И надо сказать, что более счастливого "дебюта" для нового зала "Геликона" трудно было бы пожелать. Зал "Стравинский" с его псевдоисторическим архитектурным стилем и красным теремным крыльцом живой декорацией влился в спектакль "Садко" - в сказочный фольклорный образ былинного града, повторившего на сцене нарядный терем. Высокие окна кирпичных стен усадьбы Шаховской засветились плазменными экранами с образами "моря-окияна", а в арьере сцены распахнулся вид на реальный Калашный переулок - с пешеходами, автомобилями, современной жизнью, неожиданно врывающейся в спектакль. Засветилась в "Садко" и надвратная икона Георгия Победоносца на задней стене зала, когда Николай Чудотворец усмирял разгулявшееся в плясе подводное царство. Уже само это пространство создавало атмосферу сказки, но постановщики спектакля обильно презентовали и другие чудеса, азартно играя модными сценическими технологиями.
Эстетическая реминисценция - витражный портал и световые узоры, имитирующие кристаллический врубелевский рисунок. Модерновая рама, внутри которой - шоу: проекции, перемещающие в мгновение с берега Ильмень-озера на дно морское, панорамы небоскребов "Сити" и футуристические картины летящих самолетов и НЛО, выплывающий из-под сцены подводный мир с русалками, кораллами, звездами, вращающееся, как избушка на курьих ножках, красное кремлевское крыльцо. Но постановщикам хватило чувства меры, чтобы не превратить спектакль в эффектный "цирк дю солей".
Дмитрий Бертман поставил в "Садко" историю не о герое далекой былины, а о человеке, живущем на Руси, о той загадочной русской ментальности, которая не меняется во времени, о сокровенном мире души - ценностях, остающихся неизменными и во времена былинного Новгорода, и в современной Москве.
Именно поэтому герой Садко появляется на сцене в белой холщовой рубахе, почти в исподнем - откровенный, открытый. А весь люд новгородский, ряженный в сарафаны, в ватные зипуны и кафтаны, лохматый, "лоскутный", пирует, опрокидывая огромные бутыли с брагой, лихо отплясывает, выдирает в хмельных драках (кто сильнее, Киев или Новгород) волосы друг другу. Не желающему славить новгородцев Садко жители города гусли ломают. Но и сам Садко в спектакле - не инопланетянин: в таком же угаре заключает с купцами пари, допивается до видений русалочьих, в мороке любви с подводной царевной жену бросает. На этом фантасмагорическом фоне новгородской жизни бизнес иноземных купцов процветает: Варяжский, Индийский, Веденецкий гости успешно ведут торговые переговоры, орденами и самоцветами Садко подкупают.
Между тем, спектакль Бертмана - не прямолинейная сатира: режиссер создает здесь многомерное пространство, где есть и волшебная красота подводного мира с фантастическим балетом русалок и морских коньков (хореография Эдвальда Смирнова), и семейная мелодрама Садко, жена которого, Любава, ведет битву за семью, есть и актуальные политические аллюзии, и тема внутреннего преображения героя, и торжество неизменных ценностей человеческой жизни - любви, верности, семьи. В финале эти ценности побеждают: и когда из арьера сцены выплывает, как град Китеж из-под воды, красное крыльцо под звон колоколов, а народ торжественно воспевает славу, вдруг оказывается, что торжество великого и могучего - не есть подлинная жизнь человека. Его жизнь, его ковчег - это прежде всего семья. Именно эту истину Садко для себя и открывает.
Особым качеством нового геликоновского спектакля стало то, что в "Садко" составы солистов собраны не по принципу - первый, второй, третий, а как спаянные актерские и музыкальные ансамбли. Поэтому смотреть есть смысл все "Садко". Есть смысл и внимательно прислушаться к оркестру под управлением Владимира Понькина, неторопливо и внятно раскрывающего колористическую красоту музыкального языка Римского-Корсакова. И очевидно, что открытия на этом пути еще будут.