся лучший период жизни, после этого не возникало.
Конечно, той атмосферы ему так и не удалось воскресить никогда - об этом он не без горечи говорил после окончания работы над "Возвращением мушкетеров". Ни от юности, ни от былой дружбы к тому времени не осталось и следа - зато оставался живой свидетель той эпохи, которая несмотря на все свои мерзости вроде нелепых цензурных ограничений и претензии КГБ (да-да, в истории создания "Д’Артаньяна и трех мушкетеров" было и такое), представала в его рассказах живописной и пьяняще счастливой - скрипучий голос Хилькевича всегда становился заметно теплее, когда он говорил о ней.
А теперь этот голос умолк.