Михаил Плетнев сыграл с РНО французскую музыку

Оркестр, отмечающий в этом сезоне свое 25-летие, предстал в оригинальной и драматургически стройной программе, составленной Михаилом Плетневым из сочинений, созданных во Франции в одно и то же время (в 1878 и 1888 годах). И хотя по жанру эти партитуры - Реквием Сен-Санса, католическая месса по усопшему, и романтически-взволнованная Симфония Франка с оптимистичным ликующим финалом - находятся на разных полюсах, обе прозвучали в интерпретации Плетнева как части общего музыкального целого.

Интонация, заданная Плетневым в первой части Requiem - Kyrie (Господи) в репликах тромбонов и надрывном отклике струнных - вопрошающая, мучительная, повисающая в тишине, не растворилась и в ликующем финале франковской Симфонии. Сближал столь разные партитуры патетический строй плетневской интерпретации, артикулировавший каждый оркестровый звук, инструментальную группу, подъемы крещендо, жесткие обрывы пауз. Учитывались и дополнительные возможности выразительности. В Dies irae (День гнева), второй части Requiem, Плетнев разместил тромбоны на боковом балконе, и "зов" их эффектно вливался в мощную звуковую картину "судного дня" - с участием хора (Хор Академии хорового искусства им. В.С.Попова), органа и квартета солистов.

Надо заметить, что голоса певцов очень гибко вливались в тон плетневской интерпретации Requiem: это и пронзительно звучащее сопрано Анна Крайникова, и филигранная по динамике и точности звука меццо-сопрано Ксения Вязникова, и тенор Игорь Морозов, впечатляюще солировавший в Rex tremendae (Царь устрашающего величия) под взволнованный пульс оркестра, и благородно звучавший бас Максим Кузьмин-Караваев.

В Симфонии Франка тон внутренней патетики плетневской интерпретации сохранился. Тот же медленно разворачивающийся мрак в Lento, открывающего, как пролог, симфонию: низкие струнные тембры (контрабасы и виолончели), деревянные, из которых постепенно формировался огромный звуковой массив - густой, плотный, находящийся в постоянном, нарастающим изнутри движении. Контрастным эпизодом в этом тревожном звуковом полотне было меланхоличное соло английского рожка во второй части - почти романс (на мотив бретонской песни). Но в финале вместо привычного бодрого ликования Плетнев повел оркестровую звучность к напряженному фортиссимо, внутри которого все темы зазвучали с предельным драматизмом, а переливы арф вдруг вернули к настроениям Requiem. Парадоксально, но именно такими средствами Плетнев мастерски воплотил величественный победительный апофеоз одной из лучших французских симфоний.