После долгих переговоров он наконец согласился на интервью. Разумеется, с оговорками, соблюдением необходимой секретности и в присутствии своего друга, которого мы зашифруем под инициалами "генерал В. Н.".
- Род Эсамбаевых всегда служил России верой и правдой, - первым заговорил Саид. - И во времена Лермонтова, и в лихие революционные годы, и в советский период. Конечно, и сегодня я тоже служу, хотя...
Что значит "хотя"?
- Саид целый год пролежал в коме, - пояснил "генерал В. Н.". - Реабилитация еще не вполне закончилась. Но он уже работает.
Что же случилось?
...Операция проходила в горах. С заданием спецгруппа справилась: был обнаружен лагерь боевиков с оружием и боеприпасами. Удалось быстро ликвидировать главаря, несколько десятков бойцов, уничтожить взрывчатку. После чего группа Эсамбаева стала отходить. Но вскоре обнаружилось: их преследуют. Силы были неравны. И тогда Саид принял решение: отвлечь преследователей на себя.
Почему это сделали вы, командир группы? Не правильнее ли было отдать приказ кому-то из подчиненных задержать врага, прикрыть отход товарищей?
- Не мой стиль, простите... Я командир и потому отвечаю за жизнь каждого. Знаю возможности любого бойца вплоть до того, как он прилаживает на себя "разгрузку" (жилет для автоматных рожков и гранат. - Авт.). И понимаю: за каждым - жена, дети, родители. А еще годы спецподготовки, немалые государственные затраты, чтобы сделать из него супервоина.
...Ему удалось увести преследователей за собой. Надеялся пройти вдоль береговой кручи, добраться до более пологого места, спуститься вниз, к реке, а затем скрыться в зеленых зарослях. И ночью попытаться выйти к своим. Но похоже было, ничего не выйдет.
Он стоял над пропастью. Где-то внизу шумела река. Из раненного осколком плеча текла кровь. Преследователи приближались. Посмотрел на далекую воду: метров 80, не меньше... И вдруг, развернувшись и раскинув руки, прыгнул. Боевики подбежали к обрыву, швыряли вдогонку гранаты. Но было так высоко, что гранаты взрывались в воздухе, не успевая долететь до дна.
Его удалось вытащить спустя 6 часов (тоже спецоперация). Был без сознания. Год провел в коме. Если прежде весил 130 кг, то после выхода из комы - 53.
Я недоверчиво смотрю на сидящего передо мной полковника спецслужб, богатыря, под футболкой которого бугрятся мускулы, а в ладони тонет чайная чашка.
- Подтверждаю: было именно так, - вступает в разговор "В.Н.". - Саид не мог ходить, его воздухом шатало. Заново учился разговаривать, есть, читать, писать. У него железная воля. Не зря сочинил стихотворение про стальных людей. Это он про себя написал.
А ваш дядя хотел, чтобы вы тоже танцевали?
- Еще как! Но я сопротивлялся всеми силами. Хотя пластика была. На шпагат хоть сейчас, без разминки. И все же я хотел драться, получить черный пояс. К тому же понимал, что вторым Махмудом не стану, а быть Махмудом третьим, четвертым - зачем? Дядя, приезжая с гастролей в наши Старые Атаги, часто наблюдал, как я тренируюсь, часами отрабатывая удары. Ворчал, называл меня "горбель" - упертый по-чеченски. Но он и сам был такой. Во время Великой Отечественной часто выступал прямо на передовой и однажды был ранен в ногу. Врач сказал: о танцах забудьте. Но он работал до кровавых слез и все же вернулся к танцам. Это ведь уже после всего его наградили орденом Красной Звезды, он стал Героем Соцтруда, членом Верховного Совета. Вообще наши судьбы схожи. Дяде было лет 7, а он уже на всех праздниках колесом ходил, танцевал. И я дрался всегда, как себя помню. Ребята в нашем районе были задиристыми. Я и старался защитить девочек, слабых, случалось, и мальчишек постарше: был рослый не по годам, к тому же устроился лесорубом.
Что-то я не понял. Ведь ваш отец был не последним человеком в Чечено-Ингушетии, а вскоре и вовсе стал большим начальником - министром лесного хозяйства. Зачем подростку было работать?
- Да, если я в чем и нуждался, так это в материнской ласке. Но мама умерла, когда мне было 3 года. Отец сам с юности трудился на лесоразработках, таскал на себе неподъемные буковые стволы. Говорил, что и я должен почувствовать, что да как. Короче, воспитывал. И я ему благодарен. Как благодарен и дяде Махмуду. Однажды с заграничных гастролей он привез "видак" и кассеты с фильмами, где играли Брюс Ли и Чак Норрис. Посмотрев без счета эти боевики, я окончательно понял: вот оно, мое! Научился даже копировать движения актеров. По наивности я тогда все это принимал за чистую монету, не догадываясь о существовании трюков и киномонтажа. Притом кое-что прибавлял от себя - творил. И дядя Махмуд это одобрял. Говорил: всегда надо идти своим путем. В танце у меня своя дорога, потому меня знает весь мир, а в СССР я единственный, кому разрешено даже на паспорт фотографироваться в папахе. Такая же дорога, Саид, должна быть и у тебя - только в единоборствах. А еще настаивал, чтобы я помнил: мой прадед Сали-Сулейман был великим борцом-силовиком, даже Поддубный не смог его победить. Есть даже памятник: прадед рельс на плече гнет.
- В общем, в 15 лет Саид стал мастером спорта СССР по рукопашному бою, спустя год обладателем черного пояса по тхэквондо, - подсказывает "В.Н.". - К 18 годам - звание инструктора международного класса по всестилевому карате. Прошло еще совсем немного времени, и он, не проиграв ни одного поединка, становится 11-кратным чемпионом мира по боям без правил. Но это было уже в Одессе.
В Одессе? И чем вы там занимались, Саид?
- Мне предложили поработать каскадером на местной киностудии. Ставил трюки и одновременно участвовал в поединках. Там не было никаких ограничений, разрешалось бить куда угодно - в глаза, по кадыку. Случалось, людей калечили. На ринг выходили двое, а покидал его один - соперник оставался лежать. Я никогда не добивал противника, был против жестокости, но там крутились большие деньги. Это же были "лихие 90-е", беспредел. А организаторы находились за границей.
Про меня тогда в "Советском спорте" написали, что я непобедимый. Что ж, газетчики - люди с большим воображением... Кстати, это так встревожило Юрия Никулина, который был другом моего дяди, что он предложил: "Махмуд, давай ему деньги соберем. Только бы он перестал драться". Он думал, что я выступаю ради денег. А я выходил на ринг, чтобы выработать особую философию боя, создать собственную школу единоборств. И мне это с Божией помощью удалось.
И какова же судьба вашей школы? Ее признали в Госкомспорте?
- Нет. И я понимаю, почему. Ведь уже началась Первая чеченская война. Наверху изучили этот вопрос, вызвали меня: будешь тренировать сотрудников спецслужб. Что я и делаю по сей день - разумеется, параллельно с другими заданиями.
Неужели не было момента в вашей жизни, когда вы чувствовали себя беспомощным?
- Видите ли (хмурится)... Это было в 90-е годы, я уже служил в российских силовых структурах. Приехал в Старые Атаги навестить отца. А в семь вечера ворвались боевики, и так неожиданно, что я ничего не успел сделать. Не сближаясь, они ранили меня в плечо, а потом привязали к спинке кровати и стали избивать на глазах у отца. Били за то, что мы были против войны. Для них мы были русскими. В ту ночь у отца случился инсульт. Не стану говорить, кто нас выручил, но эта история получила продолжение уже в Подмосковье, в пансионате, куда я привез его на реабилитацию. Кто-то стуканул: тут чеченцы, значит, боевики (это про нас). И сразу влетели 8 рубоповцев с автоматами. И - началось! Я им удостоверение, а они - ноль внимания. Обыск устроили. В Чечне мы считались русскими, в России - чеченцами. Я долго терпел, но они сделали то, чего не следовало делать: скинули больного отца с кровати. И тогда я незаметно нажал кнопку мобильника...
Когда его коллеги во главе с "В.Н." вбежали в комнату, то их взору предстала такая картина: все 8 рубоповцев лежали рядком на полу со связанными руками; их автоматы аккуратно стояли в углу...
Вы мусульманин, но не так давно из рук Патриарха получили орден Андрея Первозванного. За что?
- Я живу в России, это мое Отечество, которому я служу, и потому с уважением отношусь к православию. По мере сил помогаю в восстановлении храмов и монастырей. Рад, что моя скромная деятельность получила такую оценку. К тому же ислам не отвергает другую веру. Просто каждый идет к Богу собственным путем.