Поделиться
Почему вы решили поставить "драму идей", отказавшись от главного героя? В вашем спектакле "Новое время" о Галилео Галилее на сцене только говорят, самого его не видно. Это потому, что сегодня нет героя?
Марат Гацалов: Галилей, как известно, совершил открытие, изменившее судьбу человечества. До тех пор ученые рассматривали Землю неподвижной, надежной опорой, он же доказал, что нет никаких опор - все подвижно. Наступило время нового знания, время пересмотра всех прежних истин и рождения новых.
Написанная по заказу Александринки пьеса замечательного петербургского драматурга Татьяны Рахмановой - об этом поворотном пункте в истории человечества. Да и разговоры о героическом, как мне кажется - из какой-то прошлой системы координат: жестко иерархической, четко выстроенной - когда есть деление на черное и белое, на героев и антигероев. Сегодня хочется более сложного взгляда на человека - история учит нас тому, что не все так однозначно, как представляется на первый взгляд. А спектакль, на самом деле - о внутренней свободе. О том, как человек совершает поступки не потому, что это его осмысленный выбор, а потому, что он является рабом существующих внутри него систем - освободиться от них невероятно сложно.
В пьесе четыре персонажа - Ученый, Философ, Торговец и Папа Римский. И именно Философа, интеллигента в кубе, вы сделали палачом, смакующим пытки. Почему же?
Марат Гацалов: Потому что именно он отвечает в нашей истории за идеологию - и в своем желании защитить породившую его систему способен дойти до жестокости. Он ведь, по сути, инквизитор, палач. Это и есть фашизм - когда душатся сомнения, когда нет возможности мыслить иначе, не как все, нет возможности задать вопрос "почему так, а не иначе". Наш Философ - из узнаваемой породы людей, которые вообще против того, чтобы люди задавались какими-либо вопросами.
Но почему, вопреки исторической правде, именно понтифик вызывает наиболее уважение и сочувствие у зрителей? Он - единственный реальный герой, мучающийся, сомневающийся - до последнего отстаивает Галилея.
Марат Гацалов: В "Новом времени" Папа Римский воплощает образ человека, наделенного властью, но одновременно и являющегося заложником системы. Понимая, что Галилео Галилей прав, он не может встать на его сторону - Папа вынужден защищать структуру: если он не будет этого делать, произойдет непоправимое, начнется хаос: "Люди не хотят сложности мира, им нужна простота, внятность".
В "Новом времени" на сцене десятки сварных ферм, похожих то ли на металлодетекторы, то ли на кубические решетки, изображенные Леонардо да Винчи…
Марат Гацалов: Пространство спектакля наталкивает на множество ассоциаций - с абсолютно пустой библиотекой, с кладбищем, бог знает с чем еще. К такой неоднозначности я и стремился. Но прежде всего я имел в виду, конечно, мемориал жертвам Холокоста в Берлине, символизирующий безумие, в которое погрузился немецкий народ в 30-40-е годы прошлого века.
Сегодня все чаще режиссерам и сценографам хочется выбить зрителя из зоны комфорта. Ваш спектакль работает на тот же дискомфорт.
Марат Гацалов: Поверьте, это отнюдь не было самоцелью. И вообще - дискомфорта-то легко добиться, а вот погрузить зрителя в непривычную для него ситуацию, дезориентировать, чтобы прорваться к новому качеству восприятия- это куда более сложная и интересная задача.
Прежде, о театре говорили: это - театр Товстоногова, это - театр Владимирова, Плучека, Ефремова, Захарова и т.д. А современный театр становится площадкой для проектов кочующих режиссеров, работающих в разных стилях.
Марат Гацалов: Почему нет? Зачем надевать шоры, загоняя себя в узкий "коридор", занимаясь только современным танцем или только документальным театром, или только психологическим. Сегодня театральный спектакль может напоминать инсталляцию, которую вполне можно выставить в галерее современного искусства, - а может быть похож на музыкальное произведение, написанное композитором для исполнения в концертном зале. Современный театр многообразен и всеяден. И что отличает все премьеры Новой сцены - пожалуй, принципиальная непохожесть всех наших спектаклей друг на друга. Прошло время театров с монолитной афишей: мы - за максимальное репертуарное разнообразие.
Вам так важен эффект неожиданности?
Марат Гацалов: Да, и я надеюсь, что за три года работы Новой сцены мы добились того, что зритель приходит к нам с запросом на неизвестное - наша публика любит и хочет рисковать. Не считывать привычные культурные коды, а пытаться узнать нечто новое - о театре, о себе, наконец, о жизни. При этом мы вовсе не стремимся создать Новой сцене имидж театра для избранных - мы максимально открыты для любой публики. Когда я только начинал работать в Петербурге, думал, что на Новую сцену будет ходить в основном молодежь. Но сегодня у нас очень разный зритель…
Все-таки, что такое для вас сегодня театр?
Марат Гацалов: Чем меньше мы понимаем, что такое театр - тем лучше. Главное - не загонять его в рамки. Пусть театр будет живой, меняющей очертания и характеристики материей. Неизменно одно: и во времена древних греков, и в век Шекспира, и сегодня театр - это то, что происходит здесь и сейчас. Театр, который был вчера, мог быть прекрасен - но он был вчера. А настоящее искусство театра - то, что творится на твоих глазах.
Руководя в свое время в Москве "Мастерской на Беговой", вы проводили "детскую" лабораторию. В Петербурге взялись за фестиваль. Вы в поиске - чего?
Марат Гацалов: С детским театром в России полный швах - им, по большому счету, никто всерьез не занимается. Принято считать, что детей не обманешь, но практика доказывает, что это вранье. Еще как обманешь, и обманывают - бесконечно, повсеместно, цинично! Чтобы разговаривать на равных с современным ребенком, театр должен найти адекватный его сознанию язык - понять его внутренний мир, его страхи, переживания, желания. Вместо этого ему скармливают откровенную пошлятину - мол, это же дети, зачем напрягаться?
Но дело, разумеется, не только и не столько в хорошем вкусе создателей спектаклей возрастной категории "6+". Дети, выросшие в эпоху интернета, совершенно по-другому воспринимают окружающую реальность. Почему спектакль Андрея Могучего "Счастье" идет в Александринке при полных аншлагах уже четвертый сезон? Он предложил принципиально новый способ взаимосвязи с маленьким зрителем. Нужно расширять границы детского театра. Одно из сильнейших впечатлений этого года на фестивале "Новая пьеса для детей", который курирует шеф-драматург Новой сцены Екатерина Бондаренко, - читки пьес, написанных подростками 15-17 лет. Юный зритель из пассивного соучастника превращается в соавтора…
Весной Александринский театр приедет на гастроли в Москву. Новая сцена покажет четыре спектакля - "Теллурию", "Новое время", "Макбета" и "Землю". Понятно, что выбор не случаен.
Марат Гацалов: Прошлой весной мы показали в Центре имени Мейерхольда два спектакля, "Камера обскура" и "Экспонат/Пробуждение", которые были выпущены в самый первый сезон Новой сцены и, что невероятно приятно, номинированы на "Золотую маску" (постановка Анны Абалихиной "Экспонат/Пробуждение" удостоилась двух наград, в том числе, как лучший спектакль современного танца).
Теперь мы возвращаемся в ЦиМ с главными премьерами двух сезонов - и по этим спектаклям можно понять, в каком направлении мы движемся. "Земля" Максима Диденко продолжает начатый "Экспонатом" курс в сторону невербального, пластического театра - этим спектаклем мы представляем в Москве молодых артистов Новой сцены, владеющих разными театральными техниками. В "Макбете" лидер новой волны польской режиссуры Кшиштоф Гарбачевский демонстрирует, как плодотворно театр может взаимодействовать с медиатехнологиями. "Теллурия" продолжает традицию спектаклей Александринского театра по большой русской литературе.
Откроем же мы гастрольную декаду моей последней премьерой - "Новым временем", современной версией судилища над Галилео Галилеем.